Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь. Страница 58

Цзя Чжэн сокрушенно покачал головой:

— Плохо! Очень плохо!

Покинув домик, гости пошли дальше. Они огибали горки, любовались цветниками, разглядывали камни. Миновали арку из увитых чайными розами решеток, обошли садик, усаженный гортензиями, и очутились во дворе, где росли красные розы, миновали стоявшие в ряд бананы и продолжали идти, пробираясь между деревьями. Вдруг донеслось журчание ручейка, он вытекал из каменного грота, образуя небольшое озерко, где плавали лепестки цветов. Над входом в грот свисали ползучие растения.

— Что за прелесть! — вскричали гости.

— А для этого места какое вы предложили бы название, господа? — спросил Цзя Чжэн.

— Здесь и придумывать нечего, «Улинский источник», — ответили все в один голос.

— Название избитое, да и по существу не подходит, — возразил Цзя Чжэн.

— Ну, а если «Убежище жителей Циньского царства»? [161]

— Это выражение здесь вообще ни при чем, — не вытерпел Баоюй. — Оно означает: «скрываться от смуты». Лучше уж «Отмель осоки и заводь цветов».

— Глупости! — резко оборвал сына отец и обратился к Цзя Чжэню: — А лодки здесь есть? — Ему захотелось побывать в гроте.

— Должны быть четыре лодки для сбора лотосов, — ответил Цзя Чжэнь. — И одна с помостом, для прогулок, но они еще не готовы.

— Жаль, что не удастся побывать в гроте! — произнес Цзя Чжэн.

— Туда можно пройти через горку, по узкой извилистой тропинке, — сказал Цзя Чжэнь и стал подниматься наверх, остальные — за ним, хватаясь за кусты и лианы. Когда добрались до вершины и глянули вниз, на озерко, воды не увидели — поверхность была сплошь усеяна лепестками, ручеек же, бежавший между камней, казался прозрачным и чистым. На берегу озерка, над самой водой, склонились плакучие ивы, росли абрикосы и персики, всюду царили чистота и порядок. Между ивами виднелся деревянный арочный мостик с красными перилами, от мостика в разные стороны разбегались тропинки, чуть поодаль стоял чистенький домик под черепичной крышей, обнесенный кирпичной стеной, утопавшей в цветах. Отроги главной горки доходили до самой стены и проникали во двор.

— Чтобы выстроить дом в таком месте, надо быть начисто лишенным вкуса! — недовольно заметил Цзя Чжэн.

Возле дома, как только вошли в ворота, неожиданно увидели изящную горку из самых разнообразных камней причудливой формы; эта горка заслоняла собой скрытые в глубине двора строения. Ни деревьев, ни цветов не было, зато росли различные травы: диковинные лианы и плющ свешивались с горки, пробивались между камней, обвивали колонны строений, опутывали ступени крыльца, ползли по крыше, изумрудными гирляндами колыхались в воздухе, переплетаясь между собой подобно золотым шнурам; некоторые цвели, и цветы их напоминали не то киноварь, не то коричник и так благоухали, что аромата прочих цветов совсем не чувствовалось.

— Ого, интересно! — воскликнул Цзя Чжэн. — Что это за растения?

Ему пояснили, что это плющ и лианы.

— Разве они так чудесно пахнут? — удивился Цзя Чжэн.

— Нет, конечно, — снова вмешался Баоюй. — Среди этих растений есть, конечно, плющ и лианы, но аромат исходит от поллии и душистой лигулярии. А это, вероятно, гардения, а то — золотистая пуэрария. Вот эта трава называется зверобой, а там растет душистая яшмовая лиана. Красные цветы — это пурпурная рута, синие — ирис. Мне кажется, здесь собраны все удивительные травы, упоминавшиеся в «Лисао» [162], а среди них, кажется, мята, имбирь, шелковый шнур и фиолетовый бархат. Есть еще каменный парус, прозрачная сосна, камыш фулю — они встречаются у Цзо Тайчуна [163] в его «Оде о столице княжества У». А зеленые ростки, красный перец и изящный лотос, которые я вижу здесь, можно найти в «Оде о столице княжества Шу». Но они созданы в незапамятные времена, старые названия забыты, и эти растения теперь называют по-другому, в зависимости от их формы…

— Тебя не спрашивают, — одернул сына Цзя Чжэн.

Баоюй сразу умолк и попятился.

Цзя Чжэн огляделся и пошел к крытым галереям по обе стороны домика. Сам домик состоял из пяти комнат, там были террасы и навесы из циновок; искусно выкрашенные стены и затянутые тонким зеленым шелком окна придавали ему скромный и строгий вид.

— Что может быть приятнее, чем готовить чай на этих террасах и играть на цине, — со вздохом произнес Цзя Чжэн, — здесь даже благовония не нужны. Все устроено наилучшим образом, и я надеюсь, что у вас, господа, найдется достойное название, которое украсит доску над входом в этот дом, и нам не придется испытывать стыд из-за того, что надпись несовершенна.

Все заулыбались, заговорили:

— Пожалуй, лучшего названия, чем «Благоуханный ветер и душистая роса», не придумать.

— Что же, это неплохо, — согласился Цзя Чжэн. — Но как быть с парной надписью?

— Я уже придумал, — отозвался один из гостей. — Пусть все послушают и выскажут свое мнение.

И он громко прочел:

Орхидей все гуще во дворе
при косых лучах душистый запах.
До косы песчаной в полнолунье
аромат свой донесла дужо [164].

— Прекрасно! — вскричали все разом. — Вот только слова «косые лучи» не очень годятся!

Тут гость, предложивший надпись, привел древние стихи: «Двор наполнен ароматом трав зеленых, при косых лучах слез не удержать…»

— Какое уныние наводят эти стихи! — воскликнул кто-то, отражая явно общее мнение.

— Позвольте, я предложу свою парную надпись, — заявил один из гостей, — а вы рассудите, что хорошо в ней, что плохо!

И он прочел:

Яшмовоподобной астры здесь,
около трех троп, благоуханье!
Золотоподобных орхидей [165]
во дворе при лунном свете яркость.

Цзя Чжэн потеребил усы, подумал, но вместо того, чтобы сочинить парную надпись, как намеревался, прикрикнул на стоявшего рядом Баоюя:

— Ну, чего молчишь, теперь твоя очередь! Ждешь особого приглашения?

— В этом месте ничто не напоминает ни золотоподобную орхидею, ни лунный свет, ни песчаную косу, — ответил Баоюй, — и если, подражая древним, идти таким путем, то, придумай мы хоть двести надписей, ни одна не сгодится.

— И откуда в тебе столько дури! — развел руками Цзя Чжэн.

Баоюй между тем продолжал:

— По-моему, лучшей надписи, чем «Чистый аромат ириса», и желать не приходится, а парную надпись я предложил бы такую:

Орех мускатный он воспел в стихах,
и стали эти строки всем известны.
Во сне увидел много чайных роз —
все до единой были так душисты!

— Так ведь это подражание! — возразил Цзя Чжэн. — Нечто подобное уже было. Вот послушайте!

Когда пишу я о листве банана,
слова мои как будто зеленеют…

— Вспомните «Башню Фениксов» Ли Тайбо [166], ведь это подражание «Башне желтых журавлей»! — заметил один из гостей. — Главное, чтобы подражание было искусным! А надпись, предложенная вашим сыном, пожалуй, изящнее строки «Когда пишу я о листве банана…».

— Да что вы! — улыбнулся Цзя Чжэн.

Так, разговаривая между собой, гости продолжали путь. Вскоре их взору открылись величественные палаты, вознесшиеся к небу многоярусные пагоды и соединенные между собой крытыми переходами храмы, от которых вдаль убегали извилистые дорожки. Ветви раскачивавшихся на ветру деревьев бились о карнизы храмов и пагод, яшмовые орхидеи у входа вились по ступеням, украшенным с двух сторон оскаленными мордами диких зверей, золочеными головами драконов.

вернуться

161

«Уланский источник» — то есть «Персиковый источник», произведение поэта Тао Юаньмина, в котором рассказывается, как рыбак из Улина, проплыв по Персиковому источнику, открыл «Убежище жителей Циньского царства» — сказочную страну, куда якобы бежали от невзгод жители царства Цинь в III в. до н.э.

вернуться

162

«Лисао» («Скорбь изгнанника») —поэма великого китайского поэта Цюй Юаня (340—278 гг. до н.э.).

вернуться

163

Цзо Тайчун (Цзо Сы) — поэт IV в. н.э.

вернуться

164

Дужо — ароматная трава.

вернуться

165

…Яшмовоподобной астры… золотоподобных орхидей… — В этих определениях скрыта ирония автора романа, свидетельствующая о дурном вкусе сочинителей-аристократов.

вернуться

166

Ли Тайбо (Ли Во, 701—762) — великий китайский поэт.