Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь. Страница 81

— Когда, будучи при дворе, я услышал, что вы получили указ описать имущество семьи Цзя, то был совершенно спокоен, — отвечал Бэйцзинский ван, — ибо знал, что никто из невинных не пострадает. Кто мог подумать, что этот Чжао отъявленный негодяй? Где Цзя Чжэн и Баоюй? Они наверняка вне себя от волнения!

— Цзя Чжэн под стражей, — доложили ему, — а вещи описывают все подряд, без разбору.

— Немедленно приведите Цзя Чжэна, — распорядился Бэйцзинский ван. — Я хочу у него кое-что спросить.

Цзя Чжэн пал на колени и, чуть не плача, молил о пощаде.

— Успокойтесь, дорогой Чжэн, — сказал Бэйцзинский ван, дотронувшись до руки Цзя Чжэна, и сообщил ему о высочайшем повелении.

Цзя Чжэн был растроган до слез. Он обратился лицом к северу, туда, где находился дворец государя, и, вознеся благодарность, подошел к Бэйцзинскому вану, ожидая приказаний.

— Дорогой Чжэн, — продолжал Бэйцзинский ван, — о вещах, которыми пользоваться запрещено, и о расписках, где значатся двойные проценты, умолчать не удастся, ибо стражники уже доложили о них Чжао Цюаню. Вещи могли быть приготовлены для вашей гуйфэй, так что вашей вины в этом нет. Но как быть с долговыми расписками? Покажите чиновникам имущество, которым владел Цзя Шэ, на том и закончим. Только ничего не утаивайте, ибо станете соучастником преступления.

— Я и так провинился! — вскричал Цзя Чжэн. — Так разве посмею усугублять свою вину?! Оставленное дедом наследство мы не делили, поэтому личной собственностью могут считаться лишь вещи, которые имеются у каждого из нас в доме.

— Ну, это ничего! — воскликнули ваны. — Передадим в казну только то, чем владел сам Цзя Шэ.

Ваны наказали чиновникам действовать строго в соответствии с высочайшим повелением и не своевольничать, после чего чиновники удалились выполнять приказ.

В тот день в комнатах матушки Цзя тоже накрыли столы для семейного пира. Госпожа Ван говорила:

— Если Баоюй не выйдет к гостям, отец может рассердиться.

— Я думаю, Баоюй вовсе не боится бывать на людях, — со вздохом произнесла Фэнцзе. — Просто он знает, что гостей у отца будет много, обойдутся и без его услуг, и решил остаться прислуживать бабушке. Пока не позовут, ходить туда Баоюю нечего!

— Ох эта Фэнцзе! — смеясь, воскликнула матушка Цзя. — Больная, больная, а на язык здоровая!

Тут с криком вбежала перепуганная служанка:

— Старая госпожа, госпожа! Беда… Разбойники… тьма-тьмущая! Все в шапках и сапогах. Перерыли все корзины и сундуки, уносят вещи!

Матушка Цзя остолбенела.

Следом примчалась Пинъэр, с непокрытой головой, растрепанная. Она прижимала к груди Цяоцзе и сквозь рыдания восклицала:

— Все пропало! Я как раз кормила Цяоцзе, когда привели связанного Лай Вана. Он успел крикнуть: «Барышня, беги предупреди женщин, чтобы поскорее спрятались! Приехал господин ван, будут описывать имущество!» Я со страху чуть не умерла! Бросилась в дом, чтобы спасти самые ценные вещи, но меня вытолкали оттуда. Скорее прячьте украшения и одежду!

Госпожи Син и Ван едва не упали в обморок и никак не могли сообразить, что делать. У Фэнцзе глаза округлились от ужаса, она поднялась было, но тут же, словно подкошенная, рухнула на пол. Матушка Цзя лишилась дара речи, и из глаз у нее потекли слезы.

Служанки без разбору хватали вещи и прятали их куда попало. Поднялась невообразимая суматоха. Вдруг снаружи послышался голос:

— Всем женщинам велено удалиться! Сюда направляется почтенный господин ван!

Баочай и Баоюй в растерянности смотрели, как мечутся служанки, хватают и тащат вещи. Но тут прибежал запыхавшийся Цзя Лянь.

— Все в порядке, не волнуйтесь! — еще издали закричал он. — Господин Бэйцзинский ван выручил нас!

Все бросились к Цзя Ляню, желая поподробнее его расспросить, но Цзя Лянь, увидев, что Фэнцзе в беспамятстве лежит на полу, бросился к ней и разразился безудержными рыданиями. Матушка Цзя еще больше разволновалась.

К счастью, Пинъэр не растерялась, быстро привела Фэнцзе в чувство и приказала служанкам уложить ее в постель. Матушка Цзя постепенно тоже пришла в себя, но продолжала плакать, и Ли Вань ее утешала.

Наконец, Цзя Лянь рассказал о том, что произошло, какими добрыми оказались Бэйцзинский и Сипинский ваны. Умолчал лишь об аресте Цзя Шэ, чтобы не расстраивать госпожу Син, и поспешил к себе в дом. Там уже похозяйничали чиновники. Сундуки все были открыты, шкафы взломаны, вещи наполовину растащены.

Цзя Лянь, обезумев от ужаса, смотрел на представившуюся ему картину, и по щекам его катились слезы. В этот момент его окликнули. Цзя Лянь обернулся и увидел, что Цзя Чжэн вместе с сопровождающим его чиновником составляет опись вещей. Чиновник перечислял:

— Статуя бодхисаттвы из кедрового дерева — одна. Статуя богини Гуаньинь из кедрового дерева — одна. Подставка для статуй Будды — одна. Четок из кедрового дерева — две связки. Золотая статуя Будды — одна. Зеркал в позолоченной оправе — девять. Статуй Будды из яшмы — три. Один набор фигурок, состоящих из бога счастья и восьми бессмертных. Жезлов «жуй» из яшмы, золота и кедра — по два. Ваз из древнего фарфора — семнадцать. Старинных безделушек и украшений — четырнадцать сундуков. Старинный яшмовый кувшин — один. Малых яшмовых кувшинов — два. Яшмовых чашек — две пары. Стеклянных ширм — две. Ширм для кана — две. Стеклянных блюд — четыре. Яшмовых блюд — шесть пар. Чашек с облупившейся позолотой — восемь. Золотых ложек — сорок. Больших серебряных блюд и чашек по шестьдесят штук. Палочек для еды из слоновой кости, оправленных в золото, — четыре пары. Больших позолоченных чайников — двенадцать. Чайных подносов — два. Серебряных блюдец и кубков — сто шестнадцать. Шкурок чернобурой лисицы — восемнадцать. Соболиных шкурок — пятьдесят шесть. Лисьих и песцовых шкурок — по сорок четыре штуки. Шкурок рыси — двенадцать. Беличьих шкурок, снятых чулком, — двадцать пять. Бобровых шкурок — двадцать шесть. Шкурок морской собаки — три. Тигровых шкур — шесть. Шкурок выдры — двадцать восемь. Бараньих шкурок, выделанных, окрашенных в коричневый цвет, — сорок. Каракулевых шкурок черных — шестьдесят три. Шкурок мускусной крысы — двадцать. Шкурок пятнистых крыс — двадцать четыре. Бархата — четыре куска. Беличьих шкурок — двести шестьдесят три. Атласа — тридцать два куска. Сукна — тридцать кусков. Сатина — сто тридцать кусков. Флера — сто восемьдесят кусков. Крепа — тридцать два куска. Вееров из шелка и из перьев — двадцать два. Узорчатого шелка — восемнадцать кусков. Других тканей разных цветов — тридцать кусков. Меховых одежд разных — сто тридцать две штуки. Одежд меховых на матерчатой подкладке и одинарных — триста сорок. Часов — восемнадцать. Поясов — девять. Прочих вещей из бронзы и олова — более пятисот. Жемчуга — девять связок. Головных украшений из червонного золота — сто двадцать три. Драгоценности мелкие разные — не подсчитывались. Подушек из желтого шелка, употребляемых при императорском дворе, — три. Украшений, платьев и юбок, разрешенных к ношению только в императорском дворце, — восемь наборов. Яшмовых поясов — два. Желтого атласа — два куска. Серебра — семь тысяч лянов, золота — сто пятьдесят два ляна. Медных монет — семь тысяч пятьсот связок.

Затем шло перечисление утвари и вещей, которые присылали во дворец Жунго в качестве подарков. Бумаги на право владения землей и строениями и вся деловая переписка членов семьи Цзя были опечатаны.

Цзя Лянь, стоя в отдалении, слушал чтение описи и недоумевал, почему в списке нет вещей, изъятых у него. Но когда чтение основного списка закончилось, он вдруг услышал:

— Среди изъятых вещей имеются долговые расписки, по которым взимались недозволенные проценты, что уже само по себе является вымогательством. Если Цзя Чжэн укажет их владельца, это смягчит его вину.

Цзя Чжэн, стоявший на коленях, ударил челом и воскликнул:

— Ведь я не занимался домашними делами и ничего об этом не знаю. Спросите у моего племянника Цзя Ляня!

— Сундук с этими бумагами найден в моей комнате, — воскликнул Цзя Лянь, — так посмею ли я от него отказаться?! Только прошу вас, смилуйтесь, господин! Мой дядя и в самом деле ничего об этом не знает.