Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 19
– Вот так вот и получается, когда за шары берется тот, кто много о себе думает, – назидательным тоном произнес он, иронично поглядывая на окружающих. – Чтобы не выглядеть скоморохом… – Его тут же перебили дружным хохотом, ну да, мол, кто бы говорил, сам-то… – Повторяю, – надев серьезную личину, продолжил Виктор, – чтобы не выглядеть скоморохом, нужно идти от простого к сложному. Берем один шар и подбрасываем его. – Он подбросил означенный шар примерно на метр, легко поймал его, и так несколько раз. – После того как научитесь ловить шар правой рукой, бросайте другой – левой, да так и продолжайте: один бросаете и ловите левой, другой – правой. Конечно, ничего сложного в этом нет, вон шары лежат, пусть кто-нибудь попробует. Да не одновременно бросай-то, а вразнобой. Ага, не получается? А я про что. Как только натешились с двумя шарами, можно присоединить и третий.
Так, постепенно увеличивая количество, он вскоре поднял в воздух все шары. Но ведь ОНА ждала от него чего-то другого. Ее взгляд подтверждал: она просто не верит, будто это все, на что он способен. Вообще-то у Добролюба были еще коленца в запасе, но ведь без тренировки и так чуть было не опростоволосился, хорошо хоть как-то сумел выкрутиться. Куда усложнять-то? Но попробуйте расскажите об этом павлину, расправившему хвост и всячески желающему произвести впечатление на паву.
Виктор и сам не понял, как такое произошло. Крикнув Ждану:
– Лови! – он бросил ему один из шаров.
Тот исправно поймал и, ничего не понимая, уставился на скомороха. А тот ему кивнул, мол, давай. Ждан еще пару секунд осознавал произошедшее, а затем бросил шар скомороху. Виктор не просто его поймал, но тут же вплел в хоровод остальных. Затем снова шар полетел к Ждану, потом – еще к девушке, потом – к парню. Виктор время от времени подбрасывал шары зрителям, бросал так, чтобы им удобно было поймать. Никакой скорости и мастерства в жонглировании от них не требовалось, только поймать и подбросить обратно. Постепенно в полете между жонглером и зрителями непрерывно было уже по три-четыре шара. Одна девка, злыдня, хохоча от удовольствия, неумело и жеманно замахнулась и бросила шар в Виктора и ладно бы попала, а то еще и в сторону швырнула. И как только он извернулся, чтобы не уронить и этот, и все остальные! Для Виктора это осталось загадкой. Глазенки девицы горели и просили еще, но Виктор решил не рисковать: ну ее, ума нет – считай калека. Она небось решила, что он чудеса может творить, сам ведь сказывал «от простого к сложному», вот она и изгаляется.
Потом он встретился взглядом со Смеяной. Та смотрела на него с азартом, нетерпением и обидой одновременно. Как же так, а ей шар? Всем вон бросил, а ей – ни разу. А еще словеса всякие говорил, мол, и ликом пригожа, и голосок как ручеек. Но тут он посмотрел ей в глаза, крикнул:
– Лови, – и бросил шар.
Отец Небесный, вот счастье-то! Лицо девушки прямо расцвело. Она ловко ухватила шар, а затем легонько, без каверзы, бросила обратно. Хорошая девочка.
Когда дошло до ножей, публика уже гудела, как растревоженный улей, в предвкушении чего-то эдакого. Больно уж ловок скоморох оказался. Хотя поначалу и разочаровал, но, как выяснилось, он так забавлялся. Им было жутко интересно, к тому же сами в представлении поучаствовали. Как и с шарами, с ножами у скомороха ну никак не ладилось. Приладили листочек, он должен в него попасть, а ножи только вокруг и ложатся, в саму цель никак не угодят. Все, закончились. И это скоморох, который забавляет своим мастерством народ? Понятно, что ни один клинок не отскочил и все они торчат из столешницы, но листок-то целехонек!
– А ить не попал, касатик, – прозвучал в наступившей тишине озадаченный голос тетки Большухи. И тут загомонили остальные.
– Точно, не попал, – озадаченно почесал в затылке скоморох, отчего толпа разразилась дружным хохотом. Они уже поняли, что где-то есть подвох, но вот где… – А что, грамотные-то среди вас найдутся ли?
– Да уж пограмотнее тебя будем!
– А тебя что, грамоте нужно обучить? Без этого в цель не попадаешь?
Шутки посыпались, как из рога изобилия, вот только было видно, что все шутники пытаются понять, что такое удумал этот лицедей, и никак не поймут. Смеяна тоже заинтересованно смотрела то на него, то на столешницу, а он, аспид, ни с места и даже бровью не повел. Да в чем секрет-то? Ведь явно что-то удумал! Вдруг она внимательно присмотрелась к ножам, которые он и не думал вынимать из столешницы. Ну конечно!
– Дак он буковку выписал, – догадавшись, выкрикнула она.
– Какую буковку? – вскинулся народ.
– Аккуратную такую – «С».
– Точно, – прищурившись, согласилась Большуха. – Ты опять, аспид?
– Чего «опять», тетка Большуха? – пожал плечами Виктор.
– Буковка?
– Ну буковка. «Скоморох», стало быть. А ты о чем удумала?
– Я это… того… Подумалось…
– А ты не думай, так проще будет.
Народ грохнул дружным хохотом, а у красавицы румянец ярче стал от смущения – догадалась, выходит, и от удовольствия – польстил, получается. Бабушка-травница на дороге не врала и не преувеличивала, когда говорила, что девки отчего-то чуть не вешаются на скоморохов. А он собой еще и благообразен, рассмотрел свое отражение в кадке с водой: не писаный красавец, но вполне хорош собой. По всему выходит, что заинтересовал он ее. Нет, того, что творилось с ним, у нее и близко не наблюдалось, но вот не безразличен, и то хлеб.
Потом он метал еще, выписывая разные фигуры, а под конец предложил смельчаку встать у щита. Насколько шумной была толпа секунду назад, настолько же тихой она стала сейчас. Одно дело – за мастерством наблюдать со стороны и совсем иное – вот так… А ну как рука дрогнет? Ведь ножи в дерево входят не шутейно: каждый раз скоморох с усилием их выдергивает, да не просто, а с раскачкой.
– Я встану, – бросила Смеяна и, хмыкнув, устремилась к щиту. Нет, недаром все же дали ей имя. Такое впечатление, что она смешинку проглотила и та не дает ей покоя.
Тут же из толпы подалась высокая и статная бабенка, которая, подойдя к Смеяне, уже занявшей свое место, бесцеремонно оттеснила девушку в сторону и встала вместо нее.
– Неча тебе тут делать, красота наша. Иди со стороны смотри.
– Беляна…
– Ступай, говорю. Или батюшке обсказать? Чего встал? – обратилась она к скомороху. – Мечи.
Беляна встала, словно партизан перед строем расстрельной команды, решительная и несгибаемая, всячески стараясь не выказать свой страх и внутренне трясясь как осиновый лист. Вся эта гамма чувств была написана на ее лице и читалась как в открытой книге. Виктор мысленно поблагодарил Бога за такой поворот событий. Когда у щита оказалась Смеяна, он понял, что не сможет бросить ни одного ножа: он был уверен на все сто, что его рука дрогнет. А так… Да легко! А еще и под ее пристальным взглядом. А получите!
Десять ножей обрисовали фигуру Беляны, войдя в притирку с сарафаном, но не прорезав ткань, не говоря уже о самом теле. Пока последний нож с глухим стуком не вошел в дерево, над площадкой висела напряженная тишина. Но как только последний снаряд был израсходован, раздался общий вздох облегчения. А то! Разве ж можно так издеваться над людьми!
– Ты, как я погляжу, в ударе, Добролюб, – когда страсти поутихли, донесся голос Градимира. – И пользуешься успехом.
Едва люди услышали голос боярича, тут же поспешили разбежаться. Какому господину понравится смотреть, как бездельничает и забавляется дворовая челядь, будто иных забот нет? Смеяна же, к удивлению Виктора, ничуть не стушевалась, а, наоборот, с каким-то задором, словно молоденькая козочка, подскочила к Градимиру и схватила его за руку:
– Папка, ты видел, как он управляется с ножами?!
Папка?! Что за… Нет, ну надо же! Впервые в жизни его накрыло так, что вздохнуть невозможно… И она вроде как на него внимание обратила… Нет, эту девчушку лучше сразу выкинуть из головы. Он сейчас не в своем родном мире, где в принципе возможно все и классовые различия все же преодолимы. Не сказать, что их совсем нет, но это только бледная тень того, что существует здесь и сейчас. Имелись красивые баллады, в особенности на Западе, о простых воинах или бардах, которые добивались и положения, и своих возлюбленных, так сказать «Золушка наоборот», но он давно уже в сказки не верил.