Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 29

Вот же натура человеческая! Понимает: тут не то что надеяться, а даже и помыслить о том нельзя. За один лишь взгляд с его стороны можно поплатиться головой, потому как разница между их положением не просто огромна, это пропасть, бездонная и безбрежная, такая, что ни о каких мостках и речи быть не может. Ан нет. Уж специально отводит взгляд в сторону, чтобы не видеть ее, а он, зараза, сам скользит по толпе и выискивает ее всякий раз. Да еще и разочарование на скомороха находит, когда этой непоседы на прежнем месте не оказывается. Он тут же начинал паниковать и настойчиво ее искать. Находил, успокаивался и с новой энергией продолжал выступление.

– Порадовал. Ох порадовал ты меня и домочадцев моих, Добролюб, а за радость и платить радостно. Держи.

С этими словами боярин, хлопнув Виктора по руке, вложил в нее три увесистых серебряных кругляка. Видать, выступление и впрямь пришлось по душе воеводе, если он целую гривну серебра пожаловал. Вот только такие дни были великой редкостью. В основном заработок скомороха на торжке исчислялся копейками, крайне редко дотягивал до рубля. Новое предприятие приносило куда больше, но с ним было покончено, причем волевым решением именно этого благодетеля. Ну да и ладно, значит, скорее приступит к работе.

Одарив Волкова серебром, боярин не спешил отпускать его, а пригласил пройтись в сад. Там, в тени яблони, усадил скомороха за столик, который быстро сервировали запотевшим кувшином пива, двумя кружками и нехитрой закуской. Вообще-то это было нетипично. Больше было бы понятно, кабы боярин сидел и с удовольствием потягивал хмельной напиток, а скоморох стоял и глотал слюни. Но вот отчего-то воевода поступил иначе. Впрочем, покопавшись в памяти, Виктор припомнил, что случалось такое со скоморохами, которые особо смогли порадовать хозяев, сажали их за общий стол. Правда, на самый дальний край, где-нибудь на уголочке. А случалось, что хозяева и вот так утаскивали с собой скомороха пображничать, потому как остальные уже приняли позу: мордой в салат. Вот только при этом хозяева и сами находились в таком состоянии, которое характеризуется выражением: «Ты меня уважаешь?» А у воеводы даже хмель заметен не был.

– Вот смотрю я на тебя и вижу, что талант у тебя радость людям несть, жалко, коли такой скоморох пропадет.

– Дак, батюшка-воевода, если я не брошу это занятие и углом своим не обзаведусь, конец будет один. И радостным его не назвать, коли сегодня о грядущей старости не позабочусь.

– Значит, давешний разговор был всерьез? – Вот ни капли хмеля: вид серьезный, взгляд внимательный. Да что же это такое делается? Отчего такое внимание-то простому скомороху!

– Все всерьез.

– И то, что такого прибыльного заработка лишился, а имеющихся денег тебе может недостать, тебя не остановит?

– Нет, батюшка-воевода. – Виктор даже попытался привстать и отвесить поклон, но Световид жестом остановил, мол, не надо, все понял, все оценил. Как это у него получалось, Волков понять не мог, но вот не было необходимости в словах, и все тут.

– Ну тогда слушай меня. Недалеко от села Приютного на самом тракте есть постоялый двор. Тамошний хозяин отчего-то решил, что честного заработка с постойных ему мало, и вздумал связаться с лихими людишками. За то он предстал перед законом, а домочадцы его в кабалу попали, подворье же отошло в казну. Проку казне от того мало, так что выставлено подворье на торги, да только желающие покуда не сыскались.

– Странно это, – уж больно расслабившись, вставил реплику Виктор, невольно перебив хозяина. За это получил строгий взгляд, после чего до боли прикусил язык. Нельзя тут так, и без того милость неслыханная оказана.

– Странно, да не очень, – все же нашел в себе силы сдержаться воевода, в очередной раз удивив своего собеседника. – Цена на подворье уже три месяца стоит высокая, а если покупатель не сыщется, то на днях она должна понизиться. Вот и ждут, чтобы подешевле выкупить, а это почитай треть от первой цены, ну никак не меньше. Правда, цена все одно не низкая, сто двадцать рубликов вынь и положь. Вижу, не радует тебя известие… А как насчет того, что построек там изрядно, есть малая кузня, чтобы обиходить коней да повозки?.. Сараи, клети, конюшня, сеновал крытый, хозяйственное подворье, дом в два этажа с множеством комнат да огород изрядный. Конюшня ямская имеется, за содержание коей хозяину послабление в податях полагается. Коли ты не врал в том нашем разговоре, то тебе там раздолье получится…

– Чегой-то вы тут? Пиво пьете? – В разговор вдруг влез старик, которого Виктор видел и раньше.

Да мало ли стариков есть. Умный хозяин не станет разбрасываться людьми, даже если они стали старыми и немощными, как этот, вон почитай и не разгибается уже. Это лишний раз показывает холопам, оставшимся бездетными, что при преданной службе они не будут оставлены или выброшены за ненадобностью. Но этот вообще-то вел себя особенно вольно. Может, дядька?

Была такая особенность в боярских семьях. Жена считалась существом практически бесправным, а потому воспитанием детей занимался отец. Ну как занимался… Пока дети были грудного возраста, то смотрели за ними кормилицы, а как подрастал ребенок, то тут уж происходило деление. Если девочка, то кормилица и дальше воспитывала ее, только теперь прозывалась нянькой, а коли мальчик, то его воспитанием занимался дядька, причем должность эта была пожизненная, если воспитатель не вызовет неудовольствие господина. Так вот, эти самые няньки и дядьки очень уж вольно себя вели со своими воспитанниками, даже когда те становились вполне себе взрослыми. Другое дело, что место свое они знали и если отпускали подзатыльник или шлепали по заду, то только будучи наедине с воспитанниками.

По всему выходило, что старик и был дядькой боярина. Никому другому такое обхождение нипочем не простилось бы, а уж тем паче то, что старичок спокойно опустился на скамью рядом с Виктором, бесцеремонно сграбастал его кружку и сделал маленький глоток, крякнув от удовольствия. Боярин только удивленно вздел бровь, глядючи на нахала и… ответил:

– Беседа у нас задушевная.

– Это хорошо. Ты, Световидушка, если не против, я послушаю тут.

Нет, как есть дядька. Ну кому еще такое будет позволено? Можно, конечно, решить, что отец, да только боярин-то вроде глава семьи. Да и сел он не рядом с хозяином дома, а подле скомороха. А то, что вот так ведет себя, так и года уже какие, и обстановка неофициальная.

– Отчего же, послушай. Так вот, Добролюб, – вновь вернулся он к прежнему вопросу, – если ты выкупишь этот постоялый двор, то выгода получится всем. Казна получит прибыток, ты – дом, да как хотел – просторный. На дороге остается постоялый двор, и никому не нужно ломать голову, как устроить постой проезжих купцов и иного люда. Да и ямской двор там же устроен. Тебе и на прокорм деньга будет, и место, чтобы мастерскую сладить и делом своим заняться.

Отчего-то у Виктора сложилось стойкое убеждение, что его уговаривают выкупить подворье и стать владельцем постоялого двора на тракте. Дело, кстати, прибыльное, но только какой прок в том Световиду? С другой стороны, воевода вполне может посчитать, что тех денег, что он дал скомороху, вроде как и недостаточно, а возможно, его заинтересовали слова Добролюба о том, что хочет он организовать не просто ремесленную мастерскую, а прямо-таки мануфактуру. На фоне происходящего в Брячиславии, если дело пойдет, перед великим князем лишний плюсик ой как не помешает. Опять же при этом он просто выполнит свои обязанности. Постоялый двор все равно нужно передавать в частные руки, потому как практика показывает: будучи в казне, эти хозяйства быстро ветшают и перестают приносить доход, вот удивительное дело. Но если есть хозяин, то с подворьем порядок.

– Это какую такую мастерскую?

Вот старик, ведь с огнем играет. Но Световид даже бровью не повел. Он терпеливо и обстоятельно ответил на вопрос. Старик с любопытством посмотрел на скомороха, и Виктор дал понять, что подтверждает сказанное воеводой. Удовлетворенный кивок, понял, мол, и опять молчание, вот только кружку Волкова он окончательно прихватизировал. Впрочем, тот и не решался пить с воеводой, составил компанию за столом – и ладушки. Как себя вести в данной ситуации, не могла подсказать и память Добролюба, потому как такое с ним было впервые.