Пусть идет снег - Грин Джон. Страница 21

Я буквально всем своим телом ощущал силу своего кровяного давления. А она, отбросив волосы назад, выглядела поразительно спокойной.

— На войне как на войне, — ответила она.

Первые восемь километров пути были просто прекрасны: шоссе петляет по горам, так что дорога не очень надежная, но машин, кроме нашей, не было, а асфальт, хоть и мокрый, не замерзал — его посыпали солью. К тому же я ехал осторожно, со скоростью всего тридцать километров в час, так что эти повороты не казались особенно страшными. Мы довольно долго молчали — наверное, вспоминали, как мы карабкались на этот холм. Время от времени Джей громко выдыхал через рот и говорил: «Не могу поверить, ни фига не сдохли» — либо что-нибудь подобное. Снег валил очень густой, дорога была очень мокрой, так что музыку я включать не стал, и мы ехали в полной тишине.

Через какое-то время заговорила Герцог:

— А что вам дались эти черлидеры?

Я знал, что обращается она ко мне, потому что я несколько месяцев встречался с девчонкой по имени Бриттани, которая как раз этим и занималась. У нас, вообще-то, собралась довольно хорошая команда черлидеров; их спортивная форма была куда лучше, чем у нашей футбольной команды, которую они «разогревали». Помимо этого, девчонки прославились кучей разбитых сердец — например, Хлоя полностью растоптала Стюарта Вайнтрауба, который заходил к Кеуну в «Вафельную».

— Может, потому что они все сексапильные? — высказал свое предположение Джей.

— Нет. — Я попытался ответить серьезно. — Это совпадение. Мне она нравилась не потому, что она из черлидеров. Ведь она же классная, да?

Герцог фыркнула:

— Ага, так по-сталински: «Всех врагов растопчу».

— Бриттани отличная девчонка. Просто ты ей не нравилась, потому что она просто не догоняла.

— Чего не догоняла? — уточнила Герцог.

— Ну, типа, что ты не представляешь собой опасности. Понимаешь, обычно, если у девчонки есть парень, она против того, чтобы он тусовался с другими девицами. Бриттани не догоняла, что ты и не совсем девчонка.

— Если ты под этим подразумеваешь, что я не читаю журналы про поп-звезд, нормально ем и не страдаю анорексией, не смотрю передачи про моделей и ненавижу розовый цвет, то да. Я горжусь тем, что не совсем девчонка.

Это правда, Бриттани Герцога не любила, но и Джей ей не нравился. Впрочем, и я сам не особенно. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше ее бесили мои шутки, мое поведение за столом, да и все прочее, из-за этого мы и расстались. Хотя, честно говоря, я к этому не очень серьезно отнесся. Ну, я ныл, конечно, когда она меня бросила, но для меня это была не такая катастрофа, как для Вайнтрауба. Наверное, я Бриттани никогда и не любил на самом деле. В этом вся разница. Она была симпатичная, умная… не то чтобы неинтересная, хотя мы, по сути, мало о чем разговаривали. Я никогда не переживал из-за того, как у нас с ней все будет, потому что всегда знал, чем кончится. И никогда не считал, что это будет большая потеря.

Блин, мне ужасно не нравилось разговаривать о Бриттани, но Герцог постоянно поднимала эту тему — может, чисто для того, чтобы побесить меня. Или потому, что у нее у самой никаких жизненных драм еще не было. Она нравилась многим ребятам, но ее как будто никто не интересовал. То есть она не имела обыкновения прожужжать все уши каким-нибудь парнем, типа, какой он милый, и прочей такой пургой. Это мне в ней нравилось. Герцог попросту была нормальная, более естественная, чем другие девчонки: с ней можно было обменяться шутками, поболтать о фильме, она могла в раздражении на тебя наорать, на нее тоже можно было разозлиться, и она не обижалась.

— В целом черлидеры меня не интересуют, — повторил я.

— Но, — вставил Джей, — нас обоих интересуют классные девчонки, которые любят «Твистер». Герцог, дело не в черлидерах: мы просто любим свободу и неукротимый американский дух.

— Ну, считайте меня не патриоткой, но я черлидерства не понимаю. Эта их веселость не возбуждает. Возбуждает мрачное. Возбуждает амбивалентное. Возбуждает то, что оказывается глубже, чем показалось с первого взгляда.

— Точно, — согласился Джей. — Поэтому ты встречаешься с Билли Талосом. Ведь что может быть мрачнее и серьезнее официанта из «Вафельной».

Я бросил взгляд в зеркало, пытаясь понять, шутит ли Джей, и мне так не показалось. Герцог развернулась и стукнула его по коленке:

— Это всего лишь работа.

— Что? Ты встречаешься с Билли Талосом? — Я удивился не только потому, что вообще не ожидал, чтобы наша Герцог стала с кем-то встречаться, но еще и потому, что Билли Талос увлекался футболом и пивом, а Герцог любила Ширли Темпл и театр.

Секунду она молчала.

— Нет. Он просто пригласил меня на зимний бал.

Я промолчал. Странно, что она рассказала об этом Джею, а мне — нет.

— Не хочу тебя обидеть, но у Билли Талоса волосы какие-то сальные. По-моему, если их отжимать раз в день-другой, то Америке, может, и не надо будет больше нефть импортировать, — сказал Джей.

— Я не обиделась, — со смехом ответила Герцог.

Видимо, он ей не так уж и нравился. Но я все равно не мог представить их вместе, даже если не брать в расчет сальные волосы. Билли не казался прикольным или интересным. Но да фиг с ним.

Герцог с Джеем перешли к пылкому обсуждению меню «Вафельной», в частности к вопросу о том, какой тост лучше — обычный или с изюмом. Как для поездки, такая болтовня годилась отлично.

Снежинки, касаясь лобового стекла, немедленно таяли. Дворники работали вовсю. Передний дальний свет падал на снег и мокрую дорогу, и я видел ровно столько, чтобы понимать, где моя полоса и куда я двигаюсь.

Я мог бы ехать по этой дороге очень долго, но уже надо было сворачивать на Санрайз-авеню, чтобы проехать через центр и вывернуть на магистраль к «Вафельной». Было 00:26.

— Слушайте, — перебил я ребят.

— Что? — спросила Герцог.

Я перевел взгляд с дороги на нее:

— С Рождеством!

— С Рождеством! — улыбнулась она. — С Рождеством, Джей!

— С Рождеством, говнюки!

(глава шестая)

По обе стороны Санрайз-авеню тянулись огромные сугробы, высотой с машину, и казалось, что мы едем по дну бесконечного огромного хафпайпа для сноуборда. Джей с Герцогом притихли, мы все сосредоточились на дороге. До центра оставалось километра три, а потом еще полтора на восток до «Вафельной». Наше молчание прервал какой-то рэп из девяностых — зазвонил телефон у Джея.

— Это Кеун, — сообщил он, включая громкую связь.

— РЕБЯТА, БЛИН, ВЫ ГДЕ?

Герцог обернулась, чтобы ее было лучше слышно:

— Кеун, выгляни в окно и скажи мне, что ты видишь.

— Я лучше скажу, чего я не вижу! Ни тебя, ни Джея, ни Тобина перед «Вафельной» нет! Друзья Митчелла из колледжа на связь не выходили, но Билли только что звонили близнецы, и они поворачивают на Санрайз-авеню.

— Тогда все нормально, мы уже здесь, — ответил я.

— БЫСТРЕЕ. Черлидеры хотят «Твистер»! Погодите-ка… они делают пирамиду, и мне надо их подстраховать. Подстраховать! Вы знаете, что это означает? Если они упадут, то в мои объятия. Так что поспешу. — И Кеун повесил трубку.

— Газуй, — велел мне Джей.

Я рассмеялся и не послушался. Нам главное не потерять свою лидирующую позицию.

С точки зрения скольжения по снегу на внедорожнике Санрайз-авеню — удачное место, так как, в отличие от большинства других улиц Грейстауна, она почти ровная. Поскольку я теперь ехал по колее, скорость потихоньку возросла до 40 километров. По моим подсчетам, уже через две минуты мы должны были быть в центре города, а через десять — уже объедаться особыми сырными вафлями Кеуна, которых нет даже в меню. Я уже воображал себе это чудесное лакомство: вафля, а на ней пластинка плавленого сыра «Крафт», — этот одновременно сладкий и соленый вкус, такой насыщенный и сложный, что его даже сравнивать нельзя с другими вкусами — только с эмоциями. Сырные вафли, думал я, это как любовь, и на крутом повороте перед центром я буквально ощутил вожделенный вкус.