Экзамен на зрелость - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 63

— Ну, ты сказал. С одной стороны, там цены залюбуешься, рублей двести похожая духовушка стоить будет. С другой, таких и нет ни у кого. Наши и выделаны получше, и по надежности куда как предпочтительнее. Все же канцелярские мастера с особым рвением к делу подходят. Жизнью как-никак ответить могут.

— Выходит, даром хочешь?

— А как ты думал, при моем-то жаловании, которое почитай все уходит родителям в помощь.

— Да, чуть не забыл. Тебе премия полагается в пятьсот рублей, — с этими словами, Туманов положил на стол вексель. — И разъездные, — теперь на стол лег кожаный кошель, глухо звякнувший монетами. — Сотня золотых. Этого тебе должно хватить с избытком.

Ага. Золото наличностью, потому как при обналичивании векселя в банке, выдадут российской монетой. А Савин опять превращается в иноземного подданного, и лучше бы русскими деньгами не светить. Ну точно, вон Туманов и документы выкладывает.

— Х-ха! Прав-таки оказался шельма. Хотя малость и ошибся.

— Ты это о чем, Алексей? — Взметнул брови ничего не понимающий Туманов.

— Да Лесток. Когда я ему сказал, что мол могу его выдать, так и сказал, что может я тогда и получу сто рублей премии. Выходит, ошибался он. В пять раз ошибся.

— А ты не ерничай, Леша. Не надо. А то нам не известно, что он убийце наймиту, уже уплатил аванс в размере десяти тысяч рублей.

— Хм. И тут не соврал. Да это я так, — Алексей подошел к столу и небрежно взял в руки свои новые документы. — Лесток честно признался, что на допросе молчать не станет и все как есть выложит и даже придумает, если сказанного допрашиваемым будет мало.

— Сод-держательные, как я погляжу, у вас беседы были, — покачав головой, с явным весельем, произнес Туманов.

— А то. На допросе-то он чай не рассказывал, как он за Россею матушку радеет и готов жизнь положить на алтарь нового отечества.

— Не знаю. Во всяком случае, в опросных листах ничего такого не было.

— Крючкотворы. Попомни мои слова, против государя Лесток умышлял, но касаемо того, что не хотел учинить вред России в целом, правда. Просто, ублюдок не верит, что польза Россией может быть обретена без его стараний и чаяний. Ладно о нем. Деньги я так понимаю нужно вернуть казне? Вот векселя, что он мне передал.

— Ты о чем Леша? Нет в опросных листах имени стрелка. Может Лесток все же крепок оказался, а может писарь, ротозей, варежку поймал, но кто должен был пустить пулю в государя, так и осталось покрыто тайной. А как так, то и деньги пропали. Даже не сомневайся, ни Ушаков, ни государь, про них и не вспоминали. А уж мимо Петра Алексеевича копейка не пролетит. Поверь, я знаю.

— Ладно. Тебе верю, — пряча документы и векселя под камзол, произнес Алексей. — До кого добраться-то нужно.

— А прямиком к его преосвященству постучаться в дверку.

— А отчего же не к Людовику?

— Даже не думай. Петр нарадоваться на него не может, а вот кардинал, позабыл, что ему следует заниматься делами духовными, но не мирскими.

— Когда?

— Как можно скорее. Желательно, как только до Франции доберется весть о казни их посла. А вести разносятся очень быстро.

— Не слишком? — Имея ввиду казнь Шетарди, удивился Савин.

— Нормально, — поиграв желваками на скулах, возразил Туманов. — Пусть знают на кого решили руку поднять.

— Значит, выеду пораньше. Только я сначала домой заскочу. Да в Саглино наведаться надо. А то дело к весне, нужно успеть кое-что провернуть, чтобы большую пашню поднять. Помнится, Силин обещался мне одну придумку соорудить, чтобы проще было пахать.

— Не забыл выходит, кому жизнью обязан?

— Па-амятливый, — с явным одобрением на распев подтвердил Алексей. — Думал ссуду в банке возьму, но если так.

— Денег-то хватит?

— Смеешься? Мы мелкие помещики, а не князья и уж тем более не мануфактурщики.

— Ну судя по тому, что к Силину собрался, речь о махине пойдет.

— Сам же говоришь, что добро помнит. Так что, выйдет мне все по самой малости. Он вроде еще обещался провести ее под какую-то испытательную программу. Но все равно, внести кое-какую сумму нужно, чтобы после испытаний, махину не отобрали обратно.

— Понятно. Ну что, в добрый путь?

— Спешишь?

— Да не особо.

— Тогда расскажи-ка ты мне горемычному, как оно все обернулось.

— Так ты же…

— А то ты Ушакова не знаешь. В части касающейся и не более. Ну пока дело крутилось, я и не высовывался. А сейчас-то… Или все еще рано?

— Да легко, — тут же согласился Туманов и вместо того чтобы выйти в дверь, уселся обратно за стол.

Квартира предназначалась для встреч, а потому прислуги не было, и собрать на стол было некому. Да и нечего, если откровенно. Алексею было просто велено, прибыть в эту квартиру и ждать дальнейших распоряжений. Вот он и дождался давнего друга, которого когда-то сам же и привел в, еще прежнюю, Тайную канцелярию.

Поэтому беседовать друзьям предстояло на сухую. Даже в трактир не сходишь. Алексей вообще, как и пришел, так и покинет дом под чужой личиной. Служащие КГБ конечно же работали, но нельзя было сбрасывать со счетов и иностранных шпионов. А Канцелярия сейчас притягивает самое пристальное внимание. Ввиду поднявшегося шума, немудрено. Личность же Алексея не для всеобщего обозрения.

— Значит так, — решительно начал рассказ Туманов. — Государь и Ушаков понимали, что и наши недовольные, и иностранцы будут подбираться к нему. Но к этому худо бедно были готовы. Даже с Лизаветой соответствующую беседу провели. Дали понять, что глаз с нее не спустят. Объяснили, что Петр ей не враг и в доказательство тому, то, что после памятного заговора, ее никто не тронул. Словом, если будет всячески помогать, помня о родственных узах, о том не забудет и Петр, и все у нее будет в порядке.

— Хм. Выходит, Лесток с самого начала был обречен?

— Лиза, она конечно, своего не упустит, но и не храброго сердца человек. Лучше уж оказаться любимой теткой во дворце, пусть и не императорском, чем нелюбимой и в каменном каземате. Так что, с самого начала она была на стороне Петра Алексеевича. Оно может и пожалела бы Лестока, и Шетарди, любовника своего новоявленного, но ты поди разбери кто из них кто. Любой мог работать на нас и завести с нею крамольные беседы. Не доложит о ком, а тот окажется нашим соглядатаем, значит умысел имеется.

— Жестко Петр с нею.

— А выхода у него нет. Человек слаб. А ну как подастся уговорам и впрямь вознамерится корону императорскую примерить. Государь столько всего наворотил, что многие спят и видят престол без него.

— Но Лизавета все же тетка, кровь родная.

— А то, Петр Алексеевич этого не ведает. Ладно, с Лизаветой все ясно. Но тут Петр Алексеевич вдруг решил жениться.

— А ты против? — Со смешинками во взгляде, удивился Алексей.

— Будешь ерничать, ничего больше не буду рассказывать. Вижу, что проникся. Так вот, жена она получается как бы престолонаследница, а значит под прицелом. Анна наотрез отказалась короноваться, и Петр ее поддержал. Однако, жизнь не стоит на месте и от детей никуда не денешься, а значит она все равно окажется под ударом, как и будущий ребенок. Если уж решат посадить Лизавету, то ни перед чем не остановятся. Вот тогда Петр и предложил сделать Екатерину Алексеевну фрейлиной великой княгини. Обставить это как добрую волю императора к опальному дворянству.

— А если кто умыслит что против наследника, то ему прямая дорога к Катерине. Хитро.

— Не без того. Катерина была под плотной слежкой с самого начала, поэтому и на ее связь с Лестоком мы вышли сразу. Впрочем, он уже раньше успел засветиться, как и французский посол.

— А кто Катерину-то опекал?

— А вот это тебе без надобности. Опекали. Настолько хорошо, что успели обнаружить снадобье и подменить его простой водой. Потом еще и выкидыш разыграли. Анна ни в какую не захотела в этом участвовать, так хорошо хоть Ушаков на подобное рассчитывал и подобрали девку с похожей статью. Потом еще и с Блюментростом конфуз едва не вышел. Его же заранее никто в известность не ставил, так он там целый скандал закатил. Насилу утихомирили. Словом, в выкидыш все поверили, а Лесток решил избавиться от Катерины. Кстати, она не стала запираться, даже кнут не потребовался. Как только узнала, что Иван Иванович ее на смерть обрек, так все сразу и рассказала. Ну, а дальше, оставалось только ждать.