Канонир (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 33

Я привстал, приник глазом к щели. Вокруг была видна ежедневная жизнь воинского походного лагеря. Думаю, такую же картину можно увидеть на бивуаке любой армии. Воины ели из котла, чистили оружие, штопали мундиры, точили сабли, между делом рассказывали смешные или скабрезные истории.

Прошли пятеро воинов в строю, неся на плечах мушкеты, с неизменным капралом сбоку, периодически строго покрикивающим на них. Обстановка спокойная — не скажешь, что шведы терпят поражение. Или эта часть осталась в стороне от удара, не участвуя в осаде Пскова? Эх, язык бы шведский знать, но — увы… Тоже мне — лазутчик, сижу в плену в сарае и хочу собрать сведения. Смешно. Главное — не столько добыть важные сведения, сколько передать их своим. Только какие уж тут свои — ни одного в русской одежде я не видел.

Надо попробовать сориентироваться — где я. Так, от Пскова мы скакали на северо–запад, стало быть — в сторону шведской границы. Меня пронзила мысль — а на своей ли, на русской земле я сейчас или уже на шведской? Ведь от места, где меня пленили, мы тоже ехали на северо–запад. Если так, то дело хуже, чем я думал. На своей земле может помочь сбежать или покормить, на крайний случай, кто?то из местных, а для шведов я — чужой.

Обменяют ли меня на пленного шведа? Для войска Ивана я — гражданское лицо. Выкупить — кому? Илья не знает, где я, и будет ли тратить деньги? Я же ему не родня и не зять.

В общем, куда ни кинь — всюду плохо.

Вообще?то деньги на выкуп у меня есть — лежат в моей комнате, только как о них сообщить Илье?

Послышались близкие голоса, лязгнул открываемый замок, в лицо ударил яркий свет.

— Выходи!

Я связанными руками надел на шею сумку с инструментами и вышел. Никто из шведов даже головы в мою сторону не повернул.

Меня привели к добротной бревенчатой избе, воин постучал, и когда из?за двери ответили, провёл меня внутрь.

За простым дощатым столом сидел воинский начальник. То, что он командир, было понятно — на мундире золотые аксельбанты, обшлага рукавов в золотых позументах. Швед развалился на стуле, на столе стояла бутыль с вином.

— Мне сказали, что ты лекарь. Это так?

По–русски швед говорил совсем неплохо, но жесткий скандинавский акцент сразу выдавал носителя чужого языка.

— Истинная правда.

— Тогда почему тебя сопровождал воин?

— Меня вызвали ночью к раненому начальнику.

— К кому?

— Я не знаю — воин не сказал.

— У тебя в сумке медицинские инструменты, при тебе не было оружия, судя по тому, что тебя ночью сопровождали к раненому начальнику, лекарь ты должен быть неплохой, — сделал вывод швед. — Пока идёт война, я отпустить тебя не могу, хотя хочу заверить, что король и мы — его подданные, не воюем с населением. Наша цель — города и крепости.

Швед налил себе вина в кружку, с явным удовольствием выпил.

— Не хочешь ли послужить шведской короне, лекарь?

— И что я буду делать?

— То же, что и раньше — лечить раненых его величества.

— Как пленный, без денег? — деловито осведомился я.

Швед поморщился:

— Ты правильно понимаешь своё положение, так зачем спрашивать? Твоё место будет в обозе, я распоряжусь. Тебе предоставят еду и крышу над головой. За попытку побега — смерть, пугать не хочу, но предупреждаю.

— А если я откажусь?

— Нет, ты разумный человек, зачем тебе неприятности? Посмотри на свои руки.

Я машинально глянул на кисти — они были связаны. Швед понял свою промашку, подошёл и ножом разрезал верёвки. Кисти рук и пальцы закололо иголочками. Я с трудом повернул кисти ладонями вверх, посмотрел. Руки как руки.

— Эх, лекарь. У тебя руки чистые, под ногтями грязи нет, как у большинства других людей. Значит — ты не воин и не землепашец. Такие руки бывают и у дворян, однако одет ты не как дворянин. Руки твои говорят о том, что ремесло твоё чистое. А может, хочешь пойти на каменоломни? В Швеции много скал — работы надолго хватит. Пальцы поломаешь — у каменотёсов такие неприятности случаются.

— Меня выкупят или обменяют.

— Весьма вероятно, но случится это после войны, когда воюющие стороны подпишут мирный договор, и не раньше.

Вот чёрт! Наблюдательный, и в уме не откажешь — может убедить.

— Хорошо, я согласен поработать хирургом. — Я помолчал и добавил: — До перемирия.

— Ты думаешь, войско вашего Ивана сможет нас одолеть? — Швед засмеялся. — В войске порядка нет, передвигаются медленно, пушки в основном в крепостях стоят, воеводы нерешительные.

— А как же Псков? Разбиты ваши войска, отступают.

На лицо шведа легла лёгкая тень досады.

— Это временные неприятности. Война не может состоять из одних побед, бывают и поражения. Кстати, поражение — лучший учитель в работе над ошибками, если у воевод есть мозги. Думаю, наши страны ещё не раз будут воевать.

Швед зычно крикнул по–своему, вошёл часовой.

— Тебя проводят в обоз; связывать больше не будут, однако и без пригляда не останешься, потому будь благоразумен.

Командир минут пять что?то втолковывал часовому по–шведски. Узнать бы, о чём говорят — всё?таки речь обо мне, но увы…

Часовой толкнул меня в спину, указал на дверь. Мы шли по лагерю, и я внимательно разглядывал вражеский бивуак. Надо запомнить — что–где, для будущей работы сгодится, ну и чтобы в случае чего успешно сделать ноги.

Мы подошли к опушке леса. Здесь укрывался обоз — стояли телеги с высокими колёсами, крытые плотной тканью, вроде толстой холстины или брезента. Занятно — у наших я такого не видел. Лошадей не было, скорее всего — паслись вдалеке, чтобы не загадить территорию.

Часовой сдал меня с рук на руки коротышке в мундире, с очками на носу. Я даже удивился. И более простые лорнеты и у русских дворян иногда встречались и стоили бешеных денег, а тут — круглые очки в металлической оправе. Чудно!

Коротышка на ломаном русском спросил:

— Звать?

— Юрий.

— Хирург?

— Да.

— Есть гут. Будешь работать со мной. Слушать меня, подчиняться только мне. Моё имя — Якоб. Вот эти три фуры — наши. Что в сумке?

— Инструменты.

— Интересно. Открой.

Я поставил сумку на телегу, открыл. Якоб перебрал инструменты, некоторые осмотрел внимательно, спросил назначение. Я пояснил.

— Неплохо! Пойдём, посмотришь мои.

Якоб подвёл меня к фуре, откинул крышку одного из ящиков. Инструментов было много, выглядели они попроще моих, но качество! Качество просто отменное! Отличная сталь, полированная до зеркального блеска, соединения — без зазоров. Я покрутил в руках один из них, вздохнул. Мой вздох не остался без внимания. Якоб самодовольно засмеялся.

— Швеция — великая страна, у неё лучшие инструменты и хирурги, а армии короля Карла нет равных, — хвастливо заявил он.

Ну–ну, посмотрим, каков ты в деле.

Якоб показал, где кухня, где палатка, в которой оперируют раненых. В палатке два высоких стола, над ними — по две керосиновые(!) лампы. Здорово! В России пока всё по–лапотному.

Меня накормили, причём солдатская пища не отличалась от нашей. Каша с мясом и нечто вроде эля — слегка хмельное кисловатое пойло. Не думаю, что качество его высокое — начальству наверняка подавали лучше.

Должен заметить, что меня приятно удивила организация лагеря и быта. Взять хотя бы медиков.

У них — свои фуры, палатка и отличные инструменты. У нас — кого только нет в обозе — менялы, маркитанты, купцы, а лекари — от травников до зубодёров, а вот хирургов нет. Того специалиста, кто более всего нужен в воюющей армии — нет. И не скоро будет. Насколько я помню историю, впервые всерьёз взялся за медицинскую службу в армии Николай Пирогов — умелый организатор и великолепный хирург и анатом, положивший начало военно–полевой хирургии, спасший много жизней защитников Севастополя на Крымской войне, значительно опередивший своё время.

Пока не было раненых, я знакомился с инструментами, предоперационной подготовкой увечных — чем обезболивают, чем и как обеззараживают инструмент и рану. И вот здесь я очень удивился. Хвалёные шведские медики лишь стерилизовали инструменты над огнём, а кожу перед операцией ничем не обрабатывали. Для меня это был шок.