Принц Вианы - Старицкий Дмитрий. Страница 52

Ну и дошедший до нашего времени традиционный «поднос морепродуктов» — все же океан в сорока километрах, и рыбаки прямо в Нант с ловли плывут расторговываться. Естественно, помимо омаров и прочих морских гадов царствовали на подносе устрицы, уже раскрытые и уложенные на льду. Возможно, это единственная в Европе еда, которую едят живьем, разве что только полив выдавленным из половинки лимона соком.

— Устрицы, ваше высочество, ешьте обязательно не менее дюжины, — мурлыкал над ухом мэтр Дюран, самолично порхающий между мной и кухней. — После ваших вчерашних подвигов они хорошо восстановят мужскую силу. И даже добавят. А запивать их лучше всего белым мускаде или ледяным сидром.

— Ледяным? — удивился я. — Вы его вымораживаете, как свей [195] зимнее пиво?

— Никоим образом, ваше высочество, — прошелестел ресторатор, — просто его приготавливают из яблок, выдержанных на холоде, как рябина.

И высоко подняв на вытянутой руке кувшин, тонкой янтарной струйкой он налил мне в кружку пальца на два этого напитка. Ловко так, не расплескав ни капли.

— Доливай уже, — сказал я ему, когда он остановил свое акробатическое действо.

— Ваше высочество, только так — падая с высоты и разбиваясь о стенки стакана, сидр как следует набирает по дороге воздуха и обретает все тонкости своего вкуса. Вы пейте, мне нетрудно вам так налить еще. Этого же сидра или, если вы любите грушу, то пуаре.

— Давай следующим пуаре, — ответил я, отпив ледяного сидра, — устроим дегустацию.

«Девушки для удовольствия» с завистью смотрели, как меня обхаживает хозяин заведения. Стрелкам же этот выпендреж был перпендикулярен в принципе. Главное, чтобы в кувшине не кончалось. Дон Саншо был с ними вполне солидарен.

Я несказанно удивился, когда увидел, что мои люди больше налегают на сидр, игнорируя вино. Попробовал глоток — хорошее вино, вкусное; не то, что в сетевом супермаркете продают. Но этот факт надо взять на заметку. Все же люди с Пиренеев, с виноградного края, а вину предпочитают легкий сидр. «Чудны дела Твои, Господи»…

Впрочем, несмотря на видимую легкость поданных блюд, наелся я основательно. И лишний раз убедился, что традиционная русская кухня — самая тяжелая в мире; возможно, климат холодный сказался.

Глава 11

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ПРОГРЕСС

После сытного обеда для старого музейщика нет ничего приятнее, чем повозиться с историческим железом. Устроившись у окна, где яркое солнце давало очень хорошее освещение, разложил свои покупки на подоконнике, и уже внимательно осмотрел пистолет на предмет, возможно, чего и пропущенного мной в лавке.

Итак, приступаем к музейной экспертизе. На замке пистолета после тщательного осмотра все же обнаружилось мелкое клеймо «G.G.», почти под колесом. С ходу так и не заметишь. Немцы отпадают, там подобные клейма датируются не ранее семнадцатого века, были крупнее и ставились всегда напоказ. Вспоминай, старый черт, вспоминай, как заучивал наизусть клейма из дефицитных в советское время забугорных каталогов в столичных библиотеках. До наших губернских палестин такие издания доходили крайне редко.

Какой оружейник может быть с таким клеймом в конце пятнадцатого века? Их ведь не так и много осталось в анналах.

Пожалуй, есть персонаж на подозрении. Некто Бартоломео Кампи — оружейник, механик, художник, ювелир, чеканщик, гравер, декоратор и военный инженер. Типичный разносторонний человек Ренессанса. Правда, он умер почти через сто лет. Через девяносто — точно. Если память не врет, то в тысяча пятьсот семьдесят третьем году, в Гарлеме, в испанской Северной Голландии, будучи на службе у небезызвестного герцога Альбы. Кстати, в каком возрасте он умер, никому не известно. Но в тот период он клеймил свои работы как «B.C.F.». А вот ранее, когда служил дожу Венеции, герцогу Урбинскому и французскому королю, на свои изделия он ставил именно такое клеймо — «G.G.» с характерными нижними закорючками.

Эти два клейма и разночтения с его местом рождения, когда одни источники показывают, что он родом из Пезаро, а другие сообщают, что он родился в Кремоне, вызвали в научных кругах с восьмидесятых годов прошлого века подозрение, что это все-таки два разных человека. И вот этот девайс, который я сейчас держу в руках, был бы в третьем тысячелетии той последней соломинкой, которая ломает хребет верблюду. Научное открытие, епрть. Интересно, а сколько я еще тут сделаю таких научных открытий? Страшно подумать. И почему все в жизни приходит, когда уже не нужно?

Отобрав у Микала его маленький, с тупой оконечностью клинка ножичек — блин, как страшно не хватает мне здесь даже примитивного китайского мультитула, не говоря уже о нормальном инструменте! — справился с винтами, а пин выбил с помощью новой даги. И тут моя первоначальная догадка, возникшая, еще когда я вертел в руках этот пистолет в лавке оружейника, полностью подтвердилась. Ствол не восточный, а европейский. Но экзотик — венецианский. Закрытое новодельным ложем клеймо на стволе указывало на семью де ла Толе — литейщиков ружей, из которых самым знаменитым был Джованни, умерший в тысяча пятьсот сороковом году. Это уже «ближе к телу, как говорил Ги де Мопассан».

Итого, мы имеем в руках композицию деталей из разных европейских мастерских, которые объединил некий восточный оружейник — возможно, даже из разных поломанных пистолетов — и создал не столько оружие, сколько роскошный представительский аксессуар. Показатель статуса.

Все. Можно садиться и писать статью. Но я этого делать не буду. Просто почищу пистолет и пойду во двор проверять, как он стреляет.

Бли-и-ин, а чем же смазывали такие замки в это время? Веретенного-то масла нет как нет. Как нет и самой переработки нефти. Совсем.

Засада!

Что тут в данный момент есть из смазочного материала? Растительные масла сразу отметаем, так как они полимеризуются, а это точной механике — гроб.

Нутряное сало.

Рыбий жир.

Китовая ворвань.

Жир… Жир… Масло…

— Микал?

— Слушаю, сир, — отозвался раб, который что-то себе шорничал, сидя на полу невдалеке от меня.

— Сбегай к хозяину, спроси у него немного костяного масла. Совсем немного. И чистую ветошь. А пока пригласи ко мне дона Саншо.

Но тут дверь открылась, и искомый инфант Кантабрии самолично возник на пороге с наездом.

— С чего это вдруг тебя отшельничать понесло? А, Феб? — выпалил дон с порога. — Вроде еще рано тебе грехи замаливать.

— И тебе не хворать, брат, — откликнулся я. — Я только что Микалу приказал найти тебя. Примета есть такая: если человека поминают, а он тут как тут, то его теща любить будет. Только учти, что моя маман — сестра Паука, сиречь сама Паучиха, — подмигнул я Саншо.

И, повернувшись к рабу, повторно приказал:

— Марш отсюда, и без костяного масла не возвращайся.

— Зачем тебе костяное масло? — поинтересовался инфант, проводя глазами ускакавшего стремянного.

— Замок у pistoleta смазать.

— Так отдай эскудеро, чего ты сам с этим возишься, пока твой юный Филипп в поте лица прелестниц Нанта осеменяет. Не понимаю я тебя иной раз после Плесси-ле-Тура.

— Сначала надо самому во всем разобраться, затем уже Филиппа этому обучать, и только потом с него требовать, чтобы все было в порядке. Это же не ножик. Пистоль — механика хитрая.

— Пистоль? Флейта? — улыбнулся дон Саншо. — Не можешь ты и дня прожить без флейты.

— Зато это убийственная флейта, — парировал я, — никакие доспехи не спасут.

Дон Саншо, взяв в руки отделенную от ствола рукоять с ложем, громко поцыкал языком.

— Пышная вещь, — оценил он. — Хорошая работа. Красивая. Дорого взяли?

— Полтора турских ливра, — откликнулся я.

— Транжиришь последние деньги, — с некоторым осуждением попенял мне он. — Надеешься на тетушку?

Я глянул на заинтересованного инфанта, подмигнул и сказал:

— Сейчас, если найдется чем смазать у пистолета замок, то пойдем во дворе из него постреляем. Проверим бой. А пока давай займемся нашими финансами. Спешу тебя обрадовать, что в этом городе я нашел кредит, не прибегая к посредству тетушки дюшесы. Так что на переезд в Сантандер у нас деньги есть. Радуйся.