Грифон - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 59

Василиса кивнула, поднялась на ноги и скрылась в избушке. Скоро оттуда раздались сопение, глухие ругательства и что-то упало, разбившись и вызвав новый взрыв негодования. Процесс пошел.

— Арн, давай определимся, итак, что изменилось в моих умениях? Магия на прежнем уровне?

— На прежнем. Ты силен, как и прежде. Твои проходы для магической энергии чисты и расширены.

— Мое физическое состояние?

— У тебя заторможенность мыслей, но она наблюдалась и раньше — часть мощности твоего мозга занимал я, так что считай, что ты думал половинкой своего мозга. Извини. Впрочем, я не виноват, ты сам упал на артефакт, я же тебя не толкал? Зато дал тебе способности к трансформации.

— Они остались, эти способности?

— Хмм… в общем-то, да. Но на какое время — не знаю. Пока я не исчезну. Я же все-таки просто эхо прежнего Арна. А возможно, способность останется и тогда, когда я в тебе растворюсь.

— Способность вызывать духов?

— Вызывать — можем. Но приказать им передвигать физические предметы — нет. И вызвать теперь ты можешь только специальным заклинанием некромантов. Ты его пока не знаешь. Этим заклинанием поднимаются не только падшие души, но и все призраки, в пределах десяти метров вокруг тебя. Это тоже недурно. Это заклинание я забил тебе в мозг, и когда ты захочешь — можешь им воспользоваться. Как возникнет желание. Как я уже сказал — падшие души подчиняются только грифону, а грифона теперь в тебе нет, так что заставить их носить тебя или ломать для тебя двери — больше не сможешь. Увы. Но поговорить с ними, получить информацию — это запросто. Они ответят на все твои вопросы. Тут еще куча всяких заклинаний — сотая часть от того, что я знал, будучи настоящим Арном. Все они будут твоими, когда я растворюсь в тебе, стану частью твоей сущности. Кстати, способность перемещаться в пространстве между мирами у тебя останется, пока жив твой мозг. Но только тогда, когда я умру. Мои знания растворятся в тебе и закрепятся в мозгу. Не бойся, это произойдет скоро. Я чувствую, как растворяюсь в твоей сущности. Мне очень трудно сдерживать расползающуюся личность, очень трудно. Сдерживаюсь из последних сил. Что ни говори, но пожить хочется… очень хочется. Хотя я и понимаю, что я — теперь не я. И еще вот что — когда я умру, знания проявятся не сразу, не ожидай мгновенного результата. Они будут проявляться постепенно, по мере необходимости и желания. Жаль, что я не успел передать тебе ничего — столько знаний было накоплено за тысячи лет, и все впустую. Жаль…

— Я что-то должен сказать? Посочувствовать? Я сочувствую. Если можешь — останься, будем жить вместе. Я не жадный.

— Нет уж, — грустно пошутил грифон-два. — Опять будешь переживать из-за того, что я подгляжу ваши сексуальные игрища. Похоже, все-таки пора мне. Теряю рассудок. Ну что же, Вася, ты был не самым худшим товарищем. Жаль, что наше знакомство так быстро закончилось. Ты хороший мальчишка, добрый и веселый. Живи, Васька!

Голос грифона затих, как будто исчезнув в глубинах телефонной трубки, оставив лишь «белый шум» и волну легкой дурноты, которая охватила меня.

Меня стало подташнивать, а голова резко заболела, будто я весь день пытался решать математические уравнения, которые ненавидел лютой ненавистью. Откинувшись назад, улегся на травке, вглядываясь в синее небо, по которому, как маленькие парусники, неслись пушистые облачка.

Погода была великолепной, просто-таки курортной. Сейчас бы лежать на песочке, на берегу моря, рядом с Василисой, а не на чужой траве, в чужом мире, возле чужого дома.

С этими мыслями глаза мои закрылись, и незаметно для себя я задремал. Во сне я снова летал, теперь зная, кем являюсь на самом деле — могучим грифоном, царем миров, средоточием мудрости, силы и справедливости.

Разрушил мои мечты голос Василисы, ворвавшийся в мои уши, как полицейская сирена:

— Вась, ну хватит дрыхнуть! Он валяется, а я тут с голоду помираю! Иди разожги эту чертову печку, если можешь!

— Я все могу! — хмыкнул «почти грифон» и, тихо чертыхаясь, пошел к очагу. На нем стоял котел, а в котле набросаны куски сушеного мяса, какие-то коренья, кучка лаврового листа и несколько стаканов пшена. Эту неудобоваримую смесь покрывал слой воды, совершенно недостаточный, чтобы превратиться в нормальный суп или кашу.

Я укоризненно посмотрел на Василису, смущенно пожавшую плечами, и спросил:

— Ты вообще когда-нибудь готовила обед?

— Конечно нет! — раздраженно ответила жена, и я понял — моя любовь имеет свои недостатки, увы…

Вздохнув, стащил котел с очага и начал заниматься приготовлением пищи.

Готовить я умел, и даже неплохо. Если бы не захотел стать полицейским, то, вероятно, стал бы поваром. Мама всегда говорила, что у меня талант, я кулинар от Бога. Ну что же, мужчина все должен уметь — и стрелять, и пускать файерболлы, и приготовить обед себе и своей неприспособленной к жизни возлюбленной.

Закончив отмывать мясо от налипшей пшенной крупы, налив воды из котелка, с которым сходил к реке, я снова поставил котел на очаг, добавив тех пряностей, которые знал и которые нашлись в хижине. Большинство из тех специй, что напихала Василиса, пришлось от греха выбросить в мусор. Среди них запросто могли оказаться какие-нибудь ядовитые травы. Окочуриться в ином мире, оставив на растерзание супостатам свою жену, никак не входило в мои планы.

Теперь нужно было разжечь очаг. Моя благоверная насовала туда дров, забив ему всю дыхалку, пришлось вытащить все дрова и аккуратно сложить их заново. Затем настал черед розжига. Чем разжигать? Конечно, магией. Файерболлы? Вообще-то, при неосторожном использовании, файерболл может разнести этот прототип печки. Вместе с хижиной. И что делать? Только лишь попробовать снизить мощность этих огненных шаров.

Подойдя к очагу, я набрал в грудь воздуха, под внимательным и любопытным взглядом Василисы, сосредоточился, чтобы выпустить микрофайерболл и не разнести хижину, и вдруг… мои руки будто сами по себе сплели замысловатый знак (в голове будто раздался голос грифона: «Знак Огня»). Затем я сказал три непонятных мне слова, с меняющейся высотой звука, и протянул руку к дровам. Они вспыхнули жарким пламенем, охватившим все поленья сразу.

Василиса восхищенно выдохнула:

— Ну — ты крут! Вась, никогда такого не видела! Вот это да!

— Ничего такого сложного, — скромно сказал я, пожав плечами.

— Ничего сложного! Ну — ты и сказанул! — фыркнула Василиса. — Интересно, много магов на Земле могут сделать подобное?!

— Не знаю, — посерьезнел я. — Меня больше волнует, что могут маги здешние. И сможем ли мы с ними совладать.

— Вась, — нерешительно начала жена, — а мы сможем вернуться домой?

— Думаю, да! — твердо пообещал я, совсем не испытывая такой уверенности. — Вот сейчас пообедаем, отдохнем и обсудим, что нам делать дальше. Пока не поем — кроме еды у меня ничего в голову не идет. Кстати, а ты где взяла это мясо?

— Вот там… в кладовке. Там много его висит. И пшено стоит, и приправы есть.

— Хммм… значит, хозяин не забросил эту хижину. И скоро следует ожидать его домой…

Похлебка готовилась до удобоваримого состояния битый час. И все равно мясо было жестким, как подошва, — ну что ожидать от сушеного мяса. Только нам было не до вкусовых качеств — набить бы живот. Соль в хижине была, так что варево не осталось пресным. Василиса чуть не урчала над глиняной миской, а я подшучивал над ней, спрашивая, — сравнится ли эта еда с едой в лучших ресторанах мира, в которых она бывала.

Наевшись, мы вышли на свежий воздух из жаркой хижины с очагом, распространявшим тепло и запах углей. Уселись в тень под дуб, и, разглядывая подношения аборигенов, я рассказал Василисе, что случилось со мной и с грифоном. Рассказывать особо долго было нечего, так что уложился в пятнадцать минут. После этого мы долго молчали, переваривая информацию и нехитрый обед, затем Василиса, задумчиво глядя в небо, тихо спросила:

— Вась, ты что, теперь вроде как грифон? Ты не чувствуешь в себе никаких перемен?