Подвиг - Тодоровский Валерий Петрович. Страница 19

С вершины, оставляя дымный след, полетела ракета и снесла башню БТРа. Солдаты падали один за другим и безжизненно скользили вниз по склону, а Мишка орал, как заведенный, не умолкая и лез наверх. Пот ручьями лился по лицу, оставляя полосы на маске из густой черной пыли. Рыжий солдат взмахнул руками и повалился на него, цепляясь судорожно скрюченными пальцами. Мишка не глядя оттолкнул его.

Он был уже около вершины. Душман, приподнявшись из-за камня, в упор навел ему в грудь автомат и нажал на спуск. Автомат сухо щелкнул, в следующее мгновение Мишка отбил в сторону ствол, всадил штык в живот и швырнул труп вниз. Тут же ударил магазином в лицо следующего, тот упал, и Мишка с размаху со скрежетом воткнул штык в камни сквозь него, раз, другой, третий, кромсая неподвижное уже тело. Едва он успел разогнуться, как окованный железом приклад раздробил ему челюсть. Мишка упал, выронив автомат, и душман с пронзительным визгом бросился душить его. Они несколько раз перекатились друг через друга, Мишка нащупал и вытащил из сапога финку и снизу воткнул ее. С трудом разжал мертвые руки и поднялся. Кровь с двух сторон лилась из разбитого рта.

— Кто на меня? — заорал он. — Ну, кто еще?!

Он бросился с голыми руками на пулеметчика, тот побежал, бросив пулемет, Мишка догнал его, повалил, вцепился пальцами в лицо и стал бить головой о камни, мотая его из стороны в сторону, будто пытаясь разорвать. Вскочил и оглянулся вокруг бешеными глазами. Убивать больше было некого — он один стоял на вершине, весь залитый кровью, своей и чужой, с кровавыми по локоть руками, — и он заорал в пространство, сотрясаясь всем телом, и орал, покуда не кончилось дыхание.

Наконец он умолк, бессильно опустив плечи, и удивленно, будто проснувшись, огляделся. Склон горы был усеян мертвыми телами. Кое-где еще копошились, сцепившись намертво, солдаты и душманы.

Из-за перевала появилась опоздавшая «вертушка». Опустив тяжелый, ощетинившийся пушками нос, вертолет низко облетел крошечного человечка, стоящего на вершине, и сел на дороге, рядом с горящими БТРами.

Мишка не оглянулся на грохот винтов, он смотрел на раскаленные полдневным солнцем горы. Знойный воздух струился над камнями. Покой и тишина были вокруг.

Игорь Богуславский мчался на белых «Жигулях» по утреннему пустынному проспекту. В машине гремел магнитофон, сзади дремали в обнимку с шампанским две девочки.

Игорь глянул на них в зеркало и резко дернул рулем. Девчонки повалились на сиденье.

— Шуточки у тебя… — капризно сказала одна.

нещадно фальшивя, заорал он. —

Не спать, куклы, не спать! День только начинается! Доярка спешит на ферму, рабочий идет к станку, полный трудового энтузиазма!..

Он на полной скорости повернул во двор, отчего девчонки повалились в другую сторону, и затормозил у подъезда.

— Приехали! — Игорь распахнул перед ними дверцу. — Минуточку… — Он присмотрелся: поодаль Блоха сметал мусор громад ной метлой.

Игорь сорвал большой кленовый лист и аккуратно положил посередине дорожки.

— Гражданин подметальщик! — гнусавым голосом пропел он. — Товарищ дворник! Подойдите, пожалуйста!

Блоха положил метлу и подошел.

— Плохо работаете, гражданин дворник! — указал Игорь на листок. — Общественность жалуется.

Девчонки захихикали. Блоха молча поднял лист, сложил и сунул Игорю в нагрудный карман. Они пожали друг другу руки.

— Куда пропал, подметальщик? — спросил Игорь.

— Так у нас с вами разный режим, барин. Вы спите — мы работаем. Вы сорите — мы убираем… Ты куда в такую рань?

— Откуда. У скульптора одного были. Он памятник Альенде наваял. Или Лумумбе, я не понял. Обмывали… Мои уехали?

— Давно.

— Спа-ать! — Игорь сладко потянулся. — Слушай, бросай метлу, пошли с нами? Куклы, ко мне!

Он поднял руки, и девчонки с двух сторон поднырнули под них.

— Оля-Галя!.. — представил он. — А это, девушки, высшее достижение развитого социализма — дворник-интеллектуал, поэт метлы Евгений Блохин. Пойдем, правда!

Блоха помотал головой.

— Работы полно. Начальство бдит.

— Зря… — Игорь отдал девчонкам ключ. — Куклы, должен вас огорчить, вы не произвели впечатления. Брысь!.. А у тебя есть кто-нибудь? — спросил Игорь, когда девчонки ушли в подъезд.

Блоха неопределенно пожал плечами.

— А Соню видишь?

— Нет… А ты?

— Иногда до института подвожу, когда встречаемся… А Мишка тебе пишет?

— Нет. А тебе?

— Тоже…

Они помолчали.

— Ты поступать-то собираешься? — спросил Игорь.

— Куда уж нам, психам! — усмехнулся Блоха.

— Слушай, ну давай я с отцом поговорю — он позвонит…

— Не надо никому звонить! — жестко сказал Блоха. — Я сказал: я через задний проход не полезу! И унижаться ни перед кем не буду!

— Это не унижение, это тактический прием. Кому лучше от твоей дубовой принципиальности?

— Мне лучше! Мне, понимаешь? — Блоха махнул рукой. — Ладно, пока. У меня работа!

Мишка вырвался из тяжелого сна, будто вынырнул, судорожно втянул воздух и сел на кровати, озираясь, пытаясь вспомнить, где находится. Соседи по палате спали, лунный свет лежал квадратами на полу.

Он накинул халат и с трудом встал. Нашарил на соседской тумбочке сигареты и спички. Длинный коридор госпиталя был пуст, только посередине читала под настольной лампой дежурная сестра. Кто-то надрывно стонал в дальней палате.

Мишка с трудом взял сигарету губами — рот был полон железа: зубы стянуты проволокой, какие-то штыри, из скул торчали наружу никелированные спицы, как арматура из сломанного робота. Он чиркнул спичкой, попытался затянуться — и не смог. Плотнее вставил сигарету в угол рта — и снова ничего не вышло. Чуть не плача от бессилия, он склонился над тлеющей сигаретой, пытаясь вдохнуть струящийся вверх дым.

— Ты зачем встал? — заглянула в курилку сестра, девчонка лет семнадцати, тощая и на удивление некрасивая: носатая, с жидкими бесцветными волосами. — Быстро в палату!

— Я курить хочу, — беспомощно сказал Мишка.

— Ладно, давай помогу.

Девчонка взяла сигарету, неумело набрала дыму в рот и выдула ему в подставленные губы.

Мишка глубоко вдохнул и затаил дыхание, блаженно жмурясь. С отвычки его повело, он сильно схватил девчонку за плечо, чтобы не упасть.

Так они курили молча. Девчонка незаметно все теснее прислонялась к нему, все плотнее прижимала губы к его железному рту, закрывая глаза, а потом виновато и счастливо глядя снизу вверх. Похоже, она целовалась впервые в жизни, пусть и безответно. А Мишка в упор разглядывал ее узкое веснушчатое лицо.

— Ты зачем завербовалась? — спросил он.

— Замуж выйти, — просто ответила она. Случайно вдохнула дым и закашлялась, вытирая невольные слезы.

— Тебя как зовут? — спросил он.

— Таня… Возьми меня замуж, — попросила она.

— Возьму, — безразлично ответил Мишка.

Выздоравливающие солдаты в одинаковых темно-синих халатах сидели большими компаниями на скамейках в больничном парке, травили анекдоты, ржали, жадно поглядывали на молоденьких сестер, толкающих инвалидные коляски.

Мишка курил, сидя на траве под деревом. Подошла Таня. Помедлив секунду, она достала из кармана пачку писем.

— Вот… Переслали из части…

Мишка взял письма, отложил в сторону отцовское и стал разглядывать остальные — от Сони и ребят, раскладывая их в руке веером.

— Это от нее? — робко спросила Таня.

Мишка молча поднял на нее глаза, и Таня отошла, спряталась сзади за деревом, глядя издалека, как он перекладывает в руках письма. Наконец Мишка надорвал Сонин конверт, увидел край сложенного листка, концы строк, написанных торопливым летящим почерком. Помедлил, прикурил новую сигарету. Повертел в пальцах спичку, пока не прогорела почти до конца, — и поджег письмо. Когда огонь побежал по строчкам обратного адреса, поднес второе…