Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич. Страница 25

Расправившись с любовниками, хотел и на себя руки наложить, но передумал – все же не по-христиански как-то. Вернулся на сборный пункт, во всем признался. Формально он уже являлся военнослужащим, то есть совершил тяжкое воинское преступление, не вяжущееся с образом советского солдата. Мобилизованных отправили в часть, а Бойчука – в тюрьму. Он был уверен, что получит вышку, приготовился к смерти, настроился на буддийский лад – мол, во всех мирах хорошо. Но вновь какие-то проволочки, два месяца мурыжили его за решеткой, а затем вердикт: действующая армия, три месяца штрафной роты. Возможно, добрую службу сослужили характеристики с места работы или то, что непосредственно к армии его преступление отношения не имело, да и действовал мужик в состоянии аффекта, понять можно, каждый второй на его месте поступил бы так же.

– Поначалу смерти искал, – невесело ухмылялся Бойчук. – Каждый день с утра пораньше думал: вот сегодня наконец меня прикончат, вот сегодня и прикончат. А потом вдруг интересно стало, азарт появился – как долго смогу от смерти бегать? Да и умирать, мужики, расхотелось, честное слово. Ведь я нормальный человек, давно уже сам себя наказал и во всем раскаялся.

– Ну и дела-а… – озадаченно почесал макушку Кармазов и опустил глаза. Солдаты смущенно молчали, все чувствовали себя неловко. У большинства из присутствующих имелась своя «неуютная» история, но у Бойчука «неуютность» явно зашкаливала.

На фронте между тем что-то происходило. Вторая колонна автоматчиков, числом штыков в шестьсот, прошла через высоту. Вела огонь дальнобойная артиллерия. Рокотало небо – эскадрильи штурмовиков и бомбардировщиков шли на запад, маскируясь в пелене облаков. Бомбили объекты далеко за Жданичами. Упомянутый пункт, по-видимому, пал, и кольцо вокруг немецкой группировки, окопавшейся в предгорьях Восточных Карпат, стало сжиматься. Безделье после боя сменилось нездоровой активностью. Рассвет позолотил кроны деревьев и закопченную броню сгоревшего танка, на котором еще виднелась надпись несмываемой краской: «От рабочих Первоуральского тракторного завода – родной Красной армии!»

– Рота, строиться по полной амуниции! – хрипло проорал младший лейтенант Колыванцев.

Сорок девять бойцов, включая хромых и прочих калечных, постеснявшихся ехать в медсанбат, стояли на склоне холма двумя неровными шеренгами, угрюмо смотрели на единственного выжившего офицера, обладавшего информацией относительно их дальнейшей участи. Кто в чем – и тут типичная российская «хозяйственность» проявлялась самым причудливым образом.

Многие «обменяли» неудобные изделия советской обувной промышленности на комфортные немецкие сапоги и ботинки, предпочли угловатые солдатские ранцы бесформенным вещмешкам, не смущаясь, поддевали под одежду немецкое белье, что сильно утолщало солдатские фигуры, подпоясывались трофейной портупеей, обвешивались подсумками с коробчатыми магазинами от МР-42, «эргономичными» ножами, ружейными обоймами, гранатами Stielhandgranate – популярными в немецкой (да и в советской) армии «колотушками» с длинными рукоятками. У Зорина таких штуковин было целых пять – одна во время боя упала под ногами, но не взорвалась, – видимо, слабо дернули за шнурок, и огонь не достиг запала. С солдат свисали гроздья немецких автоматов, магазинные винтовки Маузер-98 с неотъемным магазином на пять патронов. Двое запасливых бойцов взгромоздили на загривки пулеметы MG-42, обвешались пулеметными лентами. «Разоружаться» приказа не поступило.

Обведя разношерстное воинство круглыми от удивления глазами, младший лейтенант Колыванцев как-то стыдливо покосился на свой единственный «ТТ» и предпочел не касаться скользкой темы. В отличие от мертвых коллег из «постоянного» списочного состава, он представлялся неплохим человеком. «За мной!» – махнул он рукой, и, лязгая железом, матерясь и ломаясь, колонна штрафников потекла за ним с холма.

Советские батальоны продолжали вливаться в прорыв. Солдаты из регулярных частей изумленно смотрели на идущих навстречу «партизан».

– Неужели на отдых направляемся? – позволил себе помечтать Вершинин. – А что, было бы неплохо вздремнуть часиков эдак сорок восемь. А потом в баньку, нажраться от пуза свининки жареной, грамм четыреста «наркомовских» принять, кино посмотреть, девчоночку деревенскую на сеновал отвести.

Он расписывал свои желания в таких мечтательных красках, что идущие поблизости застонали от отчаяния и принялись грязно ругаться.

– Хрен тебе, Вершинин, промеж глаз, – ворчал познавший житейскую мудрость Терещенко. – Все вокруг наступают, а нас на отдых? Много чести для такой шпаны, как мы. Вот увидишь, мечтатель, ждет нас неожиданное западло.

«Какое же оно неожиданное, если мы его ждем?» – уныло думал Зорин. Терещенко, того не ведая, попал в самую точку. На перекрестке дорог, окруженных девственным лесом, колонну поджидали две бортовые полуторки и покрытая слоем грязи «Эмка» из штабного автопарка. Два офицера в майорском звании что-то лихорадочно и пылко объясняли Колыванцеву – тот не был бестолковым, понятливо кивал, хотя и озадаченно при том скреб фуражку. Потом один из майоров проорал скучающим в строю солдатам, что командование батальона переходит к младшему лейтенанту Колыванцеву, задание ответственное, Родина внимательно на них смотрит, верит в них и любит их… В общем, миссия серьезная, и послать, кроме вас, мужики, командованию некого, все ушли в наступление. Судя по всему, кто-то снова допустил головотяпство, и требовалось заткнуть хоть кем-то некую дыру. «Отдохнете позднее, солдаты! – обрадовал безымянный майор. – Хотя… черт с вами, отдыхайте, пока везут! По машинам!»

Создавалось впечатление, что маленькая колонна идет не по тылам. Пара километров на север, а потом проселочная дорога повернула на северо-запад, на недолгое время сделавшись грунтовкой. Мелькали дубовые и сосновые леса, терновые заросли, несколько раз дорога огибала покатые лесистые холмы. Природа предгорных областей обладала своеобразным очарованием. Оборвался скалистый кряж, и вновь машины запрыгали по колдобинам. Приближалась канонада – взрывы ухали со злобным постоянством. «Эмка» с офицерами шла в авангарде, скребла брюхом бугры. Грузовики подпрыгивали, солдаты ругались, строили версии, куда их везут. На развилке повстречалась танковая колонна – пришлось пропускать, оба майора при этом нервно бегали вокруг капота и с нетерпением поглядывали на часы. И снова потянулись девственные леса. Пышные ветки закрывали дорогу, но «Эмка» уверенно рвалась вперед, прокладывая курс. Возможно, вместе с офицерами ехал проводник из местных жителей. Сомнений уже не было – колонна движется на северо-восток, и места, по которым она идет, совсем недавно были тылами немецких войск. Какая-то нечисть, застрявшая в окружении, здесь, по-видимому, еще водилась – за околицей заброшенной деревни в сторону колонны простучала пулеметная очередь. «Эмка» вильнула, но водитель справился с управлением, и дерево, перегораживающее дорогу, не стало причиной аварии. Загалдели солдаты в кузовах, стали вскидывать оружие, шквал огня затряс кусты, из которых велся огонь.

– Не останавливаться! – высунулся из «Эмки» офицер… и чуть не вывалился на обочину, когда водитель резко завертел баранку.

Расступились помеченные багрянцем леса, теперь колонна катила по полю, поднимая за собой шлейф пыли. Впереди показался обрывистый спуск, мелькнула излучина реки, и вскоре водная преграда предстала во всей красе – полноводная река метров ста шириной, изрядно петляя, текла с севера на юг. Обрывистые берега, редкие камышовые заросли – глубина в этих местах, вероятно, была изрядной.

– Эх, сейчас бы порыбачить, – размечтался Мошкин. – А то носимся тут, как махновцы на тачанках. Мужики, а ведь в предгорьях-то и форелька, поди, водится!

Крутой изгиб проселка – и обрисовался внушительный каменный мост, отдаленно напоминающий древнеримский акведук. Монументальное, довольно высокое сооружение с элегантными опорами в форме арок. Широкая проезжая часть, устланная бревнами поверх каменного ложа, мощные перила на кирпичных опорах. Дорога спускалась к мосту, извиваясь змейкой. Колонна въехала на мост, прогрохотала по бревнам и встала у западного въезда. «К машинам!» – проорал сопровождающий. Прыгая в пыль, Зорин успел отметить: в плане обороны местность не такая уж выгодная. До леса – что на западе, что на востоке – порядка километра, пустое пространство заросло густой травой высотой в половину человеческого роста. Трава везде – на подходах к мосту, у дороги, убегающей к западному лесу. Местность у моста открытая, крутые спуски к воде, под ногами – узкая полоска отлогого пляжа, заваленного камнями. Переправу когда-то охраняли – у въезда громоздились баррикады из мешков с песком, такие же мешки валялись вдоль обрывов; их вполне хватило бы, чтобы смастерить несколько пулеметных гнезд. Метрах в сорока на запад в кювете валялась перевернутая грузовая машина. Причем валялась давно: бурьян вокруг нее стоял стеной, а днище от периодических дождей успело проржаветь до дыр.