Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 53

— Ранослав! — вдруг вспомнив, заорал он во все горло. — Ранок! Эй, Поляйка, ваш боярин-то жив?

— Жив я! — Кто-то замахал от саней.

Подойдя ближе, Зимобор не столько узнал, сколько угадал в сидящем Ранослава — тот вытянул ушибленную ногу и прикладывал пригоршни снега к глазу.

— Сколько у тебя людей? — набросился на него Зимобор. — Вяз червленый те в ухо, что молчишь?

— Людей... — Ранослав морщился, с трудом соображая. — Два десятника отзываются, третий... не знаю. Говорят, по пять-шесть человек насчитали, и еще те... ну, Зелениных трое или четверо тут... Извини, княже, по голове меня приложили, не соображаю я что-то...

— Хоть десятника возьми потолковее, пусть людей посчитает и мне быстро скажет! — велел Зимобор. Он понимал, что Ранославу тоже нелегко пришлось, но им теперь некогда было хлопотать над ушибами. — И пусть сразу скажет, сколько народу может на ночь в дозоры дать. Нам сейчас до утра бы дожить, а там видно будет.

— Сейчас... — пробормотал Ранослав, морщась и пытаясь еще что-то вспомнить. — Да! — Он взмахнул рукой, когда Зимобор уже пошел прочь, словно хотел ухватить его за полушубок. — Девка...

— Что? — Зимобор обернулся.

— Нету ее. То ли зашибли, а скорее — увезли.

— Девка? А! — Зимобор тоже не сразу сообразил, что речь идет об Игрельке. — Увезли? Вяз червленый те в ухо! — Он свистнул. — Умыкнули твою невесту, Ранок! Ну, уж сам виноват! Беречь надо было, а мне не до того!

— Да мне самому не до того! — с досадой ответил Ранослав. — Я, вишь, твое добро берег, обоз оборонял, у меня же тут самые меха, не дерьмо какое-нибудь! Нет бы спасибо сказал, а он еще ругается!

— Да не ругаюсь я! — Зимобор наклонился и хлопнул его по плечу. — Ну, пропала, и хрен с ней! Ты же по ней сохнуть не будешь? Другую подберем, еще красивее! Главное, десятника мне пришли поскорей.

Он вернулся к своей дружине, и тут ему навстречу выбежал Желанич.

— Княже! — Кметь замахал рукой. — Ты погляди, чего Коньша с Братилой откопали!

Кмети расступились, пропуская его к саням. На санях лежало тело. Зимобор сначала испугался, что еще кто-то из своих убит, и тут огненный отблеск от ближнего костра осветил кольчугу.

Шлем восточной работы, с тонкой гравировкой, заметной даже в свете факела, поблескивал рядом. Зимобор подошел ближе и наклонился. На санях лежал мужчина, видимо еще молодой, безбородый, с черными волосами и непривычными, не славянскими чертами лица. Скорее его можно было принять за араба, и доспехи восточной работы на нем казались вполне уместными. Это был тот самый предводитель дружины, напавшей на обоз, вот только непонятно, каким образом араб оказался во главе тех, кого принимали за вятичей.

— Это еще что за... вяз червленый? — озадаченно спросил Зимобор и дернул самого себя за ухо. — Убит?

— Не! — Коньша мотнул головой. — Дышит. Видно, оглушили.

— Точно, я видел, — доложил Витим. — Это Прибыток. Как подпрыгнул, как вдарил ему мечом по жбану сверху — тот и скопытился. Он с коня упал, а на него еще наступил кто-то.

— Коньша и наступил! — крикнул Жилята. — Ты его знаешь, княже, ему бы только ногами топтать что ни попадя!

— А как бы я его еще нашел? — огрызнулся Коньше. — Только и нашел, что на кольчуге поскользнулся. А то его уже снегом закидали, там и остался бы лежать, к утру замерз бы. Так мы бы и остались без всего.

— Без чего?

— Ну а так нам и слава, и добыча! — Коньша приосанился. — Это же сам их князь. Раз мы с Прибытком его завалили, то мне кольчуга, а ему шлем.

— Это Прибыток его завалил, не примазывайся! — опять закричал Жилята.

— Он завалил, а я нашел!

— Тьфу, как дети, кто гриб первым увидел! — Судимир сплюнул кровь из разбитой челюсти. — Коньша, ты в дозоре постоять не хочешь, если много сил осталось?

— Да ну, какой это князь? — усомнился Зимобор, тем временем разглядывая пленника. — Доспехи-то хорошие, но ты ему в морду смотрел? Посмотри! Араб чистый, как тот Хаким, помнишь, в Селиборе жил? Одно лицо, только помоложе. Как он вообще сюда попал?

— А что... — начал Коньша. — Ты на меня, княже, посмотри. Я сам мордой чисто хазарин, однако же кривич я и тебе служу! Так и он — мог же вятичской князь араба в дружину нанять?

— Мог-то мог... — Зимобору не верилось. — Только не слышал я что-то, чтобы арабы к нам нанимались! Ладно, доспех с него снимите и укройте чем-нибудь, чтобы не замерз, правда. Очухается — поговорим. Если по-нашему понимает.

Хоть немного отдохнуть удалось еще не скоро. Сначала Зимобор собрал-таки всех уцелевших бояр, назначил главного в дружине взамен убитого Корочуна, пересчитал всех здоровых, раненых и погибших. Убитых, в том числе просто зашибленных в свалке, оказалось почти два десятка. Еще с полсотни было так или иначе ранено. Из трех десятков Красовита в наличии было шестнадцать человек, и их Зимобор пока распределил по десяткам Достояна и Судимира. Сам Красовит вместе с остальными людьми исчез. Зимобор надеялся, что утром они еще объявятся — очень не хотелось думать, что все остальные, с самим боярином во главе, убиты. Избавиться совсем от Секачова сына было бы, строго говоря, не так уж плохо, но Зимобор почти против воли жалел об этом замкнутом, упрямом, недружелюбном, но по-своему честном и надежном человеке. И взбрело ему в голову преследовать вятичей! Как ребенка обманули, вяз червленый ему в ухо!

Игрелька действительно исчезла. Кмети Ранослава обшарили весь снег на месте битвы, но девушку не нашли, ни живую, ни мертвую. Кто-то видел, как вятичи увозили ее прочь, перекинув через седло, — девчонка орала и дрыгала ногами. Ее исчезновение было досадно, особенно для Ранослава, но Зимобор был бы очень рад, если бы дочь покойного Оклады оказалась его самой большой потерей в этой битве. Вот остаться разом без двух бояр из пяти — это гораздо хуже.

До утра никто их больше не тревожил. Зимобор так и не присел, боясь, что мгновенно заснет, если сядет, и без отдыха расхаживал вдоль цепочки саней, благоразумно не показываясь в свете костров. Кмети, поставив щиты на сани, прятались за ними и несли дозор, не сводя усталых глаз с опушки леса и высокого берега на противоположной стороне. Другие в это время спали, как попало, — на мешках, на лишних санях внутри круга, то лежа, то сидя, чтобы немного отдохнуть и сменить дозорных. Но никто не показывался ни из леса, ни с берега. Видимо, вятичи, получив отпор, отступили и теперь тоже ждали утра, чтобы оценить обстановку.