Мы совпали с тобой (сборник) - Рождественский Роберт Иванович. Страница 11

И потому —

покайся!

Вживайся оробело

в блаженство и мученье…

Но если это —

пекло,

куда девались черти?..

Жара,

жарынь,

жарища,

не утихая, стелется.

Она теперь

царица!

Она теперь

владелица!

Она погодой вертит.

А здесь,

в горниле сауны,

из флоры —

только веник,

и только я —

из фауны.

И не хватает воздуха.

И дышишь —

как воруешь.

Но тут же надо —

в озеро!..

А сможешь?

А не струсишь?..

Наверное, сумею.

Конечно же, не струшу.

Сейчас я чуть помедлю

и выбегу

наружу!

Ведь мы, во всяком случае,

в своем существовании

и кипятками

варены!

И холодами

кручены!

Все в жизни повторяется.

И в нас уже

вколочено:

В холодное!

В горячее!

В холодное!

«Вроде просто…»

А. Пахмутовой

Вроде просто:

найти и расставить слова.

Жаль, что это все реже.

И все больней…

Вновь бумага лежит —

ни жива ни мертва —

будто знает,

что ты прикоснешься к ней.

Но ведь где-то есть он,

в конце концов,

тот —

единственный,

необъяснимый тот —

гениальный порядок

привычных нот,

гениальный порядок

обычных слов.

«За окном заря красно-желтая…»

И. Кобзону

За окном заря красно-желтая.

Не для крика пишу,

для вышептыванья.

Самому себе.

Себе самому.

Самому

себе.

Больше – никому…

Вновь душа стонет,

душа не лжет.

Положу бинты,

где сильнее жжет.

Поперек души

положу бинты.

Хлеба попрошу,

попрошу воды.

Вздрогну.

Посмеюсь над самим собой:

может, боль уйдет,

может, стихнет боль!

А душа дрожит —

обожженная…

Ах, какая жизнь протяженная!

Именины

Было весело.

Было пьяно.

Было душно, как в парнике…

Шестьдесят свечей

засияло

на торжественном пироге.

Длилось время.

Звучали тосты

и приканчивалась икра…

Багровея,

бухгалтер толстый

постоянно кричал: «Ура!..»

Постаревшая примадонна,

плотно севшая на кровать,

повторяла хозяйке дома:

«Дура!

Годы надо

скрывать!..»

Лысый дядя хвалил жаркое

и, задрав подбородок вверх,

лепетал

чего-то такое

про коротенький бабий век…

А хозяйка, вникая в речи,

не сердилась, не горевала.

Наклонившись,

тушила свечи.

Будто каждую целовала.

Ожидание (Монолог женщины)

Микаэлу Таривердиеву

Вот ведь как!

Явилась первой.

Надо было опоздать.

Где-нибудь в сторонке встать…

Что поделать —

сдали нервы…

Шла —

как будто на экзамен,

с пятницы считала дни…

как же:

«Встреча под часами»!

Под часами.

Вот они.

А его на месте нет…

(Как некстати нервы сдали!)

Ну еще бы! —

на свиданье

не была я

столько лет!

Даже страшно подсчитать…

Что ж я:

рада иль не рада?

Там увидим…

Только надо,

надо было опоздать!..

Дура!

Сделала прическу,

влезла в новое пальто,

торопилась,

как девчонка.

Прибежала…

Дальше что?

Современная женщина,

современная женщина!

Суетою замотана,

но, как прежде, – божественна.

Пусть немного усталая,

но, как прежде, – прекрасная.

До конца непонятная,

только сердцу подвластная.

Современная женщина,

современная женщина, —

то грустна и задумчива,

то светла и торжественна.

Доказать ее слабости,

побороть ее в дерзости

зря мужчины стараются,

понапрасну надуются!

Хоть не хвастает силою,

но на ней – тем не менее —

и заботы служебные,

и заботы семейные.

Все на свете познавшая,

все невзгоды прошедшая, —

остается загадкою

современная женщина!

Ромео моего

пока что

не заметно…

Что ж,

подождем его.

Я очень

современна!..

Порой берет тоска:

ведь нужно быть, к примеру,

кокетливой

(слегка!)

и неприступной

(в меру!)

Все

успеваешь ты:

казаться беззаботной

и покупать

цветы

себе,

идя с работы.

Самой себе

стирать,

себе готовить ужин,

квартиру убирать

с усердием ненужным.

Подруге позвонить

замужней и счастливой, —

и очень мудрой

слыть,

быть

очень терпеливой.

Выслушивать слова

и повторять, не споря:

«Конечно,

ты права!

Мужья —

сплошное горе».

И трубку положить

спокойно и устало.

И, зубы стиснув,

жить

во что бы то ни стало!

И маяться одной,

забытой,

как растенье.

И ждать

очередной —

проклятый! —

день рожденья…

И в зеркало смотреть.

И все морщины

видеть.

И вновь себя

жалеть.

А чаще —

ненавидеть!..

Нести

свою печаль.

Играть с судьбою

в прятки.

И плакать

по ночам.

А утром

быть в порядке.

Являться в институт

и злиться без причины…

Ну,

вот они идут

по улице —

мужчины!

Красавцы на подбор

с достоинством

спесивым.

Самодовольный пол,

считающийся

сильным.

Как равнодушны

вы!

И как же вы

противны,

изнеженные

львы!

Потасканные

тигры!

Глядящие

людьми,

стареющие телом…

Да где он,

черт возьми?!

И в самом деле,

где он?..

«Скорая помощь» —

по городу, словно по полю

голос вселенской беды,

будто флаг, вознеся.

(Господи,

может быть, что-то случилось

с тобою?!)

Улица вся обернулась.

И замерла вся.

Воплем тугим

переполнены сердце и память.

Он оглушает:

Успеть бы!

Успеть!..

Вновь с телефонного диска

срывается палец.

«Скорая помощь»

пронзает застывший проспект…

Мир озирается.

Просит любовь о спасенье.

И —

до сих пор неподвластны толпе докторов, —

рушатся

самые прочные дружбы

и семьи.

А у певицы —

горлом не песня,

а кровь!

Голос несчастья над городом мечется снова…

Странно, что в эти минуты,

всему вопреки,

веришь

в извечную помощь

тихого слова.

В скорую помощь

протянутой доброй руки.

Ну, приди же,

любимый!

Приди!

Одинокой мне быть

запрети.

Приходи, прошу,

приходи.

За собой меня

поведи…

Стрелки глупые торопя,

не придумывая ничего,

я уже простила

тебя —

повелителя своего.

Все обычно

в моей мечте.

Я желаю —

совсем не вдруг —

быть распятою

на кресте

осторожных и сильных

рук.

Чтобы стало нам горячо,

а потом —

еще горячей!..

И уткнуться

в твое плечо.

И проснуться —

на этом плече.

Вот видишь,

тебя и любимым

назвать я успела!

Не надо бы —

сразу…

Ведь лучше —

когда постепенно.

Ведь лучше – потом,

лучше – после…

Любимый, послушай,

ведь лучше…

Но где я найду

это самое

«лучше»?!

О, если бы знал ты, любимый,

как страшно и дико

давать о себе объявленье в газету:

«Блондинка,

вполне симпатичная,

добрая,

среднего роста…

Ее интересы: