Заклятие счастья - Романова Галина Владимировна. Страница 30
Надо как-то деликатно с этим Назаровым. Хочет землю рыть, пускай роет, но только в заданном ему фарватере. Хочет Горелова? Пожалуйста, пусть разрабатывает!
А Вадика Илюхина ему отдавать на растерзание никак нельзя. Мальчишка плохой. Мстительный. Собака-то у Усова наверняка не просто так пропала. Наверняка поганец этот руку приложил в отместку за то, что Саша Беликова тому предпочтение отдала.
Назаров уедет. У него, Хмелева, пенсия не за горами. И чего он без власти сделает с этим Илюхиным, задумай тот ему навредить? Мыслишки, конечно, трусливые, старческие, но они ведь посещают, и все чаще и чаще. Тут уж никуда не денешься.
– Ладно, капитан, ты не кипятись, – сдержанно улыбнулся Хмелев и нежно прикоснулся к своей лысине ладонью. – Если есть улики прямые или косвенные, бери в разработку Горелова. Но аккуратнее, прошу тебя! Нужно, возьми подписку с него. Никаких арестов! Что ты как с цепи сорвался, всех готов под замок посадить! Но предварительно с дочерью Беликовой поговори. Что она скажет насчет Горелова?..
Глава 14
А он не напрашивался, между прочим. Ему сам Хмелев велел с Сашей Беликовой поговорить. Так бы он и на пушечный выстрел к ее дому не подошел. Пускай сами разбираются. Ему тут осталось кантоваться от силы месяца два. Сегодня рано утром ему на телефон пришло сообщение от коллеги, выкроившего время в своей занятости, что дело его разбирается в спешном порядке и что, скорее всего, все будет тип-топ. Так и написал: тип-топ. Он прочел раза три, плохо сосредотачиваясь сквозь головную боль. Когда вник, даже не знал, радоваться ему или печалиться. Дело о пропавших ребятах его захватило. И смерть Нади Головковой не казалась случайной. А никому, кажется, нет до этого дела. Все списали на несчастный случай. А он бы вот мог разобраться, если бы не связывали его по рукам и ногам. Мог бы разобраться. Потому что был уверен, что без Горелова в этом деле не обошлось.
Он доехал до дома Иванченко на такси, но заходить не стал, хотя и слышал какую-то суету в зарослях акации. И звон посуды о дощатый стол. Забрал свою машину, снова проехался по набережной, недоумевая, как можно было на небольшой скорости вылететь с дороги в море. И поехал к Саше Беликовой. Но к самому дому не стал подъезжать. Оставил машину перед аптекой, метров за восемьсот от ее дома, дальше пошел пешком.
Дома на этой улице были дорогими, заборы крепкими, высокими. Странным образом затесался сюда дом вдовы Лагутиной, проживающей с двумя взрослыми сыновьями. Их домик был хоть и немаленьким, но смотрелся инородно под старой шиферной крышей. И деревьев на участке почти не было.
– Толку их сажать? Егорка все равно все изведет, – вздыхал маетно участковый в тот вечер, когда пропала мать Саши Беликовой.
– Как это изведет? – не понял Сергей тогда.
– Да сожжет! Он без конца тут костры разводит. Да такие, о-го-ого! – Участковый поднял тогда вверх обе руки, взмахнул ими, как крыльями. – Поначалу соседи пожарных вызывали, меня без конца дергали. Потом смирились. Ну любит парень спички, что с него взять? Дурачок!
– А что с ним не так?
– Да что-то с головой у парня того… С виду: красивый, сильный, а ум ребенка. Безобидный совсем. Если бы не старший брат, конечно, Мария его давно бы в интернат сдала. Стас его стережет, как пес цепной. Не позволял ни в детстве никому обидеть, ни теперь не разрешает матери его в интернат сдать. Отец-то их помер давно.
– А чем они вообще занимаются, Лагутины эти? – поинтересовался тогда Назаров, рассеянно листая семейные альбомы Беликовых. – Как живут?
– Мать с Егоркой на рынке торгует, Стас за товаром ездит. И не живут, скорее выживают. Если бы не Стас, голодали бы…
Крыша их дома давно требовала ремонта, а вот забор недавно менялся. И поставлен был на века – на бетонном основании, с кирпичными столбиками, с глухими металлическими пролетами. И ворота крепкие, не сразу возьмешь. Наверное, старшего брата заслуга. Младшего стережет. Чтобы не сбежал и не сжег тут все к чертовой матери.
Назаров со вздохом остановился у калитки дома Беликовых. Хотел позвонить, но тут заметил, что калитка не заперта и приоткрыта сантиметров на десять. И сразу сердце забухало, во рту стало сухо и лоб покрылся испариной.
Саша!
Он толкнул калитку ногой, влетел во двор Беликовых, стремительно осмотрелся, как бывало обычно при захвате, как если бы в руках у него сейчас был пистолет. Пистолета, конечно, не было, он сдал оружие на время служебной проверки. И захвата не было тоже. А вот страх – липкий, тягучий – присутствовал. И страх этот погнал его к дому и заставил ворваться без стука. И напугал до смерти бедную Сашу.
– Ты чего, Сережа? – ахнула она, пятясь от двери. – Случилось что? Мама? Ее нашли?
– Нет, не нашли.
Он выдохнул, вдохнул, заставляя сердце биться тише. Но черта с два оно послушалось! Виной всему, видимо, похмелье. Или Саша, стоявшая теперь перед ним в домашних сатиновых порточках в полоску и футболке цветом перекликающейся с одной из полосок на порточках. Волосы распущены, глаза заплаканы. Пальцы переплетены, прижаты к груди.
Господи! Как жалко-то ее! Жалко так, что все жилы сводит.
– Иди ко мне, – скомандовал он прерывающимся голосом и шагнул вперед…
Конечно, у них ничего не было! И Танька, вздумай ему предъявить обвинение в супружеской измене, была бы не права. У них ничего не было!
Или было?
Или все же что-то было, когда она бросилась к нему, обвила его шею руками, прижалась так крепко, так крепко, как десять лет назад, когда он чувствовал пульсацию каждого ее нерва?! Или было, когда она, рыдая и прижимаясь к нему крепко, без конца повторяла его имя и все шептала и шептала, как ей плохо, как ей больно, как страшно? Или было, когда он дышал и надышаться не мог ее запахом? Он помнил его, помнил этот особенный запах – перегревшихся на солнце фруктов и высохшей морской соли на коже.
– Сережа, как же так, а?! – Она подняла на него мокрые от слез несчастные глаза. – Как же дальше жить?!
Наверное, она имела в виду, как ей дальше жить без матери. Как она станет жить в этом огромном, пустом доме одна. Наверное, она думала именно об этом. Он думал о другом. Он думал о том, как станет жить теперь без нее?! Он же все помнил, не забыл! Каждая клетка его тела ее помнила! Поэтому ответил с горечью:
– Не знаю, Саша…
Они отодвинулись друг от друга, как по команде. Вот только что стояли, крепко обнявшись, и тут же мгновенно уронили руки и отступили на шаг.
– Прости, – прошептал он, качая головой. – Я не должен был…
– Прости, – ответила она и тоже качнула головой. – Ты тут ни при чем…
Она помолчала, кусая губы, потом позвала:
– Идем, я что-то покажу тебе.
Он послушно пошел за ней следом, стараясь не рассматривать ее. Как она идет, и домашние шлепки звонко щелкают ее по пяткам, как подпрыгивают ее волосы при ходьбе, как двигаются ее бедра. Ему не надо на это смотреть! Не надо!
Они вошли в ванную. Огромную, красивую. Дорогой, сверкающий чистотой кафель. Душевая кабина, большая ванна на чугунных, сверкающих позолотой, ножках, медные краны. В дальнем углу стиральная машина, рядом разложенная гладильная доска. На ней гора невыглаженного белья.
– Вот! – сразу ткнула Саша пальчиком в эту гору.
– Что это?
Он подошел, посмотрел. Сморщенный белоснежный пододеяльник, отделанный кружевами, лежал сверху.
– Это постельный комплект, который стирался в день ее исчезновения. Когда я пришла домой, стирка все еще шла. Я думала, что мама где-то рядом. Задремала… – воспоминания того ужасного вечера вновь вернулись, и голос ее задрожал. – Потом стирка закончилась, машинка запищала, я не стала доставать белье. Сначала вы тут все, потом Усов приехал. Забрал меня к себе. Я еле до утра дотянула, сразу уехала домой.
И вдруг она тронула его за локоть и зачем-то сказала:
– Сережа, у нас с ним ничего не было.
И он зачем-то сказал, кивая: