Хроника одного задания - Гончар Анатолий Михайлович. Страница 25

Калинин и следующий в двух шагах от него подполковник подошли к хребту именно в том месте, где и рассчитывали. Юрка взглянул в тёмную вышину и непроизвольно покачал головой — если издали склон казался неприступным, то вблизи таковым и был. И всё же именно здесь им предстояло взойти на вершину хребта. Ведь только кажущаяся его неприступность и послужила причиной такого выбора. И Юрка прекрасно понимал почему. Ефимов исходил из того, что крутизна склона должна была представляться боевикам вполне достаточной защитой от неожиданного нападения, достаточной настолько, чтобы они решили обойтись здесь без установки мин.

Такие неопределённые слова «должна была, показаться… решили…», но именно на этом и строился расчёт группника. Но если он ошибался… Об этом не хотелось даже и думать. Сержант ещё раз взглянул вверх, затем осторожно приблизился к глиняно-земляной стене и, привстав на носках ботинок, дотянулся до свисающего вниз корня какого-то кустарника. Ночь не была абсолютно чёрной, скорее серой, и в этой её ночной серости корневище казалось разлохматившейся на ветру верёвкой. Впрочем, верёвка у Калинина была своя — моток длинного, прочного зелёно-серого фала. Юрий шёл первым — ему предстояло, поднявшись на хребет, сбросить его вниз остававшемуся у подножия хребта Тарасову. Вздохнув, сержант слегка натянул корень и, не слишком рассчитывая на его прочность, пошёл на «приступ».

Первый шаг оказался самым трудным. Почва никак не желала предоставлять опору его подошвам. Сержант раз за разом ставил ногу, усилием мышц вжимал носок ботинка в склон и пробовал приподняться, и раз за разом подошва ползла вниз. Не отпуская из рук корневище, Юрка отступил чуть в сторону, и на этот раз ему повезло — подошва коснулась небольшого выступа, выпирающего из почти ровного отвеса склона. Возможно, это был попавший в глиняно-земляную почву камень. Впрочем, это не имело никакого значения. Калинин поставил на выступ ногу, несколько раз напружинил мышцы, перенося нагрузку и примериваясь, затем придерживаясь за корень, аккуратно подался вверх. После чего, распластавшись всем телом на едва заметно наклонённой поверхности, начал выискивать следующую опору.

Он так и двигался — словно не поднимаясь вверх, а переползая по-пластунски, при этом выверяя каждое движение, каждый перенос центра тяжести — как учили — три точки опоры. Три точки, даже когда кажется, что ты стоишь столь надёжно, что вполне достаточно и одной. Но слишком велика была цена ошибки. Он не мог позволить себе сорваться и заскользить вниз, поэтому взбирался медленно и, казалось, бесконечно долго, но иначе было нельзя. Любой, даже самый слабый шум, мог привлечь внимание часового и тогда вся их подготовка, все их планы полетят к чёрту. Постепенно невесомость, после снятия разгрузки чувствовавшаяся во всём теле, начала уступать место усталости. Казалось бы, невысокий склон превратился в бесконечную крутую лестницу. Поэтому, когда поднятая вверх рука, не найдя опору, опустилась вниз на ровную поверхность вершины, Калинин даже не сразу понял, что выбрался. Долгих несколько секунд он пребывал в неподвижности, переводя дыхание и напряженно вслушиваясь в окружающую тишину. Затем снял накинутый через плечо моток верёвки и, распустив связывавший его узел, несильно бросил, почти катнул вниз. Тщательно уложенная новенькая верёвка, разматываясь, заскользила по склону. Через несколько секунд Юрий почувствовал осторожный рывок и, давая понять, что готов, дважды дёрнул в ответ. Верёвка натянулась, и Калинин, ощутив опустившуюся на тот конец тяжесть, вцепился в неё обеими руками.

Тарасов выбрался на ровную поверхность минуты за три и, тяжело дыша, на какое-то время застыл в молчаливой неподвижности. Группник и пришедшие с ним бойцы по-прежнему оставались внизу — Ефимов предпочитал не рисковать. Вдруг кто сорвётся и наделает шума? К тому же он верил в удачу уходивших. А что ему ещё оставалось, кроме веры?

Через пару минут, уже отдышавшись, подполковник коснулся кончиками пальцев плеча сидевшего на корточках Калинина, привлекая его внимание.

«Выдвигаемся», — движения рук были едва заметны, тем не менее, дополнительных разъяснений не потребовалось. Юрий всё понял, кивнув, при этом совершенно не озабочиваясь тем, был виден или нет в темноте его кивок, и выпрямился. Следом встал на ноги и Тарасов. Мысленно пожелав друг другу удачи, они двинулись в противоположные стороны. Теперь им предстояло действовать каждому по отдельности.

Выводы, сделанные Трясуновым на основе собственного анализа передаваемых Ефимовым координат, однозначно свидетельствовали — координаты ложные. И вот сейчас, вместо того, что бы продолжать спать, разбуженный тревожными мыслями, подполковник проснулся, встал, включил свет и всмотрелся в ещё с вечера расстеленную на столе карту. Завтра группе предстояло выйти к заранее оговорённому месту эвакуации. Просьб о перенесении назначенного места от Ефимова не поступало.

«Значит, — подумал полковник, — идут они всё же сюда — к ротному опорному пункту. Вот только где они находятся сейчас?

Вскоре фигура уходящего Тарасова исчезла из вида. Юрий окончательно осознал, что теперь он остался совершенно один.

У горизонта медленно ползала луна. В её едва пробивавшихся сквозь листву лучах окружающее пространство казалось нереальной компьютерной графикой. Повсюду царили тени. Юрка замедлил и без того осторожный шаг. Фигура неподвижно застывшего, вслушивающегося в тишину, вражеского часового отчётливо проступила на фоне плывущего по небосводу лунного диска. Теперь у сержанта на один метр пути уходила минута-две, а иногда и больше. Время шло…

До врага оставалось каких-то пара десятков шагов, когда под подошвой Юркиного ботинка жалобно хрустнула маленькая ветка. Но, прежде чем часовой развернулся и посмотрел в его сторону, Юрка скользнул в тень дерева. Уже распластавшись на холодной осенней земле, он услышал звук направляющихся к нему шагов. Нож из висевших на поясе ножен плавно перетёк в руку. Всё получалось не так, как планировалось, и всё из-за него, из-за его спешки… Шаги приближались. Юрка крепче сжал рукоять клинка и приготовился вскочить на ноги. Теперь уже снять часового без шума не получалось, да и время… Мучительно хотелось поднести руку с часами к лицу и посмотреть отмеряемое ими время. Когда до Юрки оставалось не более пяти шагов, часовой развернулся и двинулся в обратную сторону. Юрка почувствовал, что его бросило в жар. Выдвигаться дальше было опасно, оставалось только ждать. Ждать ни в какую не желающего наступать утра.

Понимая, что придётся провести долгое время в неподвижности, Юрий боялся теперь только одного: как бы затёкшие мышцы в последний момент не помешали выполнению задуманного. Наконец луна спряталась за вылезшую на небосвод тучку, а на востоке горизонт едва заметно окрасился розовым. «Пора», — сам для себя решил Юрка и, медленно поднимаясь на затёкшие от неподвижности ноги, несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки на холодной рукояти ножа.

Теперь, слегка пригнувшись, продвижение вперёд. Не спеша, с каждым шагом бесконечно медленно перенося вес на соприкоснувшуюся с почвой подошву.

Вдруг что-то изменилось. Юрка напряг зрение и обратился в слух. Только что мелькавший силуэт противника исчез, словно растворился в предрассветном тумане. И лишь негромкое шмыганье простуженным носом говорило о том, что часовой всё ещё там — на месте. Сердце сержанта Калинина, постепенно набирая обороты, начало стучать так, как будто готовилось выпрыгнуть из ставшей вдруг тесной грудной клетки, оно билось, сжимая легкие и не давая вдохнуть полной грудью. Лишь короткие толчки воздуха, туда-сюда, туда-сюда. Юрка остановился, замер на одном месте, несколько раз, словно готовясь войти в холодную воду, быстро, но тихо вдохнул-выдохнул, а затем начал дышать, медленно, через нос, чтобы успокоиться и взять себя в руки. До противника всего ничего, а сердце по-прежнему бьёт, как барабан. Кажется, только его и слышно в окружающей тишине. Странно, что этот гад до сих пор так и не обернулся. Глухой?! Он не слышит, как крадется к нему нежданная смерть?! А может, это пришёл давно назначенный ему час? Единственный и неповторимый? Два шага и удар. Под рёбра снизу вверх, в сердце, как учили. И пошевелить, не вынимая… Повести вправо-влево. Чтобы наверняка… Осторожно опустить труп… Да! Обязательно зажать рот, чтобы, не дай бог, не вырвался вскрик. А сердце бунит, как бубен. Ещё шаг. Ещё полшага. Вот так. Теперь левой ладонью прижать губы, полушаг правой вперёд, удар, нет, не так… проще, естественней… «Естественней», — какое странное и неподходящее слово. Что может быть противоестественнее, чем убийство одного человека другим? «Естественней» потянуть голову назад и остриём по горлу. Одним движением. Всей шириной лезвия…