Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 105
Пошел и Небольсин.
Стекла в посольстве были выбиты: чиновники-дипломаты, засевшие здесь еще при царе, уступили свои позиции советским дипломатам только с бою. Над фронтоном особняка висел лозунг. "Да здравствует мировая революция!" Небольсин подумал: "Мало вам бардака только в России?.." - и спросил в хвосте длиннющей очереди:
- Кто последний?
В очереди было много офицеров, бежавших из германского плена. Весь мир знал, как жестоко относились немцы к пленным солдатам, но особенно зверски - к русским офицерам. Их содержали, словно крыс, в подвалах древних заброшенных замков рыцарей, мучили, третировали, как могли. И теперь эти люди, жаждущие возвращения домой, обсуждали свое будущее. Особенно волновался один из них, полковник, гордо носивший на рваной шинели значок Академии Генерального штаба русской армии.
- Я это сохранил, - тыкал он на значок. - Отобрали все. Ордена, даже снимки жены и детей... Отдал! Но только не это. Лишь бы не уничтожили большевики прекрасный институт Генерального штаб!' Такой институт имели две страны в мире - Россия и Германия, и потому-то наши армии были самые боеспособные...
И молоденький прапорщик-сапер, полуглухой и нервный, заикаясь, говорил взволнованно:
- Господа! Товарищи! Вернувшись в отечество, мы должны создать такую армию, которая никогда не знала бы никаких поражений. Армию на новых демократических - принципах. Без зазнайства, без фанфаронства армию-кулак! Кулак из металла и рабоче-крестьянских мускулов.
Небольсин, глядя в пыльное небо над Берном, сказал:
- Напротив, надо воссоздать армию старую и двинуть оглоблей по вашим рабоче-крестьянским мускулам, которые ныне упражняются в ударах по нас, господа!
Кто-то горячо шептал ему в ухо:
- Молчите, молчите... только бы выбраться в Россию.
Но было уже поздно: лица людей, стоящих под ослепительным солнцем, разом повернулись к Небольсину, и прапорщик, еще больше заикаясь, сказал:
- Ннне... не понимаю! Зачем вы тогда стоите в этой очереди?
- Чтобы вернуться в Россию, как и вы, прапор.
- России нет. Есть новая Россия, и в этой России, не нужны люди с такими взглядами.
Небольсин вспыхнул:
- Кому ты это говоришь, щенок? Мне? Но я прошел все круги Дантова ада, и сейчас...
Но его уже тянули за рукав - прочь из очереди...
Полковник со значком Академии Генштаба кричал:
- Не пускайте его обратно! Это безобразие... черт знает что такое! Откуда он взялся?
И толпа надвинулась на него - русская, безалаберная, родная, крикливая, хамоватая, грязная, истинно отечественная.
- Пошел вон! Из-за таких негодяев большевики и стреляют в нас... Гоните его!
Небольсина ударили по спине, и он откатился в сторону.
Поднялся - язвительный:
- Хорошо. Я уступаю вам свою очередь. Стойте! Но мы еще встретимся. Только по одну сторону буду я и Россия, а по другую - вы и ваши комиссары...
* * *
На загородной вилле, вокруг которой благоухали розы, польский пианист давал концерт. Торжественно и плавно рушились шопеновские аккорды. В зале было темно: электричество целомудренно погасили, ибо среди слушателей находились сторонники немцев и сторонники Антанты (устроители лагерей и надзиратели из сумасшедшего дома). Облокотясь на изгородь, Небольсин дослушал концерт до конца. Его мутило от голода и от окурка итальянской сигареты, подобранной сегодня на панели. Очевидно, в табак подмешан опиум...
Вот и легкая тень человека с обезьянкой на плече. Мягко светилась среди темной зелени белая рубашка греческого экс-короля Константина. Обезьянка соскочила с королевского плеча и взобралась на дерево.
- Ваше королевское величество, - сказал Небольсин, подходя, - я русский офицер, сражался под Салониками за свободу вашей страны. Я устал и обнищал. Помогите мне выбраться отсюда...
Король подошел к изгороди, всмотрелся в лицо Небольсина.
- Вы сражались не за меня, - ответил по-русски. - Вас англичане науськали сражаться за проходимца Венизелоса, и, если бы не вы, я не потерял бы престола в Греции.
- Ваша мать русская! - горячо сказал Небольсин. - Если имя России хоть немного еще значит для мира...
- Оно теперь ничего не значит, - перебил экс-король. - И я ничем не могу вам помочь. Даже как христианин.
К ним подошел молодой летчик, держа в руках банку с топленым маслом. Это был инфант Альфонс Бурбонский (тоже родня династии Романовых). Когда король удалился, инфант аккуратно поставил банку на землю.
- Постой, приятель, - сказал он Небольсину, - король не солдат, он не хлебнул окопов, и его не жрали фронтовые вши. А я все-таки воевал...
Тут же, на колене, инфант Бурбонский черкнул записку.
- Германский консул мой партнер в бридж, - сказал инфант. - Передайте ему записку, и он устроит вам визу на проезд в Россию через Германию. Ваше дело - выбрать дальнейший путь...
Инфант Бурбонский взял банку с маслом и откланялся.
Небольсин скомкал записку: что угодно - только не Германия, только не услуги немцеа Ночь застала его уже близ границы - впереди лежали густые Безансонские леса. От маленькой станции он двинулся в лес, затянутый сеткой мелкого теплого дождя.
Швейцарский пограничник, пожилой жандарм, объезжал границу на велосипеде. Остановился, не слезая с седла, поправил висевший на руле ягдташ с битой дичью и позвал:
- Эй, бродяга! Я имею право стрелять, остановись!
Небольсин, вскинув пистолет, выстрелил и, раздирая грудью цепкие кусты, долго бежал и бежал. Он даже не заметил, в какой момент пересек границу, и, только увидев французов, остановился.
Солдаты подозвали его к себе:
- Ты русский?
- Да. Русский.
- Особая бригада?
- Да. Особая.
- Тогда получи и не обижайся...
Сильный удар прикладом свалил его в жесткую траву. На запястьях рук щелкнули наручники. Сержант схватил подполковника за цепь и рывком поставил на ноги:
- Стой! Проклятая русская собака... Заварили эту кашу, а теперь забрались в кусты, и Франция расплачивайся за вас...
Иди!
Его отправили на крепостные работы в глубь Франции, снова под свист пуль, и Небольсин был отравлен хлором во время газовой атаки. Ползая среди трупов, французских и русских, он понял, что погибать здесь позорно и глупо. Помочился в платок и, закрывая платком лицо, едва живой, выбрался из отравленной зоны...
Ему было уже давно все глубоко безразлично.
Куда-то в пропасть провалились прошлое и вся Россия.
Снова безучастно шагал по земле - как оловянный солдатик. Без души и без тела. Глухой и слепой. Ничего не видя. Ничего не слыша.
Так он вышел к морю - перед ним колыхался Ла-Манш, весь в солнечных бликах, и где-то далеко-далеко виднелся берег Англии.
Шла посадка на военный паром под британским флагом. Первыми пропускали англичан. Таможенный офицер спросил Небольсина:
- У вас какие деньги при себе?
- У меня нет никаких денег.
- У вас какой паспорт?
- У меня нет никакого паспорта.
- Национальность?
- Увы, я - русский. Презренный русский!
Таможенный офицер быстро вскочил с места.
- Чья очередь на посадку? - спросил он.
- Идут французы.
- Задержите их, - велел офицер. - Здесь находится один русский офицер, и его следует пропустить...
Задержали всех: французов, бельгийцев, канадцев, итальянцев...
Вслед за англичанами проходит русский. Вот он: смотрите на него, люди, - страшный, с глазами, уже не видящими мира.
Это волк, а не человек... Это - русский, люди.
- Пропустите его...
И он поднялся на борт парома. А следом уже пошли всякие там бельгийцы и прочие. Их, как негров, распихивали по трюмам, безжалостно тискали в отсеки, а Небольсину отвели отдельную каюту.
- Завтрак подан, - объявил стюард.
Небольсин прятал под столом свои грязные руки в замызганных рукавах мундира с чужого плеча. Было стыдно дотронуться до нежного хрусталя бокала, наполненного вином - легким, как музыка, как свет солнца...