Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 130

Он эту травинку грыз, грыз, грыз... "Как быть?.."

Может, и ничего? А может, повернуть да бежать? Стыдно...

Но Павлухин уже подошел и сорвал с головы бескозырку.

- Привет, Максимыч! - сказал он, радостно сияя. - Вот уж кого и рад видеть, скажу прямо по чести. Ну, отойдем в тенек, нам потолковать по дуплам надо. Ты тогда здорово утекнул от меня в Лондоне, даже не попрощались... Куда спешил тогда?

Вальронд медленно встал, отряхнул штаны от песка.

- Ну что ж! Пошли, Павлухин... поговорим, комиссар!

* * *

Предгрозовые тучи плыли над заводями и запанями, облетали сады, и тяжко ухали паровые мельницы. Казалось, затишью скоро конец. Слишком много подозрительных людей болталось вдоль набережной, загадочно вглядываясь в разлив Северной Двины, уносящей свои холодные воды в дельтовые протоки, между путаницей островов. Где-то там, за Мудьюгом, где плещет тихими волнами жемчужное Белое море, уже надвигалась на город гроза.

Странную картину представлял в эти дни Архангельск: большевики вооружали рабочих Маймаксы и доков Соломбалы, а по городу расхаживали, как дома, толпы иностранцев. Гостиницы Архангельска - "Троицкая", "Франсуаза", "Золотой якорь" и комнаты г-на Д. Н. Манакова - трещали от наплыва русской аристократии, спешившей в эмиграцию: князья, графы, бароны. В трактирах ночевали под лавками какие-то подонки, издерганные и в лохмотьях, но с прекрасным французским произношением. Иногда, бросив на лавку (или - чаще под лавку) свои лохмотья, они говорили трактирщику.

- А ведь ты, дурень, не знаешь, кто у тебя ночует сегодня?

- Никак нет, ваше высокоблагородие, не могу знать.

- Оно и видно, что дурак... А если я тебе скажу, что раньше ключ золотой камергера носил, - поверишь?

- Так точно, ваше сиятельство, охотно поверю!..

По ночам некоторые из подонков грабили (очень вежливо) одиноких прохожих:

- Один брелок оставляю вам на память...

- Мадемуазель, что вы? Нам нужен только кулон с вашей очаровательной шейки. Снимите, пожалуйста, сами. Мы уважаем вас... как женщину!

Что-то затаенное чудится в осаде старинных особняков. Изредка отдернется на окне занавеска, и кто-то с тщательным пробором на черепе выглянет на улицы - боком, искоса. Оглядит взлохмаченный простор реки, и занавеска снова задернется: нет, рано еще... рано показываться на улице!

А по вечерам "чистая" публика отдыхает в ресторане "У Лаваля", который с незапамятных времен известен в Архангельске за обитель всех плавающих. Вот и сегодня, как обычно, собрались после служебного дня "спецы" из штабов и управлении. Сорваны погоны, проедены кортики, офицеры флота поблекли. Многие направлены в Архангельск уже от имени Советской власти, служить которой они обязались.

Среди "спецов" и полковник Потапов - главком:

- Внимание, господа, такого вы давно не видели...

В скромном платье появилась в ресторане княгиня Вадбольская (без девочки). Присев к столу, она одиноко ужинала. И очень скромен был ее ужин, - видно княгиня небогата. Один ее кивок в сторону адмирала Виккорста решил все дело, - ах, оказывается, она знакома адмиралу! - и скоро Вадбольскую окружили офицеры, наперебой предлагая красавице свои услуги.

- Благодарю вас, господа, - отвечала она с достоинством. - Но я уже устроилась... Нет, не в "Троицкой", а сняла две комнатки на Немецкой слободе. Я ведь здесь только проездом.

Флотская молодежь исподтишка переговаривалась:

- И сегодня приехала? Одна? Мичман Вальронд? Не знаю такого, но вот же - повезло человеку... Какая женщина, какое обаяние!

Вадбольской представили и поручика Николая Дрейера.

- Кстати, - сказали с намеком, совсем недобрым, - поручик Дрейер у нас большевик, княгиня.

- Да что вы? - удивилась Вадбольская.

- Господа, - заметил Дрейер, - как бы вы себя почувствовали, если бы я, представляя вас княгине, сказал: "Познакомьтесь, ваше сиятельство, вот эти офицеры - сплошь монархисты..."

Княгиня рассмеялась, с любопытством разглядывая рослого и плечистого великана Дрейера; поручик вскоре удалился, и по настроению офицеров было заметно, что они даже рады его уходу. Смущенно пытались оправдать себя:

- Вы не смотрите на нас, княгиня, как на... Впрочем, мы, конечно, советские. Но это - пока... Осмелимся спросить, какими ветрами прибило вас к нашему берегу?

- Я, господа, вырвалась из совдепии. Меня, слава богу, не арестовывали. Но по Тамбовской и по Курской все, что осталось от мужа, отобрали. А меня держать не стали, чем я и воспользовалась охотно...

- А что вы им сказали, княгиня, на прощание?

- Я им сказала: "Негодяи! Разбойники... Я еще вернусь в Россию, и чтобы вы не вздумали разорять здесь!"

Потапов, сам владевший имениями, спросил с интересом:

- А как они вели себя при этом, княгиня?

- Хохотали как помешанные. Я ничего не поняла в этом диком смехе и уехала... Вот, теперь доживаю последние дни на родине. Уезжаю совсем, как это ни печально. Но - прочь, прочь...

Вокруг нее заволновались:

- Как можно? Не покидайте нас... Архангельск сегодня расцвел с вашим появлением. Мы информированы точно: еще все может измениться, княгиня, к лучшему!

В окружение офицеров флотилии по-свойски затерся полный и круглолицый англичанин.

- Мистер Томсон, - представили его княгине. Вадбольская плавно протянула ему руку.

- Добрый день, - сказала по-английски. - Как приятно... В руке ее щелкнул портсигар, кто-то уже подносил ей спичку.

Она раскурила папиросу и выдохнула - вместе с дымом:

- Я действительно очень рада встретить вас именно здесь, Георгий Ермолаевич, - сказала она уже по-русски.

От лица Томсона отхлынула кровь. Конечно, вокруг люди свои. Можно не опасаться. Но кавторанг еще не привык к таким разоблачениям... Он присел:

- Откуда вы меня знаете, княгиня? - и заглянул ей в лицо.

- А я удивлена, что вы меня не узнали сразу.

- Подскажите.

- Вы меня вспомните и так, - печально улыбнулась в ответ Вадбольская. - Я ведь знала, еще девочкой, и вашего батюшку, Ермолая Николаевича, когда он управлял Санкт-Петербургской таможней. И сестру вашу Марию хорошо помню.

- Удивительно, - растерянно произнес Чаплин, напрягая память. - В самом деле, какая приятная встреча...

С появлением Чаплина бутылки выстраивались, как снаряды на батарее. Пьяненько посматривая глазками, смолоду испорченными штабной работой, Чаплин завладевал вниманием Вадбольской; и ему это было совсем нетрудно, ибо за этим столом он был самым старшим, если не считать еще одного человека - адмирала Виккорста, который доедал в скорбном одиночестве большую семгу.

- Вы не должны уезжать, это абсурд - покидать отечество, - горячо толковал Чаплин. - От чего вы едете? От большевиков?

- Причина веская, Георгий Ермолаевич.

- Но, княгиня, это неразумно: большевики доживают здесь последние дни...

- Часы, а не дни, - осторожно подсказали сбоку. - Оставайтесь с нами. А вскоре мы обещаем отправить вас в Москву, где тоже не будет большевиков...

Розовые от вина губы Вадбольской были сложены в улыбке.

- Боже, - прошептала она, - какие соблазнительные истории вы мне рассказываете... Верить ли?

- Верьте, верьте. Вам совсем незачем рисковать таким дальним путешествием. Мы, офицеры флотилии, хорошо знаем: море наполнено минами, наши тральщики ловят их, как галушки из супа, и не могут вычерпать, германские субмарины топят суда жестоко... К чему проделывать такое опасное путешествие, чтобы потом опять вернуться?

В этот момент с той стороны, где бедная семга доживала свои последние минуты, послышался резкий, как звонок, голос адмирала Виккорста ("красного адмирала"):

- Мистер Томсон, вы разве не слышите? Я вас прошу...

- Извините, княгиня... - спохватился кавторанг.

- Сядьте, - сказал Чаплину седовласый линейный адмирал. - А вы, Чаплин, разве так уж хорошо знаете эту женщину, чтобы мило болтать с ней обо всем, что вам удалось узнать от офицеров моего Беломорского штаба?