Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 153

- Чего знаешь, Матти? - спросил. - А вот посмотри на майстера (и показал на человека в пьексах). Это магистр из Або, он будет твоим карельским министром...

Магистр спросил по-русски:

- Давно ли был в Кандалакше? А что там с этим батальоном под оранжевым знаменем... знаешь?

Матти рассказал: батальон кормят и одевают англичане, но карелы из-под влияния англичан вышли. Оружия не сдают. И считают себя по-прежнему большевиками. Англичане и рады бы не кормить, но тогда батальон уйдет к Спиридонову на прорыв. Рады бы послать против Спиридонова, но батальон никогда не пойдет против...

- Вот это здорово! - захохотал Таккинен. - Англичане крепко вляпались. Как в коровий блин наступили! Но мы этот батальон вырежем, - сказал капитан рассудительно. - А комиссара Юсси Иваайнена повесим... Чего скрывать? повернулся он к милиционеру. - Ты сам знаешь: эти большевики с трилистником крепко всыпали нам в августе... Такие вещи не забываются. Садись, Матти, с нами рядом, ты же здесь - хозяин...

Матти присел. И тишина в доме, тишина. Не выходит жена навстречу. А от плеча Таккинена, словно золотая нить от рождественской елки, тянется огненно-рыжий волос жены... Его жены! Матти жены.

- Ну, рассказывай, что слышал, - велели ему.

- Хороший анекдот слышал, - сказал Матти и хлебнул из миски густой простокваши.

- Ну-ну, - подзадорил его из потемок магистр из Або.

- Встретились двое скупердяев из Лайхия и Исю-кюра. "Чего сидеть без дела? - сказал лайхинец. - Давай посоревнуемся: кто из нас скупее?" "Давай, - согласился исюкюрский и остановил свои часы. - Зачем, - сказал, - им ходить напрасно!" "Это дело,--ответил ему лайхинец и задул на столе лампу. - К чему тогда нам расходовать керосин?" "А тогда я, - сказал ему исюкюрский, - снимаю штаны. Ты все равно ничего в темноте не видишь, а сукно протирать не к чему: оно ведь денег стоит..."

Билась пурга за окнами. Яркой нитью горел волос жены на германском мундире бандита белофинна. И стало еще тише.

- Хороший анекдот, - сказал Таккинен и повернулся к учителю: - Микка! Ты сидишь ближе... Ну-ка, отрежь ему ухо!

Ухо милиционера лежало на столе, посреди мисок и посуды.

- Где Паасу Риита? - спросил монтер. - Ты же знаешь ее хорошо, она тоже большевичка... Ну, чего уставился как баран?

Матти не шевельнулся, только горячая кровь стекала за воротник русской гимнастерки. Это было только начало, и милиционер думал - что дальше? Наверное, - глаза...

- Оставьте его, - поморщился магистр из Або. - А ты, Микка, все-таки учитель... Что простительно капитану, то тебе делать не следует. Это же ясно и так: кобель свою суку не выдаст. Отправьте Матти на курсы счетоводов, и тогда он сам поймет великую финскую истину... И уберите ухо со стола, как вам не противно самим?

- Тебе повезло, - сказал учитель, смахнув ухо на пол. - Ты везучая стерва... Запрягай лошадь снова, Матти!

Магистр поднял брошенную у порога винтовку милиционера, ловко провернул затвор, из-под щеколды упруго выскочила обойма.

- Шесть в магазине, один в канале, - сказал гость из Або, а Таккинен, довольный, улыбнулся.

- Выходит, - сказал, - ты боишься нас, Матти?

- Да,вас можно... можно бояться! Вас вся Карелия боится!

- Хочешь ничего не бояться, Матти? - спросил монтер. - Тогда мы пришьём тебе ухо... - И все засмеялись.

- Пора, херра, - заметил учитель магистру. - Одевайтесь! Всю дорогу, пока бежали лошади, Матти держался рукой за голову, кровь свисала из-под шапки сосульками, и пальцы заледенели. В редколесье соснового мяннисто стояла старая школа, и здесь бандиты оставили Матти, чтобы он учился на "счетовода". А сами резво поехали далее... Тайно они приехали в Кемь и вручили своему гонцу палку с ярким петушиным пером; к ней была привязана и монета, и эта палка пошла гулять по окрестностям: от кулака к кулаку, от хутора к хутору. Перо означало, что собираться надо скорее птицы; монета намекала на то, чтобы приходили с деньгами.

Тайно от англичан (и тайно от белогвардейцев) "всекарельский съезд" начал свою работу. Делегаты, между прочим, исправно ходили обедать в английскую столовую.

Завечерело, и при свете керосиновой лампы капитан Таккинен произнес речь.

- Мы одиноки! - сказал он. - Наш верный друг Германия разбита, и западный мир сам скалит зубы на Карелию. Отнимая ее у большевиков, он отнимает ее у нас! Мы пойдем своим путем. Надеяться на помощь белой гвардии мы тоже не можем, ибо она сейчас вся подчинена Колчаку, а этот подлый адмирал выступает против великой финляндской идеи. И пусть эстонцы, когда Юденич пойдет весною на Петроград, красят своей глупой кровью поля Псковщины, - нет, мы не дураки: мы озабочены только своей идеей. Эта идея простирается сейчас от Мурмана до Петрозаводска, и мы возьмем это себе!

- Слушайте, слушайте, слушайте, - возвестил потом магистр из Або. Мир большевизма должен вздрогнуть от ужаса. Нас, финнов и карелов, очень мало. А подлых москалей много.

Оттого-то, друзья мои, мы должны быть жестоки. Черный лебедь царства Туонеллы уже машет крылом над каждым из нас, чтобы лететь далеко... Мы отплывем в озера, полные тайн и волшебного очарования. Гранитные камни, за которыми скрывается неземная Туонелла, окрашены в извечный цвет крови, и над каждым из нас будет рыдать мать Лемминакайнена... Ужас! Только ужас мы оставим после себя большевикам...

Капитан Таккинен вышел прогуляться по кемским улицам. Мимо проходил британский солдат с русской девицей под ручку.

- Дай прикурить, - сказал ему Таккинен; прикуривая от зажигалки британца, капитан намекнул: - Ты, дружище, не туда забрался!

- Ты кто, большевик, чтобы учить меня?

- Нет, - пояснил Таккинен. - Тебе, олуху, наверное, кажется, что ты в России... Ты крепко ошибся адресом. Здесь тебе не Россия, и скоро в Карелии не будет ни вас, ни русских!

Англичанин спрятал зажигалку и отпустил барышню от себя.

- Я ведь не пьяный, приятель! - сказал, наседая грудью. - И приехал по точному адресу... Где переспать - всегда знаю! На всякий случай, предупреждаю: ты не сильно брыкайся, когда я тебя в своем кулаке буду нести до нашей комендатуры... А ну, пошли!

Удар острого пуукко, и британец лег на землю. Без звука.

- Ой! - сказала барышня, закрывая в страхе лицо.

- Русская? - И капитан Таккинен уложил ее рядом с британцем.

Вечером они отправили эстафету в Финляндию: "Нас встретили с ужасом, и этот ужас мы будем всемерно поддерживать. Съезд принял единогласное решение об отделении Карелии от России и создании великого Карельского государства... Старый добрый Вяйнямейнен снова встал на лыжи..."

* * *

Матти Соколов встал на лыжи и - полетел.

"Трах!" - брызнуло огнем из его винтовки, и мишень, наряженная в шинель красноармейца, кувыркнулась. "Трах! Трах!.." - и пули рванули еще две шинели - британскую и белогвардейскую.

Описав круг на лыжах, он подкатил к судейскому столу.

- Очки ты выбил, - сказал судья. - Не опоздай на лекцию...

Вдали от мира, среди лесов и снегов, готовили "счетоводов" от каждой волости. Тишина, волчий вой по ночам, и бегут телефонные провода - прямо от школы, прямо в чащу леса, прямо через границу. Лекторы из Финляндии читали о международном положении и политэкономию севера; изучались карты нового государства, которое должно граничить на юге с рекой Свирью и Ладогой; на востоке его будет омывать Белое море, на севере - Ледовитый океан; весь Кольский полуостров, уже запроданный англичанам, тоже входил в состав задуманного всекарельского единения.

- А нашей столицей, пока временной, - говорили на лекциях эрудиты барона Маннергейма, - назначается деревня Ухта (юмором они не обладали). Что же касается столицы всех революций - Петрограда, таящего особую угрозу нашей великой идее, то его надо стереть с лица земли...

Правительство было уже составлено и жило в деревнях Ухты, бражничая и свадебничая. По весне, когда пойдут вдоль Мурманки англичане, должны выступить и финно-карелы, чтобы успеть выхватить Петрозаводск у большевиков из-под носа англичан. Матти Соколову выдали зачетный лист, где были проставлены отметки за бухгалтерию, за счетоводство, за товароведение, и он встал на лыжи, как добрый Вяйнямейнен, чтобы уехать в "исполком" нового великого "всекарельского государства".