Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин. Страница 202

Обо всем этом Спартак узнавал постепенно, когда вновь вошел в Кампанию. Поскольку его армия продолжала расти, он научился объединять ее на марше, формируя и тренируя новые когорты на ходу. Для всех было горем, когда Эномая убили во время успешной атаки на лагерь Вариния и Валерия, но Крикс все еще был жив. К тому же появлялись другие способные легаты. Общественный конь, принадлежавший Варинию, очень подошел верховному командующему. Он выглядел вполне эффектно. Каждое утро Спартак целовал коня в нос и гладил его длинную серебристую гриву, перед тем как прыгнуть в седло. Командующий восставших назвал своего коня Батиат.

Уверенный, что такие города, как Нола и Нуцерия, будут на его стороне, Спартак послал своих людей, чтобы те немедленно увиделись с их магистратами и объяснили, что вождь мятежников намерен помочь Квинту Серторию установить новую Италийскую Республику. Следовало попросить еще людей, материальной части и денег. Но людям Спартака твердо ответили, что ни один город Кампании не поддержит Квинта Сертория и Спартака, предводителя гладиаторов.

— Мы не любим римлян, — сказали магистраты Нолы, — и гордимся тем, что противостояли Риму дольше, чем любой другой город во всей Италии. Но не более того. Больше никогда. Наше процветание в прошлом, вся наша молодежь мертва. Мы не пойдем с вами против Рима.

Когда такой же ответ дала и Нуцерия, Спартак созвал небольшое совещание с Криксом и Алусо.

— Разграбь их, — посоветовала фракийская жрица, — покажи им, что для них лучше было бы присоединиться к нам.

— Я согласен, — сказал Крикс, — хотя у меня другой довод. У нас сорок тысяч человек, достаточно оружия, чтобы всех вооружить, и много еды. Но больше у нас ничего нет, Спартак. Прекрасно обещать нашим солдатам хорошую жизнь и достаток при правительстве Квинта Сертория, но, может быть, лучше дать им хоть что-то из этого достатка прямо сейчас. Если мы разграбим какой-нибудь город, который откажется перейти к нам, мы поселим страх в городах, до которых мы еще не дошли, а заодно порадуем наши легионы. Женщины, добыча — еще не родился тот солдат, кому не нравится грабить!

Раздраженный этим непонятным ему отказом, Спартак принял решение быстрее, чем это сделал бы прежний Спартак, догладиаторских дней. Тогда была совсем другая жизнь.

— Очень хорошо. Мы атакуем Нолу и Нуцерию. Скажи людям, чтобы были беспощадны.

И пощады никому не было. Глядя на результат, Спартак решил, что грабить — очень хорошее занятие. Нуцерия и Нола отдали казну, деньги, продукты, женщин. Если он продолжит грабеж, он сможет дать Квинту Серторию огромное состояние и целую армию! И если бы он это сделал, весьма вероятно, что Квинт Серторий, диктатор Рима, назначил бы Спартака, гладиатора-фракийца, своим командиром конницы.

Поэтому необходимо получить это огромное состояние, прежде чем покинуть Италию. К нему все еще продолжали приходить люди, они рассказывали о богатствах, скопившихся в тех частях Лукании, Бруттия и Калабрии, которые не были затронуты Италийской войной. Поэтому из Кампании мятежники направились на юг — грабить Консентию в Бруттии, а затем Фурии и Метапонт на берегу Тарентинского залива. К большой радости Спартака, все три города оказались потрясающе богаты.

Когда Алусо закончила обрабатывать череп Батиата, Спартак подарил ей лист серебра, чтобы покрыть полученную чашу. Но после Консентии, Фурий и Метапонта он велел ей выбросить серебро в мусор и заменить его золотом. И во всем этом крылось определенное искушение. Алусо мыслила как дикарка, но обладала страшной магией и постоянно находилась рядом с ним как талисман удачи. Пока Алусо будет рядом, он останется любимцем Фортуны.

Да, она была замечательная. Она умела найти воду, она чувствовала опасность, она всегда давала ему правильный совет. Она была беременна от него. Ее полные красные губы контрастировали с соломенными волосами, с дикими, бледными глазами белого волка. Голени и кисти рук Алусо были увешаны золотыми браслетами. Спартак считал ее идеальной, но не потому, что она была фракийка и он сам стал фракийцем. Они принадлежали друг другу. Она была олицетворением этой странной новой жизни.

В начале апреля Спартак направился в восточный Самний, уверенный, что здесь, по крайней мере, некоторые города присоединятся к нему. Но Эзерния, Бовиан, Беневент и Сепин — все отвергли его попытки привлечь их на свою сторону. «Мы не присоединимся к тебе, мы не хотим тебя, уходи!» И грабить там было нечего. Веррес и Цетег ничего после себя не оставили. Однако отдельные самниты продолжали вливаться в его армию, которая теперь стала насчитывать девяносто тысяч человек.

Спартак понял, что таким количеством людей управлять трудно. Хотя войско было организовано в настоящие римские легионы и обладало римским вооружением, Спартаку непросто оказалось найти достаточно способных легатов и трибунов, чтобы осуществлять железный контроль над солдатскими порывами, пьянством и ужасными ссорами, которые провоцировали женщины. И он решил, что настало время идти в Италийскую Галлию, Заальпийскую Галлию и к Квинту Серторию в Ближнюю Испанию. Не западнее Апеннин — он не хотел показываться где-нибудь вблизи Рима. Он пойдет по побережью Адриатики, через земли, которые яростно боролись против господства Рима над полуостровом, — по территориям марруцинов, вестинов, френтанов, южных пиценцев. И многие из них присоединятся к нему!

Но Крикс не хотел в Ближнюю Испанию. Не хотели туда и те тридцать тысяч, которые находились под его началом.

— Зачем так далеко? — спросил он. — Если то, что ты говоришь о Квинте Серторий, правда, тогда однажды он сам придет в Италию. Лучше, если он обнаружит нас прямо в Италии. Мы поставим пяту на шею Рима. Отсюда до Испании — пятьсот миль. Придется идти через дикие племена, для которых мы будем просто еще одной армией римлян. Мои люди и я — против того, чтобы покидать Италию.

— Если ты и твои люди против того, чтобы покидать Италию, — рассердился Спартак, — тогда оставайтесь в Италии! Какая мне разница? У меня почти сто тысяч войска, и это слишком много! Поэтому уходи, Крикс, и чем дальше, тем лучше! Забирай свои тридцать тысяч и оставайся в Италии!

Итак, когда Спартак и семьдесят тысяч людей — вместе с огромным обозом и сорока тысячами женщин, не говоря уже о детях — повернули на север через реку Тиферн, Крикс с тридцатью тысячами повернул на юг, в направлении к Брундизию. Был конец апреля.

Приблизительно в то же время консулы Геллий и Клодиан покинули Рим, чтобы забрать войско в Капуе. Квинт Аррий, экс-претор, сообщил Сенату, что четыре легиона новых солдат, набранных в Капуе, хороши, насколько это возможно. Он, правда, не мог гарантировать, что они уже годятся для сражений, но надеялся на это.

Когда консулы достигли Капуи, им сообщили о расколе между Спартаком и Криксом и о новом походе на север самого Спартака. Был разработан новый план. Квинт Аррий поведет один легион на юг, чтобы сразу покончить с Криксом. Геллий возьмет второй легион и будет следовать за Спартаком, пока Аррий не сможет присоединиться к нему. Клодиан возьмет два других легиона, быстрым маршем пройдет мимо Рима, потом повернет на восток, на Валериеву дорогу, и появится на Адриатическом берегу севернее войск Спартака. Затем два консула окружат Спартака и смогут сомкнуть клещи.

Через несколько дней пришли великолепные новости от Квинта Аррия. Хотя силы были в соотношении пяти к одному, он укрылся на горе Гарган в Апулии и внезапно напал на недисциплинированных, толкущихся людей Крикса, которых завел в ловушку. Сам Крикс и все его тридцать тысяч убиты, а уцелевшие были потом казнены. Квинт Аррий не планировал оставлять врага живым.

Геллию повезло не так. То, что Аррий сделал с Криксом, Спартак проделал с ним. Один легион Геллия рассеялся в панике, как только люди увидели огромные силы, которые надвигались на них. И хорошо сделали, как оказалось, ибо те, кто остался, были уничтожены. По крайней мере, они убежали, не побросав оружия и доспехов, так что, когда вновь соединившимся Аррию и Геллию удалось остановить их, у них имелось оружие и они могли (во всяком случае, теоретически) снова драться, не возвращаясь за экипировкой в Капую.