Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии - Никифорова Лариса Викторовна. Страница 27

Следует обратить внимание на еще одну важную причину «смерти» дворцового жанра – «открытие» частной жизни. Появление феномена частной жизни означает в истории культуры конец раннего Нового времени, в котором личность растворена в сословных и конфессиональных связях, и начало собственно Нового времени, субъектом которого является суверенная личность, осознающая свое право на автономное суждение, на выбор образа жизни. Рождение автономной личности имел в виду М. Фуко, писавший, что «вплоть до конца XVIII века человек не существовал» [413] . Об отделении нововременного «Я» от средневекового «Мы» как об основной антропологической проблеме русского XVIII века размышлял Г. Вдовин [414] .

Художественный процесс можно без преувеличения считать «повивальной бабкой» рождения суверенной личности. «Муки и радости» суверенной личности были «открыты» в искусстве, в риторическом языке готовых слов и общих мест, а затем интериоризированы. Как писал У. Бек, то, что раньше было общей судьбой, стало биографией [415] . То, что раньше было «общим местом», стало личным переживанием.

Размышляя над дворцово-парковыми ансамблями конца XVIII – первой трети XIX века, нельзя не заметить эволюции их программ от универсальных энциклопедических миров к универсальным же, но эмоциально-личностным. Таковы, скажем, «миры семейных скорбей» с мавзолеями, памятниками супругам и родителям, «миры личных воспоминаний» с семейными рощами и аллеями друзей, «монументы преданности» с обелисками в честь императриц или императоров, с хранением на видном месте табакерки, подаренной императрицей или пожалованного ею фарфорового сервиза.

Мир личности в классическом дворцово-парковом ансамбле экстериоризирован, вынесен вовне. Как будто грустить, скорбеть или предаваться воспоминаниям владелец дворца мог только в пространстве, декорированном соответствующим образом. Как, например, князь Трубецкой, проводивший долгие часы в скорбном уединении в мемориальной комнате, воссоздававшей обстановку кабинета, в котором скончался Александр I в Таганроге [416] . Человек Нового времени, вдоволь попутешествовавший по дворцам и садам, ощутил целый мир в себе и в декорациях нуждаться перестал [417] . Поэтому и строительство дворцово-парковых ансамблей потеряло смысл. Уединенные острова и храмы дружбы могли цениться и часто сохранялись, но уже в ином качестве – исторических раритетов, экспонатов родового музея.

В царствование Николая I рядом с «регулярным» Петергофским дворцом появился неоготический Коттедж – декорация семейной идиллии. В отстроенном после пожара Зимнем дворце и новом Большой Кремлевском дворце официальные пространства, места публичной деятельности императорского двора, были отделены от «квартир», где размещалась императорская семья и придворные. Примерно в то же время появилась новая императорская резиденция в Москве – Александринский дворец в Нескучном, вне Кремля, официального пространства первопрестольной.

Дворец из универсального произведения превратился в идеологему – парадное официальное пространство, одно из многих публичных пространств; художественный язык из универсального контекста, предписывающего формы репрезентации власти, превратился в инструмент выражения актуальных политических идей. Зимний дворец в Петербурге первой трети XIX века и Большой Кремлевский дворец, построенный по проекту К. Тона, можно считать представителями следующего типа дворца – дворцами-идеологемами. Национальный декор Большого Кремлевского дворца и национальная программа парадных орденских залов обоих дворцов, были художественной декларацией принципов государственного устройства – монархии, укорененной в национальной истории.

Дворцы в столицах и провинции: культурный ландшафт империи

В течение полутора столетий – с рубежа XVII–XVIII веков и до середины XIX века – дворцы строились повсюду: не только в обеих столицах, но и на границах империи, в больших и малых городах, загородных усадьбах.

Большинство дворцов сосредоточено в Петербурге и окрестностях. В том пространственном и семантическом каркасе города, который был создан уже в первое десятилетие строительства, дворцы играли заметную роль. Летний сад и летний дворец Петра, Свадебные палаты и Зимние дворцы на набережной Невы, дворец Меншикова на Васильевском острове образовали парадно-официальное ядро новой столицы, подобно тому, как Петропавловская крепость и Адмиралтейство – военно-промышленное. По указу Петра I дворцы с садами и фонтанами должны были вырасти на берегах безымянного Ерика и Мьи. Дворцы вельмож отстраивались в непосредственной близости к императорским дворцам, стали вдоль Невской першпективы и набережных.

Вскоре началось строительство резиденций вдоль берега Финского залива – небольшие «попутные хоромы» превратились в ансамбли Стрельны, Петергофа, Ораниенбаума. Возникли дворцово-парковые комплексы Екатерингофа, Анненгофа и Елизаветгофа, Подзорный дворец [418] . Рядом с оружейным заводом на реке Сестре появились царские резиденции Ближние и Дальние Дубки с дворцами и регулярными садами [419] . Первые дворцовые постройки появились в Саарской мызе.

От начала основания города и до середины XIX века каждое царствование ознаменовывалось возведением новых городских и загородных дворцов. Строились резиденции наследников престола и великих князей, чинов императорского двора.

Вторым по размаху дворцового строительства городом стала Москва и ближнее Подмосковье, куда весь двор переезжал в связи с различными торжествами. Приезды высочайших особ в Москву сопровождались обновлениями старых дворцов и строительством новых. По случаю коронационных торжеств отстраивались новые дворцы в Кремле и в подмосковных. «Дворцовым» стало Лефортофо, где возникли Петровский дворец, Анненгоф, Слободской и Екатерининский дворцы. Между Кремлем и Лефортово постепенно образовалась «дворцовая зона» с резиденциями придворной знати. В связи с принятием Петром I императорского титула и празднованием победы в Северной войне был построен новый дворец в Преображенском, основательно отремонтирован царский дворец в Коломенском [420] . В связи с празднованием Кучук-Карнаджийского мира появился Пречистенский дворец [421] . Не следует забывать о «временных» дворцовых сооружениях, которые устраивались в Москве по случаю празднований.

Строительство дворцовых резиденций на протяжении всего XVIII столетия играло заметную цивилизующую роль – вокруг них возникали поселения, превратившиеся в «придворцовые» города (Ораниенбаум, Петергоф, Царское село, Павловск, Гатчина). Широкое дворцовое строительство стимулировало протекционистскую политику государства – для нужд строительства, отделки и убранства основывались кирпичные заводы, лесопильные мельницы и другие предприятия. С дворцовым строительством связаны Воробьевский стекольный завод в Москве рядом с Воробьевским дворцом; мастерская по обработке мрамора в Петергофе (ныне часовой завод); Петербургская шпалерная мануфактура; Порцелиновая мануфактура, затем Императорский фарфоровый завод, Усть-Рудицкая фабрика по варке цветного стекла и изготовлению смальт близ Ораниенбаума, созданная году по инициативе М.В. Ломоносова и при его участии [422] , бумажная фабрика в Ропше. Дворцовые интерьеры репрезентировали успехи отечественной промышленности – Стеклярусный кабинет Китайского дворца в Ораниенбауме, Лионский зал Екатерининского дворца в Царском селе, Малахитовая гостиная в Зимнем дворце и многие другие. Не будет большим преувеличением сказать, что дворцовое строительство стало мощным стимулом развития «мирных» отраслей отечественной промышленности.

В обеих столицах возводились дворцы представителей придворного общества – строительные инициативы предпринимались по случаю получения чина, обязывавшего иметь дворцы вблизи императорских резиденций. Как и члены императорской семьи, придворные имели, как правило, несколько дворцов. Так, П. Мусин – Пушкин, «конфидент» по делу Волынского, имел каменный дом в Москве и три каменных дома в Петербурге – один на Мойке, другой между Набережной и Немецкой линиями, третий на Васильевском острове «в 13 линии над Невою»; дачу между Петергофом и Стрельной, Клопинскую мызу. Сам А. Волынский, который жаловался, что беден и нищ, имел несколько дворов в Петербурге (деревянный дом на Мойке, каменные палаты на Адмиралтейском острову ниже Исаакиевской церкви, двор на Фонтанке у Обухова моста), дома в Москве и подмосковном Воронове. После завершения «дела Волынского» конфискованные дома были переданы другим придворным – Бирону, Миниху, камергеру Стрешневу [423] .