В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович. Страница 47

Годы, полные испытаний, выработали у меня субъективный, философский взгляд на все происходящее. В математическом понимании жизнь – это синусоида, нанизанная на ось. Она представляет собой запрограммированный, разновеликий для каждого индивидуума вектор бытия. В период приливов кривая синусоиды идет вверх, в отливы – вниз. В существовании каждого человека они сменяются с такой же цикличностью, как времена года, день-ночь и другие явления природы.

Для нашей маленькой семьи наступил теперь очень тяжелый период. Преодолеть его вместе будет легче, хотя в очередной раз придется пожертвовать всем, что нажито с большим трудом. Пока это была моя односторонняя позиция. Требовалось срочно заручиться мнением мамы. Если мой голос был определяющим, то ее – решающим. Поэтому во время утреннего визита к агенту мы договорились, что берем небольшой тайм-аут. Он необходим для поездки в Черновцы, чтобы принять окончательное решение.

Мне был передан внушительный перечень необходимых документов для оформления обмена. Их наличие не гарантировало, что будет дано разрешение на переезд. Москва всегда пользовалась особым статусом, который в послевоенные годы был ужесточен. Нужно было иметь весомое обоснование для необходимости обмена. Чтобы рассеять свои сомнения, решил направиться в Моссовет. С трудом удалось разыскать фронтового друга отца – Мосолова^[53]. Он встретил меня с распростертыми объятиями, хотя видел впервые. Известие о гибели отца повергло его в шок. Мужественный, прошедший войну мужчина не скрывал слез. Долго шептал:

– Какая жестокая несправедливость! Не могу поверить, что Семена нет. Ведь мы прошли всю войну и уцелели!

Он сел рядом со мной и обнял за плечи. Последовали долгие минуты молчания. Затем подробно расспросил, что привело меня в Москву. Я попросил его совета о правильности моих действий и реальности их осуществления. После небольшой паузы он ответил:

– Поверь моему опыту. В сложившейся ситуации ты принял самое правильное решение. Москва – город неограниченных возможностей. Сейчас, в послевоенные годы, после вынужденного застоя намечается невиданный строительный бум. Профессия архитектора – одна из наиболее востребованных. Твое будущее более чем оптимистично. Случайную возможность обмена жилья, даже такого неравноценного, следует использовать не задумываясь. Все стремятся в Москву, из нее никто не хочет уезжать. Поэтому процедура въезда и прописки чрезвычайно усложнена. В вашем случае есть обнадеживающие моменты: твой статус студента, воссоединение с семьей, потерявшей кормильца – участника войны при исполнении служебных обязанностей. Непосредственное решение этой проблемы я возьму под свой контроль.

Он прервал свой монолог. Вызвал секретаря. Попросил принести чай и бутерброды. Мы переместились в кресла вокруг журнального столика. После чаепития Мосолов подошел к сейфу, который стоял в углу его большого кабинета. С пачкой денег направился ко мне со словами:

– В память о лучшем друге отныне буду оказывать посильную помощь. Вам сейчас предстоят большие траты. Тебе придется часто приезжать в Москву для согласования разных бумажек… Не смущайся. Я делаю это от всего сердца. Поклонись от меня маме и передай, что разделяю ваше общее горе. Будете на могилке Семена, от меня возложите цветы. До скорой встречи!

Он по-отечески обнял меня. Я уходил от него с надеждой на лучшее будущее. Встречу с родственниками пришлось отложить: нужно было срочно возвращаться в Черновцы. Там, в первый же день, мы втроем побывали на кладбище. Букет от имени Мосолова дополнил большую цветочную гору.

Весь вечер мы с мамой решали, как жить дальше. Сидя в уютном углу большой гостиной, Яна молча прислушивалась к нашему разговору. Из детства она стремительно перешагнула в переходный возраст. Стала более замкнутой, оставаясь наедине со своими мыслями. Я с огорчением замечал, что между нами образуется незримая дистанция. Мои опасения, что мама отрицательно отнесется к варианту обмена на клетушку в Москве, к счастью, не оправдались. Она с грустью сказала:

– Нам не привыкать. Не в первый раз! Главное, чтобы у тебя все сложилось!

Перед отъездом во Львов я успел собрать ряд выписок и справок, необходимых для предстоящего обмена. Получение недостающих бумаг, за вознаграждение, взял на себя сосед – работник домоуправления. Большая часть денег Мосолова была вручена маме. Она просила передать ему сердечную благодарность при очередной встрече. Во Львове Юрий Лозовой поздравил меня с успешным переходом в МАРХИ. Он сказал, что долго в связи с этим говорил по телефону с Кропотовым.

Декан высказал мысль о целесообразности досрочной сдачи всех экзаменов и зачетов по программе второго курса. Это позволит до начала осенних занятий на третьем курсе заняться обменными делами и переездом в Москву. Его предложение удалось осуществить довольно быстро. Встречи с преподавателями, которые знали о моей ситуации, носили чисто формальный характер. Заполненную зачетную книжку и выписку об успешном завершении второго курса я получил в считаные дни. Виток львовского периода жизни завершился немного грустным прощальным банкетом с друзьями по факультету и общежитию. Валентина немного всплакнула. Под настроение перед расставанием призналась:

– У меня к тебе очень серьезные чувства. Мне хотелось после окончания института создать с тобой хорошую семью.

Я в унисон ответил:

– Окончишь институт, приедешь в Москву, и вернемся к этой теме.

Она засмеялась:

– Меня только там не хватало! Московские девицы на пушечный выстрел к тебе не подпустят.

Завершился диалог моей любимой фразой:

– Поживем – увидим.

На следующий день я до осени распрощался с Юрием Лозовым, а также с преподавателями и учащимися факультета. Ватага друзей по общежитию и Валентина проводили меня на вокзал. Дружеские объятия, добрые напутствия, нежный, затяжной поцелуй с Валентиной – и поезд тронулся. Я увез с собой тепло прекрасных людей, которые меня окружали в течение двух студенческих лет в сказочно красивом и одновременно враждебном Львове. Несколько дней понадобилось в Черновцах, чтобы с помощью соседа завершить сбор полного комплекта документов. Мама передала мне генеральную доверенность на ведение всех дел по обмену жилья. Попрощавшись с ней и Яной, преклонив колени у могилы отца, я умчался в Москву. И началась изнурительная процедура оформления обменных ордеров.

К счастью, она значительно упростилась благодаря помощи Мосолова. До получения ордера ректорат МАРХИ продлил мне разрешение на временное проживание в общежитии. Иногда я оставался на ночлег у маминых двоюродных сестер, с которыми наконец познакомился. У них были довольно большие многодетные семьи. Они приняли меня очень радушно и гостеприимно. Им казалось, что моя худоба связана с недоеданием. Поэтому откармливали по полной кулинарной программе.

В томительном ожидании ордера и вынужденного безделья, я много времени проводил в прогулках по Москве. Путеводителем стала книга Гиляровского «Москва и москвичи». За гроши ее мне продала ветхая старушка на небольшой барахолке. Благодаря этой необыкновенной книге «минувшее проходило предо мною» очень живо, как будто очевидец прежних дней взял меня за руку и провел по Москве конца XIX – начала XX века.

Островки прекрасной старинной застройки соседствовали с более поздними зданиями, которые, как правило, выглядели не очень привлекательно. Многие улицы и переулки казались мне неопрятными. На это я обратил внимание уже в свой первый приезд – по контрасту с европейской ухоженностью Львова и, особенно, Черновцов…

И вот – радость: в моих руках заветный ордер на право переезда в Москву! Бережно уложив его в карман потрепанного пиджака, я срочно выехал в Черновцы. Нам помогали собраться друзья родителей, которые не покидали маму во время моего отсутствия. Они обещали, что будут ухаживать за могилой отца. Впоследствии я имел возможность в этом убедиться во время неожиданных приездов в Черновцы. Спустя десятилетия останки отца были перенесены мною на Востряковское кладбище, в Москву, где он теперь покоится рядом с мамой.