В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович. Страница 49

– Быстро на большой подрамник! Время поджимает. В твоем распоряжении считаные дни. Надеюсь, не подведешь.

Мне предстояло выдержать очередной серьезный экзамен. От него зависело дальнейшее пребывание в мастерской. Несколько дней я приходил в мастерскую раньше всех, а уходил ближе к полуночи. Получил разрешение в гордом одиночестве поработать и в летнее погожее воскресенье. Построение перспективы в карандаше оказалось очень сложным. В духе пятидесятых годов фасады новостроек украшались многочисленными архитектурными деталями. Это были пилястры с ордерными завершениями, раскреповки, пояски, наличники окон, вставки с барельефами, вычурные карнизы и другие украшения. Мне даже казалось, что Туркенидзе перестарался в отношении декора. Прорисовка в перспективе всех деталей потребовала большого терпения и зрительного напряжения. Наконец появился свет в конце тоннеля. Я с облегчением наносил на ватман последние карандашные линии, когда за спиной услышал мягкий голос Алабяна:

– Ну что ж, для начала неплохо!

Я стремительно обернулся. Алабян приветливо улыбался, а рядом стояла необыкновенно красивая женщина, очень похожая на популярную тогда киноактрису. Протянув красивую холеную руку, к которой я невольно приложился, она представилась как Людмила, супруга архитектора. Я не удержался от комплимента:

– Вы как будто сошли с экрана! Вылитая Целиковская!

Она рассмеялась.

– Многие это говорят! Поверьте, я не двойник, а та самая настоящая Людмила Целиковская^[56].

Дальнейший разговор прервался, так как подошел Туркенидзе в сопровождении Степанова и Бранденбурга. Выразил удовлетворение, что так быстро завершено построение перспективы в карандаше. Даже похвалил при всех, не без оговорки:

– Хорошо. Однако у меня есть замечания, которые прошу выполнить к следующему просмотру.

Их набралось несколько десятков. После этого, взглянув на часы, он со всеми раскланялся и гордо удалился. Я не скрывал своего огорчения и растерянности от обилия замечаний. Легче было все переделать, чем перетирать тщательно прорисованные участки. Присутствующие заметили мою растерянность. Алабян положил руку мне на плечо.

– Не расстраивайся. Замечания неизбежны в любой профессии. Особенно в такой наглядной, как архитектура. Важнее всего добрые слова, сказанные перед этим. Твой руководитель редко их произносит. Желаю успешного завершения перспективы!

Алабян медленно проследовал вместе с Целиковской в другое помещение. Я остервенело начал вносить исправления. На следующий день, раньше обычного, появился Туркенидзе. Он остановился перед подрамником, молча созерцая его. Через несколько минут произнес неожиданные для меня слова:

– Быстро же ты успел учесть все мои замечания! Вот что значит энергия и хватка молодости! В твои годы я был такой же быстрый и неуемный.

Его высказывание повергло меня в растерянность. Ведь удалось исправить лишь малую часть. Во мне боролись два чувства – признаться или промолчать. В результате я промычал что-то невнятное. Туркенидзе разрешил приступить ко второму этапу – обводке тушью – и гордо удалился. Я решил узнать мнение авторитетных коллег. К Туркенидзе они относились доброжелательно, но со снисходительной иронией. Выслушав меня, рассмеялись:

– Успокойся, все идет нормально! Просто сказывается возрастное ослабление памяти. А в целом он добрый человек и большой друг нашего уважаемого мэтра. Они хорошо ладят!

Завершающий, третий, этап был наиболее ответственным. Его профессиональное название – отмывка. Не в смысле «отмывание денег», «отмывание пятен» и т. п. Архитектурная отмывка – кропотливый художественный процесс придания плоскому изображению объемной формы. Это достигалось многократным наложением на ватман кистями прозрачной тонированной жидкости. В те времена – разведенный до уровня «слезы» китайский чай и тушь. Иногда чай заменяла акварель ленинградского производства «Черная речка». От общей отмывки больших плоскостей, фасадов, осуществлялся переход к частной, детальной проработке кистями отдельных деталей. За счет игры света, полутени и тени создавалось зрительное ощущение объемности форм. Чтобы не «запороть» перспективу, я очень тщательно отмывал ее «слезой». Мне очень помогали в работе молодые архитекторы. Они были примерно моего возраста, но уже несколько лет как окончили институт. Их советы, опыт и навыки во многом способствовали успешному завершению моего первого профессионального задания.

Дополнительно, в оставшееся время, Туркенидзе поручил мне выполнение еще нескольких подрамников с различными графиками, таблицами, расчетами. Он пригласил меня на расширенный совет при главном архитекторе Москвы. Я с большим интересом слушал выступления маститых экспертов по различным разделам проекта. Из их уст услышал для себя много нового и полезного. Правда, несмотря на малый опыт, в потоке красноречия мной улавливались высказывания на уровне общеизвестных прописных истин. В итоге проект был одобрен – с условием доработки по замечаниям членов Совета и экспертов. Предстоял длительный процесс разработки рабочей документации для строительства. Туркенидзе подключил меня к группе разработчиков в качестве «рабочей лошадки».

Профессора и студенты МАРХИ

Накопленный в прошлом опыт позволял мне довольно быстро выдавать на-гора готовые чертежи. При сдельной оплате я стал зарабатывать приличные по тем временам деньги. Они помогли к новому учебному году приодеть Яну. Ей предстояло впервые переступить порог новой школы. Поэтому несокрушимое понятие «По одежке встречают, по уму провожают» на уровне школьной психологии было вполне уместно, особенно для девочки. Лично меня это устоявшееся понятие мало беспокоило. Я был уверен, что на более высокой ступени в институте встречают и провожают по уму и знаниям. В этом убедил меня опыт двух лет учебы во Львове.

С началом занятий на третьем курсе института изменился график моей работы в творческой мастерской Алабяна. Я приходил в нее за несколько часов до окончания трудового дня. Успевал получить надлежащую консультацию и очередное задание. Засиживался за чертежной доской до позднего вечера. Быстрым шагом, по слабо освещенным улицам, совершал променад в Тихий тупик. Несмотря на поздний приход, мама не спала и ожидала меня с нетерпением. За легким запоздалым ужином я посвящал ее в подробности прошедшего дня. Засыпал мгновенно. Как мне казалось, так же мгновенно наступало раннее утро. Нежным прикосновением руки мама будила меня. Тяжелые минуты борьбы со сладким сном завершались легкой разминкой. Умывание ледяной водой окончательно пробуждало. Бережно приготовленный завтрак проглатывался на ходу. Успевал потрепать каштановые кудри просыпающейся Яны, поцеловать маму и окунался в лабиринты улиц вечно бодрствующей Москвы.

В МАРХИ я никогда не опаздывал. Третий курс состоял из нескольких групп, одна из которых стала моим вторым домом на предстоящие четыре года. По возрасту я вошел в десятку ветеранов курса. Ее лидерами были участники войны Андрей Самсонов, и Сергей Бурицкий и другие. Примерно половину потока составляли представительницы прекрасного пола. Две из них были дочери известных в те годы государственных деятелей – Шепилова и Вознесенского. Они отличались хорошим воспитанием и не выпендривались за счет высокопоставленных родителей.

Некоторые студенты курса впоследствии вступили не только в профессиональный, но и брачный союз. К примеру, Вознесенская вышла замуж за Самсонова, который после окончания института очень быстро занял высокий административный пост в московском правительстве. К сожалению, вследствие тяжелых травм в годы войны он рано ушел из жизни.

Значительная часть студентов были выходцами из влиятельных семей. Не зря институт считался «блатным» и труднодоступным для простых смертных. Курсом ниже учились дети известных медиков – Коган и Шерешевский. Когда их отцы стали жертвами сфабрикованного «дела врачей», их отчислили из института. Они были круглыми отличниками и по-настоящему талантливыми. Причина отчисления звучала как нелепая казуистика: «В связи с потерей политического доверия». Массовый протест студентов чудом не привел к арестам «бунтовщиков». После смерти «отца народов» их, с извинениями, восстановили в институте.