Навь и Явь (СИ) - Инош Алана. Страница 167

Матушка Крылинка тут же заметила её красные глаза и только вздохнула. Пока рыба оттаивала на растопленной печке, Дарёна резала кольцами лук, чтобы всем казалось, будто она плачет именно от него… Смешная и глупая затея! И у Крылинки, и у Зорицы, и у Рагны болело сердце о Младе – кого из них она пыталась обмануть? А когда образ чёрной кошки вставал перед глазами, тут уже никакой лук не мог скрыть правды. Пальцы сводило от желания зарыться в тёплый шелковистый мех; а что за блаженство – устроиться внутри уютного и мягкого мурчащего клубка, гладя усатую морду и почёсывая за ушами… Всё это осталось в беззаботном прошлом, отделённом от настоящего ледяным клинком войны.

– Скоро пирог с рыбой поспеет, – шептала Дарёна, склоняясь над Младой и нежно вороша чёрные кудри. – Ты же любишь рыбку, родная? Вукмира не велела тебе её давать, но один кусочек, думаю, не повредит.

Нет, не дрогнули пушистые метёлочки ресниц в ответ на слово «рыба». Когда готовый пирог достали и разрезали, Дарёна взяла один ломтик для Млады; заботливо выбрав из куска рыбы кости, она поводила им перед носом супруги… В ней дрожала, надламываясь, соломинка надежды: если на знакомый и любимый запах откликнется тело, то и душа, быть может, где-то отзовётся. Сердце тепло и радостно ёкнуло: ноздри Млады чутко шевельнулись.

– Ну вот, почуяла рыбку! – тихонько засмеялась Дарёна. – Давай же, моя лада, просыпайся!

Синеяхонтовые глаза приоткрылись – как и прежде, мутные и тусклые, без тени мысли и чувства. Убедившись, что все косточки тщательно удалены, Дарёна понемножку скормила Младе весь кусок рыбы.

– Вот и славно… Вот и умница, – шептала она, вытирая набегающие слёзы.

Пропитанную рыбным соком и покрытую колечками печёного лука корочку Дарёна сжевала сама.

Каждое утро, едва открыв глаза, она спешила к супруге, а потом и вовсе устроила себе постель в комнате, где та лежала. Сон стал нервным и чутким, сквозь его прозрачную и редкую пелену Дарёна слышала каждый шорох и стон. Время от времени в дыхании Млады появлялся хрип, от которого нутро Дарёны пронзал холод, заставляя её в тревоге приставать к Вукмире:

– Почему она так дышит?

Жрица успокаивала:

– У неё просто горло слишком расслаблено во сне, вот и хрипит. Ничего страшного.

Но беспокойство не отпускало, грызло Дарёну беспрестанно, и она всякий раз стремилась перевернуть Младу на бок, боясь, чтоб та не задохнулась. К облегчению Дарёны, в таком положении хрип пропадал. Лицо синеглазой кошки осунулось, брови угрюмее нависли над глубоко ввалившимися глазами, а виски тронула первая изморозь седины; всё большее сходство с Твердяной проступало в заострившихся и чуть постаревших чертах Млады. Дарёне до стеснения в груди, до горького кома в горле не хватало её хищновато-обаятельной, светлой и открытой улыбки, и она иногда сама пальцами приподнимала уголки родных губ. Это беспомощное, слабое подобие, увы, не могло так же греть и чаровать душу, как настоящая улыбка.

Сорванный голос восстановился с помощью целебного тихорощенского мёда и подземной воды, но Дарёна не могла петь на поле боя уже по другой причине: её донимала одышка, головная боль, тошнота и отёки. Распухали не только ноги, но и руки, а также лицо; последнее обстоятельство больше всего расстраивало Дарёну, из-за этого ей порой становилось стыдно показаться на людях – хоть вообще из дома не выходи. Отвар мочегонных трав, который давала ей матушка Крылинка, помогал слабо. А когда по ночам её ноги начало сводить судорогой, супруга Твердяны обеспокоилась:

– Рожать тебе надо как можно скорее, голубка. Дальше будет только хуже.

– Но как же? Ведь ещё не подошёл срок, – недоумевала измученная Дарёна.

– Можно уже, – уверенно кивнула Крылинка. – Срок уже совсем недалёк, дитё готово к появлению на свет. Поверь мне: как только ты родишь, всё пройдёт.

А между тем у Млады набухла грудь и начало сочиться молоко. Беременна была Дарёна, но тело её супруги словно чувствовало близость родов и готовилось к выкармливанию ребёнка.

– Первой мы хотели вырастить кошку, – глядя, как матушка Крылинка с Рагной меняли Младе рубашку, пробормотала Дарёна. – Она помнит это и старается не подвести! Мне порой кажется, что она всё слышит, понимает и чувствует, только не может ответить…

Солёный ком в горле мешал говорить, но на сердце светлой паутинкой легла щемящая сладость: они с Младой слились в одно целое, и сейчас это чувство стало как никогда острым. Это была птица о двух крыльях: одно – пронзительная нежность и осознание нерасторжимости уз этой любви, а другое – горькое мучение и бессилие. Как вернуть родной душе целостность? Где искать недостающую часть? Вукмира сказала: «Только у навиев есть ответ». Но как у них спросить? Выйти, что ли, на поле боя и обратиться к врагу: «Простите, вы не подскажете, где у вас хранятся украденные души? Нельзя ли мне вернуть одну из них? Мне очень нужно, правда!»?

А матушка с Крылинкой между тем спорили, можно ли дать Дарёне отвар, ускоряющий наступление родов.

– Опасаюсь я, – качала головой Ждана. – А ежели что-то не так пойдёт?

– Дольше ждать нельзя, моя хорошая, – настаивала супруга Твердяны. – Своими глазами видишь, что с нею творится. Оставлять всё как есть намного опаснее, нежели травку дать!

– А вдруг это навредит Дарёне и ребёночку? – не успокаивалась Ждана.

– Пойми ты, голубушка, дитё у неё там задыхается! – с жаром убеждала Крылинка. – Нельзя больше тянуть, иначе вред как раз и выйдет непоправимый!

Слушая эти споры, Дарёна холодела от страха за маленькое существо в своей утробе. То и дело она просила кого-нибудь из домашних приложить к животу ухо и послушать, бьётся ли сердечко малышки, и слёзы неостановимо катились по её щекам едкими ручьями.

– Тут и слушать нечего, рожать надо, – уверенно говорила Крылинка. – Сейчас травки поставлю завариваться, завтра будет готово.

Она принялась колдовать над травяным сбором, бросая в горшочек щепотку того, горстку другого, веточку третьего, а матушка не отходила ни на шаг и всё время обеспокоенно спрашивала:

– А это что такое? А эта трава как называется?

– Мать, не путайся под ногами, а?! – сердито огрызнулась Крылинка. – Ещё что-нибудь не то положу из-за тебя…

Тяжко вздохнув, Ждана села на лавку; в её больших застывших глазах расплескалась тревожная тьма. Кипяток высвободил горьковато-луговой травяной дух, Крылинка укутала горшочек полотенцем и поставила на тёплый печной шесток.

– Ну вот, к утру настоится, и начнём. Дитя спасать надо, нечего тут и думать!

Наслушавшись ужасов о том, что ребёнок задыхается, Дарёна и сама начала ощущать нехватку воздуха. На неё напала нервная зевота: хотелось расправить лёгкие, да всё никак не удавалось надышаться. Затхлое домашнее тепло угнетало, и Дарёна мечтала о глотке пронзительного мороза. Хлопоты продолжались до поздней ночи: женщины готовили к грядущим родам баню – всё мыли и скребли, обдавали кипятком, хотя в парилке, казалось, и так было чисто.