Я тебе верю - Осипова Нелли. Страница 37

Галина высмотрела свободное местечко в третьем ряду, в самом центре, и стала пробираться к нему. Подошла, взглянула на сидящую рядом расфуфыренную даму, подумала, что джаз ей точно не интересен, а явилась она сюда просто из любопытства – все идут, значит, стоит пойти, – спросила:

– Простите, здесь занято?

Дама оглядела Галю, ответила, положив руку на сиденье:

– Занято, занято!

Неизвестно почему, скорее всего, из-за надменного тона дамы Галина вдруг вспыхнула и резким, агрессивным тоном, подняв брови, как она делала, когда сердилась, спросила:

– А почему два раза «занято»? Вы полагаете, что я плохо слышу, или на этом стуле собираются сидеть сразу два человека?

Уже выпалив этот вопрос, она подумала, что зря завелась, но фраза прозвучала, лишний раз подтвердив мудрость поговорки: слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Самое забавное было то, что дама ничего не поняла, тупо посмотрела на странную девушку и убрала руку. Зато молодой элегантный мужчина, сидящий по другую сторону от свободного стула, неожиданно рассмеялся и жестом пригласил ее садиться. Галина стояла в нерешительности.

Мужчина обратился к ней с легким акцентом:

– Вы можете здесь сидеть, пожалуйста. У меня есть сюда билет, – с этими словами он вынул из нагрудного кармана футболки бумажку и помахал перед носом у надменной дамы.

– Спасибо, – ответила Галина, прошла и уселась на свободное место.

Дама поднялась и, мгновенно утратив гонор, побрела вдоль ряда к выходу. Незнакомец и Галина переглянулись и дружно расхохотались.

– Ласло, – представился он, протягивая руку.

– Галина. Еще раз спасибо. Но почему она решила уйти?

– Потому что она стыднялась, – объяснил Ласло.

– Кого, меня? – удивилась Галя.

– Когда говоришь неправда, всегда есть стыд. Вы согласны? – он так мило коверкал язык, что она улыбнулась и согласно кивнула.

Оркестр начал свое выступление знакомыми мелодиями Луи Армстронга, Глена Миллера, потом перешел на собственные композиции, что было фатальным тактическим промахом – народ стал расходиться еще до окончания концерта.

– Я думаю, – поделилась мнением Галина, – им надо было начать со своих импровизаций, а уж после давать ударные, популярные произведения. Это же очевидно.

– Да, конечно. У них еще мало опыта, – согласился Ласло.

После концерта он предложил проводить Галю, она согласилась. Оказалось, что он тоже живет в гостинице «Гагрипш», которая в те годы, кажется, была единственной на весь городок.

Так они познакомились, к обоюдному удовольствию. Ласло понравилась Галина, и он стал очень мило и ненавязчиво ухаживать за ней, заодно совершенствуя свой русский язык, а Галина была рада, что не придется болтаться третьей лишней с Ларисой и Кириллом или нарочито уходить в сторону, чтобы не мешать им, а появился очевидный и абсолютно демонстративный повод проводить время с новым поклонником.

Лариса вечерами сразу же стала приставать с вопросами: кто да что? Галину это удивляло – казалось, влюбленной девушке должно быть не до чужих романов или увлечений, но соседка не унималась и все допытывалась.

– Успокойся и займись своими делами, – не выдержала Галина. – Какая тебе разница, сплю я с ним или просто гуляю? Можешь мне объяснить, что это меняет для тебя?

– Да ничего… просто спросила, любопытно.

– Хорошо, удовлетворяю твое любопытство: Ласло – физик, стажируется или делает какую-то работу в каком-то нашем НИИ. Меня это мало интересует.

– Он женат? – не удержалась Лариса.

– Не знаю. Еще вопросы будут?

– Ты молодец, Галя, у тебя так все легко получается – познакомилась, и вот уже он хвостиком за тобой ходит, – Лариса смотрела на Галину восхищенными глазами.

– Не завидуй, у меня ничего с ним нет, просто милый, интересный человек. А тебе разве Кирилл уже разонравился?

– Что ты! Я окончательно в него влюбилась, – призналась Лариса.

– Ну вот и прекрасно. Постарайся быть с ним внимательной и ласковой, он этого заслуживает, – посоветовала Галина.

Через десять дней закончился отпуск, и Галина организовала в своем номере отвальную. Пригласила Ласло и, конечно, Ларису с Кириллом. Вечер удался. Она уезжала в уверенности, что у ребят все движется к серьезным отношениям. Впрочем, мелькнула мысль, на курорте всегда все солнечно и благостно, поглядим, как оно будет в Москве…

Иван вернулся в Москву, чтобы завершить свое образование. Несмотря на огромный опыт, наработанный за все военные годы, отсутствие диплома не давало в мирное время права полноценно работать врачом. Мать умоляла не спешить, пожить в деревне годик, отдохнуть, окрепнуть и, как ни обнищали они за войну, а все ж на домашних харчах да при родительском уходе здоровье быстрее вернется. Но Иван торопился, так как прошел слух, что медицинские институты перейдут на шестигодичное обучение, а так не хотелось сидеть лишний год в учениках, да еще с малолетками, что пришли после школы и пороху не нюхали. Да и как он будет сидеть без дела, без работы, на иждивении родителей! И он поехал прямо в Москву.

Без всяких хлопот восстановился в институте и сразу же стал работать по ночам медбратом в хирургической клинике. Приходилось нелегко, так как многое забылось, некоторые теоретические дисциплины нужно было обновить в памяти, вновь подучить латынь. Некоторые фронтовики, которые, как и он, вернулись к прерванной войной учебе, вполне удовлетворялись изучением новых дисциплин по программе пятого курса, но Иван с его дотошностью, скрупулезностью и огромной ответственностью за все, что бы он ни делал, не считал для себя возможным закрывать глаза на явные пробелы в своих знаниях.

Целый год напряженной учебы прошел не зря – Иван получил диплом с отличием и был рекомендован в ординатуру. В первые же дни работы, а это был уже сентябрь 1947 года, он наметил себе тему будущей диссертации. Он хотел использовать в своих исследованиях и те материалы, которые привез с фронта, и те новые наблюдения, которые предстояло еще изучать и анализировать. Посоветовавшись с профессором, Иван уже точно знал, что и как предстоит ему делать.

Теперь, когда отпала необходимость в постоянных ночных дежурствах, у него появилось время для углубленного чтения медицинской литературы и для первых походов в консерваторию. Каждый день приносил нежданные радости: самая большая оказалась до банальности простой – отменили карточки! Разрешалось покупать вволю хлеба, булок, сушек, калачей! Половинкой вкуснейшей плетеной халы с бутылкой молока можно было утолить голод, а сладкую, сочащуюся волшебным соком ромовую бабу, покрытую глазурью, съесть на ужин.

Через год обучение в институте уже стало шестигодичным. Вскоре Ивану доверили преподавать студентам четвертого курса хирургию. Он вел две группы на разных потоках. Готовился к занятиям очень тщательно, планировал четко и точно буквально каждую минуту, при этом старался общаться со студентами так, чтобы быть им интересным не только как хирург, но и чисто по-человечески. Делал совсем небольшие паузы, чтобы рассказать коротенький эпизод из фронтовой жизни, или поделиться впечатлением от прочитанной новой книги, или сообщить, что в консерватории идут концерты молодого скрипача, студента последнего курса, очень перспективного. Студенты его любили, с удовольствием включались в беседы, засыпали вопросами. Однако Иван не давал им расслабляться и забалтываться – быстро переходил от короткой паузы к предмету и никогда не давал поблажек, строго спрашивал, гонял по программе и требовал, чтобы студенты как можно больше проводили у операционного стола, внимательно наблюдали за ходом операции, записывали все после ее окончания и на следующем занятии рассказывали о том, что видели и поняли.

Однажды на занятии вполне успевающий и толковый студент на вопрос о последовательности действий хирурга при операции на желчном пузыре ответил, что поскольку не собирается в будущем быть хирургом, а мечтает стать терапевтом, то такие детали он может и не знать. Иван не стал его разубеждать, только улыбнулся и заметил: