Прекрасные тела - Каннингем Лора. Страница 46

— Ох, — растерялась Сью Кэрол. — То есть вы не считаете меня старой, унылой, побитой жизнью уродиной?

— Ну что ты, — хором запротестовали они.

— Какие же вы добрые! Повезло мне с подругами. Возможно, я действительно не так уж плохо выгляжу, раз мне об этом говорят. Кстати, мне довольно часто предлагают сыграть инженю.

— У тебя такой юный вид, — польстила ей Лисбет. — Правда-правда.

— Это все мой рост. Мой размер. Из-за маленького роста я и кажусь младше. И потом, у меня морщины…

— Не выдумывай, — возразила Нина.

— Да, правда. Думаете, зачем я челку ношу? Чтобы спрятать морщины на лбу. Вот, смотрите. — Она подняла челку. — Можете посчитать — целых три!

— По-моему, ты дурака валяешь, — сказала Нина.

— Вовсе нет! Я ношу челку, чтобы спрятать лоб, водолазку, чтобы прикрыть шею. В общем, если мне и удается неплохо выглядеть, то только потому, что большая часть моего тела скрыта. — Сью Кэрол прищурилась. — Левый глаз совсем не видит. Контактные линзы высохли, и теперь у меня проблемы со слезными железами. Я так плакала, что глаза пересохли. Не спрашивайте, что да как, но я могу ослепнуть на один глаз, сами знаете из-за кого… Неслабо, да?

— И что он учудил на сей раз? — поинтересовалась Нина.

— Э, нет, — сказала Сью Кэрол, вспомнив о чувстве собственного достоинства. — Я не собираюсь об этом распространяться. Все кончено. Я порвала с ним. Взяла и ушла.

Она быстро оглядела квартиру видящим глазом. Где бы ей тут пристроиться?

— Джесси, ты не возражаешь, если я у тебя перекантуюсь? Временно — пока не подыщу жилье? Понимаешь, я просто не могу вернуться… туда после всего случившегося. Я больше не хочу видеть свою квартиру. Она запятнана, опорочена, осквернена тем, что произошло в ней сегодня.

Джесси тоже осмотрелась. В ее квартире не было перегородок. В углу стояла кровать, а чуть подальше — диван: вот и все спальные места. Джесси владела довольно обширным помещением, но комнат как таковых здесь не было.

Видимо, Сью Кэрол догадалась о сомнениях подруги.

— Тебе некуда меня сунуть? Это неудобно, да? Ладно, тогда я пойду еще куда-нибудь… не знаю куда. Но я обязательно что-нибудь придумаю, мне не привыкать.

Сью Кэрол потянулась за сумками.

— Нет, нет, ты останешься у меня, — остановила ее Джесси. — Постелю тебе на моей кровати, а сама лягу на диван.

«Правда, я не смогу работать, пока ты здесь, — добавила она про себя, — но тут уж ничего не поделаешь».

Просияв, Сью Кэрол подтащила свои сумки в угол и бросила их на кровать Джесси.

— Если я теперь начну плакать, скажите мне, чтобы я молчала в тряпочку, — проинструктировала она подруг. — Ведь если я испорчу всем настроение, я себя просто возненавижу. Мы же собрались, чтобы как следует повеселиться…

— Да неужели? — поддела ее Нина.

— Мне так нужно повидаться с Клер, она такая храбрая… — У Сью Кэрол затрясся подбородок.

— Прикуси нижнюю губу, да посильнее, — посоветовала Джесси.

Сью Кэрол последовала ее совету, а также вспомнила тренинг по речевым задержкам, который она проходила в школе Уильяма Эспера: «Попытка побороть слезы часто выглядит со сцены более эффектно, нежели откровенный плач. Сдавленный голос тоже производит впечатление. Возможна даже некоторая невнятность речи, если эмоция достаточно ясна».

Сью Кэрол готова была завыть или захныкать, как младенец. Она хотела к маме, но вовсе не желала возвращаться в Кентукки. Если бы она поехала туда, то уже не вернулась бы в Нью-Йорк. В родном городе ее ожидала одна перспектива: закончить жизнь в механическом кресле, то поднимая, то опуская его спинку, и даже это — при помощи кнопок. Она подумала о своей матери, которая живет теперь именно в таком кресле и осуществляет все свои желания посредством панели управления. Об отце, принимающем вертикальное положение только с одной целью — облегчиться. Нет, она должна предпринять еще одну попытку в Нью-Йорке. Она должна использовать «силу боли», энергию своих невыносимых страданий, чтобы достичь нового уровня. Она может дать выход этой энергии на прослушивании в понедельник. Медея.

«Я ведь уже давно не испытывала столь сильных чувств, — призналась себе Сью Кэрол. — Мои мучения так остры, что я наконец-то чувствую себя живой. Но если мне станет еще хуже, пусть даже ненамного, я просто выпрыгну из окна. Да, теперь я понимаю смысл самоубийства: убежать от себя, наказать обидчика… Один прыжок — и обретаешь покой».

«Используй это, — скомандовала она себе. — Депрессия — это ярость, направленная внутрь себя».

Джесси бросила взгляд на часы: 19.34.

— Марта, ты взяла с меня обещание выставить тебя за дверь. Если ты не уйдешь сейчас, то опоздаешь на ужин.

— Ну и? — обратилась Марта к Сью Кэрол.

— Ну и? — передразнила ее Сью Кэрол, твердо решив не открывать свою тайну.

— Как еще он тебя унизил? — допытывалась Марта.

— Брось, Марта, — одернула ее Нина.

Джесси покосилась на кухонный стол, где лежали пять глазированных цыплят. Она обратила к высшим силам последнюю мольбу, втайне подозревая, что все это напрасно: «Пожалуйста, пусть Марта уберется отсюда до прихода Клер… Тогда вечер еще можно будет спасти».

— У меня есть еще пара минут, — с угрозой в голосе заявила Марта. — Не могу же я уйти, не повидав Клер.

— Ты ведь ее знаешь, — гнула свою линию Джесси, — она всегда так сильно опаздывает. Если она до беременности не отличалась пунктуальностью, то можно только гадать, во сколько она придет сегодня…

Пытаясь таким образом «заболтать» ситуацию, Джесси подталкивала Марту к двери, к вешалке, где висела накидка из шахтуша… «О господи, просто уведи ее отсюда, — умоляла Джесси. — Я сделаю все, что пожелаешь».

— Клер такая хорошая, такая сильная… Ой, сейчас разревусь, — запричитала Сью Кэрол.

— Марта, по-моему, ты и вправду можешь идти. Я не чувствую приближения Клер… думаю, я бы его обязательно ощутила, — пришла на помощь Лисбет.

— Но это просто нелепо, — огрызнулась Марта.

Джесси попробовала другое средство:

— Вспомни о Дональде. Ему исполняется сорок. Такая дата — со-рок! Ты же не хочешь, чтобы он сидел в «Зеленом омаре» один, ждал тебя, беспокоился…

— Но я поеду к нему после того, как увижу Клер… — настаивала Марта. — Я просто должна с ней встретиться.

«И будь я проклята, — добавила она про себя, — если, угрохав три тысячи dollaros на приданое для ее ребенка, я не увижу ее реакции». Марта весь день ждала благодарности Клер.

Изловчившись, Джесси накинула пальто ей на плечи и потеснила ее к выходу.

— Ладно, может быть, я заеду к вам после десерта, — в голосе Марты появились нотки нерешительности. — Я ведь забронировала столик одиннадцать месяцев назад. Сегодня мы дважды подтверждали заказ.

Какое счастье — она уходит! Но радость Джесси оказалась преждевременной: когда все они собрались на площадке, чтобы проводить Марту, раздался звонок домофона.

Глава одиннадцатая

ПОЧЕТНАЯ ГОСТЬЯ

Клер появляется, чтобы придать торжеству смысл, вручить подругам свои подарки и сделать неожиданное признание.

Марта ошиблась, полагая, что видела Клер на Девятой авеню. Полная тетка с седеющими рыжими волосами, в бейсбольной куртке и высоких кроссовках без шнурков была всего лишь бездомной, спешившей за бесплатным супом и хлебом в расположенную неподалеку церковь Святого Малахия. И беременной она не была — просто толстой.

В тот самый момент, когда Марта приняла эту женщину за Клер, сама Клер отмокала в ванне у себя дома, в единственной уцелевшей части «Тереза-хауса». Звонок она слышала, а голос Марты на автоответчике — нет: его заглушали шум воды и музыка, ведь Клер поставила свою любимую пластинку («La donna е mobile» в исполнении Карузо). [62]

Клер зажгла девять свечей, расположив их вокруг старой ванны с ножками в виде когтистых лап. Полотенца она повесила на батарею, чтобы они хорошенько прогрелись. Она плескалась и бултыхалась, как русалка, беременная русалка, черпающая силы в ароматной пене. Кстати, вода значительно облегчала ей ношу.

вернуться

62

«Сердце красавицы склонно к измене…» — знаменитая ария Герцога из оперы Дж. Верди «Риголетто». Энрико Карузо (1873–1921) — выдающийся итальянский тенор.