Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон. Страница 60

— Нет, что ты.

— Он неплохой парень. Хотя, мне кажется, ему не следовало при тебе вдаваться в подробности своего развода. Не очень-то это приятная тема. — Он немного подумал. — Это лишний раз подтверждает…

— Что?

— Что чужая душа — потемки. Мне много приходилось слышать о распущенности людей театра, но я считал Стивена не таким, как все.

Корделия не удержалась:

— Если люди совершили ошибку и поняли это, не лучше ли попытаться исправить ее, а не оставаться несчастными до конца жизни?

Он был удивлен ее горячностью.

— Развод? Не знаю. В нем есть что-то безобразное. Развод влечет за собой множество последствий, о которых вначале не думаешь.

— Понимаю.

— Я лично тысячу раз подумал бы, прежде чем решиться на такой шаг. И уж во всяком случае, не стал бы обсуждать это за чаем так, словно собираюсь поменять квартиру, а не жену.

Корделия промолчала, и он оставил эту тему. Женщин не поймешь. Постоянно меняют свое мнение, так что не стоит придавать значения.

Она старалась не выходить из дома и только на следующий день, ближе к вечеру, пошла в деревню, чтобы отправить письмо. Отойдя от почты, она увидела Стивена, спешившего к ней со стороны местной гостиницы.

Он приподнял шляпу.

— Какая приятная неожиданность! Ничего, если я провожу тебя до фермы?

— Стивен, — быстро произнесла Корделия, — я говорила серьезно.

— И все из-за Вирджинии? Тебе невыносима мысль о том, что я был женат?

— Сейчас это уже не важно. И неважно, по какой причине я… Во время болезни Брука я сделала свой выбор. Я поняла, что дорожу им больше, чем думала раньше.

— Не понимаю и не верю. Что на тебя нашло?

— Ничего, — внезапно в голосе Корделии зазвучала нежность. — Мне очень жаль… очень. Не думай, что мне легко.

Они дошли до околицы. День угасал. Отсюда брала начало тропинка — утоптанная, сухая.

Корделии очень хотелось сказать Стивену правду, объяснить свое положение. Но его дернуло сказать:

— Если ты не хочешь бежать со мной и ничто не может тебя переубедить — может, будем встречаться, как раньше?

Она яростно замотала головой.

— Что нам мешает? Мэссингтон больше не стоит у нас на пути.

— Нет-нет, никогда!

Стивен начал злиться.

— Можно подумать, я уговариваю тебя заделаться святой мученицей.

— Боже мой, как это далеко от того, что я чувствую!

— Отец предупреждал, что ты меня бросишь.

— Ну что ж, — в ее душе смешались обида, боль и гнев. — Считай, что я тебя бросила. Что еще он говорил? Что твое поведение — верх совершенства и что позволительно лгать — пока это удобно? С кем еще ты говорил о нас? Делился, так сказать, маленьким секретом. Должно быть, все твои друзья осуждают меня за то, что я от тебя отказываюсь. А теперь…

— Успокойся! — он схватил ее за руку. — Если ты…

Корделия попыталась вырваться, и наконец ей это удалось. Не обращая внимания на коровницу, глазевшую на них из-за изгороди, она бросилась бежать по тропе, а Стивен за ней. Потом они замедлили шаги и пошли через рощицу — до самой фермы. Под ногами шуршала прошлогодняя листва. Чтобы попасть на ферму, оставалось пройти по узеньким мосткам.

— Он предупреждал меня, — с горечью повторил Стивен, — говорил, что ты в последний момент струсишь.

Корделия глубоко вздохнула. Хорошо, что он сердится. Гнев легче печали. Может быть, в нем сгорит их общее прошлое.

— Для тебя большое утешение знать, что он оказался прав.

Она ступила на мостки, но Стивен снова схватил ее за руку и привлек к себе. До сих пор он никогда еще ничего не терял и не мог поверить, что теряет Корделию.

— Корделия, милая, в своем ли ты уме? Мы же договорились бежать вместе.

— Пусти меня!

Стивен рассвирепел.

— Ещё немного, и я подумаю, что ты меня ненавидишь.

Она попыталась вырвать руку, но он держал ее так крепко, что Корделии стало больно. С головы у нее слетела шляпа. Стивен стал целовать ее. Она больше не сопротивлялась, а только отворачивала лицо, так что он больше целовал ее щеку — свежую и прохладную.

— Ты меня ненавидишь? — тихо спросил он, надеясь на отрицательный ответ.

Корделия прошептала:

— Теперь — да.

Стивен так резко отпустил ее, что она чуть не упала. Он был бледен, как смерть.

— Я знаю, что не всегда вел себя идеально, — вымолвил он, задыхаясь. — Я не ангел и не претендую на это звание. Но я знаю одно: за весь этот год я ни разу не помыслил ни о ком, кроме тебя. Не думал ни о чем, кроме твоего счастья, твоего благополучия. Что ж… Если ты так решила, пусть будет по-твоему. Отступаюсь. Возвращайся к Бруку. Желаю вам счастья. Это конец.

Он повернулся и пошел через рощу, вне себя от гнева, ненавидя Корделию со всей силой отвергнутой любви.

Она вытерла лицо перчаткой и, как слепая, как человек, который ищет, не зная, что потерял, начала шарить в траве, пока не наткнулась на свою шляпу с вуалью.

КНИГА III

Глава I

Пять месяцев спустя Корделия выгравировала свое имя на облицовке камина в спальне.

Однажды вечером гроза прогнала ее из сада.

Накануне Корделия открыла одну из тетрадей Брука и прочитала начало нового стихотворения: "Когда я думаю о том, что скоро уйду…" В последнее время ей и самой лезли в голову подобные мысли. Сегодня они мучили Корделию, как никогда раньше; у нее развилась мнительность. "Если месяц спустя я умру от родов, — думала она, — Брук снова женится — отец позаботится об этом. От меня останется только имя — как от Маргарет. Что она оставила? — спрятанный на чердаке дневник, бухгалтерскую книгу, несколько оческов, какую-нибудь одежду, которую они, несомненно, поторопились продать или раздать бедным… Но мне лучше не думать о Маргарет."

Тем летом она достала свои старые инструменты для резьбы, к которым не притрагивалась за все время замужества. Смотрела на них и думала: почему бы и нет? Это был странный импульс, вообще-то чуждый ее натуре. За обычными женскими колебаниями у Корделии обычно крылось душевное равновесие. Но в последние несколько недель она стала терять почву под ногами. Вот и явилась потребность увековечить свое имя. "Пусть от меня останется хоть какая-то метка в этой комнате."

Она приступила к работе и уже вывела буквы "КОР", когда ею овладело отвращение. Не то чтобы она боялась насмешек, особенно теперь, когда все были так добры к ней, но они наверняка будут недоумевать, может быть, даже встревожатся. Зачем делать из себя дурочку? Однако это "КОР" показалось ей более нелепым, чем все слово целиком. Поэтому, преодолевая внутреннее сопротивление, она продолжила работу.

После того, как было закончено "ДЕЛИ", в дверь постучали. Корделия не без труда поднялась и бросила взгляд на часы: вряд ли это горничная.

— Войдите.

В дверях возникла фигура дяди Прайди. Он посмотрел на Корделию и насупился.

— Рад, что вы на ногах, юная леди. То есть, мне все равно, но я рад, что вы открыты для посетителей. Это я вспомнил объявление в Блэкпуле: "Такие-то сады, открыто для посетителей", "Такой-то солярий, открыто для посетителей". А это что у вас? Резьба по камину? Замечательно. Но вы забыли про букву "Я".

Она покраснела до кончиков волос.

— Я еще не закончила.

— Так продолжайте. Заканчивайте, пожалуйста. Я не собираюсь вам мешать. Просто посижу и посмотрю. Вот, возьму эту табуретку, — он сложился пополам, как складной нож. — Вот так. Тихонько посижу. В такие минуты нужно вести себя очень тихо. Творчество требует тишины.

Корделия жалко улыбнулась.

— Сказать по правде, я сама не знаю, что на меня нашло. Какой-то порыв…

— Благодетельный порыв. Украсьте, украсьте дом! Ничего, если я возьму конфетку? И вы попробуйте. Вот эти, в бумажных обертках, самые вкусные. Я сам всю жизнь мечтал вырезать свои инициалы на фортепьяно в гостиной — пожалуй, однажды я так и поступлю. Продолжайте, пожалуйста. Когда делаешь глупости, главное — не думать об этом.