Невроз - Воронцова Татьяна. Страница 10

– Вы тоже принимали участие в этих набегах?

– А как же. Мне тоже нравилась глупенькая, миловидная блондинка (постойте, как же ее звали?.. ах да, Вика), за которой волочились все мальчики старше двенадцати лет. Помню, как мы с приятелем впервые забрались к ним в спальню. Предвидя вторжение, чертовки забаррикадировались изнутри, придвинув к двери одну из кроватей, и, несмотря на распахнутое окно, чувствовали себя в полной безопасности. Первый этаж в здании был довольно высоким, но что это значит для пары долговязых подростков, в крови которых играют гормоны! Мы влезли практически бесшумно и, не долго думая, сдернули с них одеяла: я – со своей блондиночки, Серега – со своей рыжей. Что мы собирались делать дальше? Черт, да ничего особенного. Приятен был сам факт попрания каких-то норм и правил. Бунт против установленного порядка. Хотелось чего-то низменного, животного, какой-то мерзости и грязи. Что смотрите? Вам это не знакомо? Мы хотели ворваться в спальню этих надменных девственниц, которым вскоре предстояло превратиться в надменных шлюх, вытряхнуть их из накрахмаленных постелей и посмотреть, чем это, черт подери, они так гордятся, какое такое сокровище прячут под своими ситцевыми юбочками.

– У вас получилось?

– Более-менее. Конечно, было немыслимо заниматься сексом в таких условиях – девчонки перепугались, едва не подняли крик, тем более что в спальне их было не двое, а шестеро, – но нам удалось вволю потискать их, и это уже можно было назвать первым сексуальным опытом, разве нет?

– Безусловно. Что побудило вас искать подобных удовольствий, сопряженных с опасностью быть пойманными и переданными на суд администрации?

– Сама опасность, разумеется. Плюс половой инстинкт. Я же сказал, мне нравилась эта девчонка. Я мечтал дорваться до ее тела, сделаться на какое-то время диким и необузданным, как варвар, оставить на ее нежной шейке след своих зубов.

– Оставить след? Это интересно.

– Еще бы! К тому времени я уже достаточно насмотрелся на своих ровесников, да и на тех, кто постарше, тоже. Я заметил, что девочкам нравится чувствовать чью-то силу. А мальчикам нравится демонстрировать силу. Совсем как в младших классах школы: если ты таскаешь девочку за косички, значит, ты в нее влюблен. Во всех случаях ключевым является слово «сила». Сила духа или сила мускулов... Я же не мог похвастаться ни тем ни другим. Значит, следовало в срочном порядке обзавестись этими качествами или выходить из игры.

– И вы пришли за этим к девочке-подростку.

– А к кому же еще, господи боже мой? Да, я пришел к ней, и она дала мне все, в чем я нуждался. Все, в чем я нуждался и чего искал.

– Она сопротивлялась?

– Да, был такой момент. К счастью, все они оказались не такими дурами, как мы предполагали, к тому же им тоже хотелось поразвлечься, так что они не стали поднимать шум, хитренькие бестии, а сделали именно то, на что мы в глубине души и рассчитывали, – накинулись на нас вшестером и задали нам трепку. И знаете, что самое интересное? После этого моя блондиночка так запала на меня, что сама уже до конца смены бегала за мной как привязанная. Что вы на это скажете?

– Скажу, что ваше время истекло. Продолжим в следующий раз.

– Эй, так нечестно! – вскричал он тоном шутливого негодования. – Ответьте, или ноги моей здесь больше не будет!

– Я отвечу вам, Грэм. Но не сейчас. В понедельник.

Дома, лежа в холодной постели (гладкие шелковистые простыни цвета лососины, кружево ручной работы – жалкая попытка сделать свои ночи романтичнее), она мысленно прокручивала в голове детали состоявшейся беседы. Этот пациент с самых первых дней занимал лидирующую позицию в ее личном хит-параде невротиков. Не то чтобы из-за него она стала явно пренебрегать остальными (она была профессионалом и никогда не позволяла себе ничего подобного), однако он был единственным, кто занимал ее мысли даже в свободное от работы время, а это являлось не симптомом, но предупреждением.

О своих детских впечатлениях он рассказал достаточно, это не вызвало у него никаких затруднений, из чего Рита сделала вывод, что его детство в общем и целом можно назвать счастливым. Никто не запрещал любознательному и впечатлительному ребенку заниматься тем, чем ему нравилось (а нравилось ему в основном разглядывать разные взрослые книжки с красочными репродукциями из дедовой библиотеки да бродить по большому сумеречному саду, окружающему дедов же загородный дом, где семья имела обыкновение проводить лето), рисовать красками и цветными мелками, лепить из глины (дед, как выяснилось, был скульптором, причем довольно известным), а позже исписывать горы тетрадей в тщетных попытках выразить невыразимое. Впечатления от этого, а также ИНОГО мира. Где он располагался, это мир, такой реальный для него и недоступный для окружающих? Никто из взрослых не мог дать ответа на этот вопрос. И никто не пытался вторгнуться в этот странный, неведомый мир, где маленький мальчик чувствовал себя как дома, за что Грэм был им безмерно благодарен. Похвальная родительская деликатность (бабушку, уничтожившую заветные тетрадки, в счет не берем) привела к тому, что он довольно рано осознал свою непохожесть на других детей – то самое, что при первой же встрече Рита назвала знаком избранности. Грэм знал это, да. Он был отмечен с самого раннего детства.

Итак, о детстве он говорил свободно, но стоило вступить в сексуальную сферу, моментально забуксовал. Рита привыкла к такой реакции со стороны пациентов-мужчин, поэтому постаралась сразу же растолковать ему, что и как.

«Это всего лишь часть работы, Грэм. Не главная, но необходимая. И чем меньше вам хочется этой работой заниматься, тем больше у меня оснований настаивать. Обойдя вниманием эту сторону вашей жизни, мы сведем на нет все усилия, как последующие, так и предыдущие».

«Насколько я понимаю, сейчас мы заняты поиском травмирующих обстоятельств, послуживших причиной невроза. Но искать их, поверьте, следует не здесь. Моя сексуальная жизнь в полном порядке. Если бы это было не так, я бы об этом знал».

«Ваша сексуальная жизнь в порядке – так подсказывает вам мыслящая часть вашего „я“, ваше сознание. Но ваше бессознательное, возможно, считает иначе».

«Объясните».

«Порой оказывается, что травма, якобы ставшая причиной заболевания, в действительности лишь толчок к проявлению чего-то ранее не осознанного, а именно существенного эротического конфликта. В этом случае травма утрачивает свое исключительное значение, поскольку патогенным фактором является вовсе не она, а тот самый, выявленный в результате кропотливого анализа, эротический конфликт».

«Но почему причиной неврозов должен быть обязательно эротический, а не какой-то другой конфликт?»

«Никто не говорит, что так должно быть, но чаще всего бывает именно так. Любовь включает не только сексуальность – все ее проблемы и конфликты имеют фундаментальное значение для человеческой психики, а при тщательном исследовании выясняется, что они гораздо важнее, чем предполагает пациент».

«Но вы же не станете утверждать, что нарушения в этой области являются единственным источником неврозов».

«Конечно, нет. Есть масса возможностей получить нервное расстройство. Не имея согласия с самим собой, вы оказываетесь близки к невротическому состоянию».

Некоторое время он хмурился на здоровенный колючий цереус в керамической плошке, и Рита уже приготовилась выслушать очередную шутку о фаллических символах, на что неизменно пробивало всех оказывающихся в кабинете мужчин, но ничего подобного не произошло. Вместо этого Грэм вздохнул и задал тот самый вопрос: «Итак, на чем мы остановились?»

Когда он протягивал руку, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, рукав его пиджака приподнимался, увлекая за собой манжету рубашки, и становился виден металлический браслет, больше похожий на оковы, чем на украшение: массивные плоские звенья, запаянный раз и навсегда замок... Браслет был явно тяжеловат для узкого запястья. Символом чего он являлся? Кем и когда был надет?