Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2 - Бэгшоу Тилли. Страница 50

– Что ж, вы заработали его, мальчик мой.

Стоял март. Прошло три месяца после того, как Джеф покинул Нью-Йорк с монетами гераклианской династии, надежно завернутыми в пузырьковую упаковку. Он провел месяц в Англии, приводя в порядок дела и навещая умирающего Гюнтера. Ему трудно было видеть постепенное угасание Гюнтера, но еще труднее – деградацию когда-то острого ума.

Старый друг много говорил о Трейси. Его постоянно преследовала странная фантазия о том, что Трейси живет где-то в горах и работает с ФБР. Джеф старался поддакивать ему, кивая и улыбаясь в нужных местах.

– Тебе следует ее найти, – говорил Гюнтер в редкие моменты просветления. – Она всегда любила тебя.

Каждое слово было клинком, вонзенным в сердце Джефа, и он старался как можно быстрее сменить тему. Гюнтер по-прежнему любил слушать о его приключениях и кражах. Его восхищали рассказы Джефа о Нью-Йорке и похищении бесценной коллекции монет в разгар Зимнего бала.

– Расскажи подробнее о том, как переспал со злюкой Светланой. Долго она сопротивлялась обаянию Рэнди Бракмейера? Знаешь, я всегда любил техасцев. Если хочешь знать, это один из твоих лучших персонажей.

Гюнтеру кража казалась забавой, большой игрой, в которой все они участвуют. И для Джефа когда-то все было точно так же. Но не теперь.

Он решил не говорить Гюнтеру о встрече с Элизабет Кеннеди. Старик снова начнет бредить о Трейси, а Джефу этого не вынести.

Каким-то образом Элизабет обнаружила, что Джеф в городе, и пришла в отель повидаться и якобы для того, чтобы зарыть топор войны. На самом деле оказалось, что она планировала кражу какой-то шикарной драгоценности и считала, что он к ней присоединится. Как странно – встретить ее снова. Джеф ожидал, что прежний гнев вернется, но на самом деле не испытал никаких чувств. Элизабет с ним флиртовала, даже кокетничала, но Джеф ничего к ней не испытывал. Это оказалось одновременно разочарованием и облегчением, что не имело никакого смысла. Но так уж было. Они расстались по-дружески. Только покинув Нью-Йорк, Джеф узнал об аресте Элизабет и неудавшемся ограблении Бьянки Беркли. Слава богу, что он не согласился на ее предложение вступить в дело.

Джефу было стыдно признаться, но он был рад уехать от Гюнтера в Испанию.

Его клиентом был профессор Доминго Муньес. Это он пожелал заполучить коллекцию монет. Но он был также другом и таким же любителем античного мира. Доминго пригласил Джефа в любое время останавливаться в его каса, идиллическом большом сельском доме, угнездившимся в Ла-Кампина – плодородной долине в сельской местности Сьерра-Морена, с зелеными, поросшими дубами холмами и лоскутным одеялом полей пшеницы и оливковых рощ. Сочетание гостеприимства Доминго, прекрасных пейзажей и большого числа предметов искусства и архитектуры в одном жилище оказалось сильнейшим магнитом.

Горничная принесла еще одно огромное блюдо с паэльей. Они обедали на дворе, в беседке, заросшей лавром, и любовались, как солнце истекает кровью на горизонте.

– Я должен скоро уехать, – сообщил Джеф. – Оставить вас в покое.

– Вздор. Живите сколько хотите. Испания полезна для души.

– Но вряд ли полезна для талии. – Джеф погладил живот. – Еще несколько таких ужинов, и мне придется искать новую профессию. Может, петь в опере. Никто не захочет нанять жирного кота-грабителя.

– Ну, вас вряд ли можно назвать таковым, – поправил Доминго, вновь наполняя бокал. – Вы артист.

– И вор.

– Вор-джентльмен. Вы сами сказали, что монеты там, где им положено находиться. Вряд ли вы могли бы оставить их в руках этой алчной мещанки, верно?

Джеф согласился, что не мог.

– Итак, что дальше? – спросил Доминго. Его костлявые пальцы обвились вокруг ножки бокала, как змея, душившая добычу. – Не подумайте, что я стараюсь избавиться от вас.

– Понятия не имею. – Джеф сел прямее. – Впервые за долгое-долгое время у меня нет целого списка работы. Я могу взять отпуск. Поездить по Европе, походить по любимым музеям.

– Вы видели плащаницу в Севилье?

Священная Туринская плащаница на двенадцать недель выставлялась в севильском музее «Антиквариум», расположенном под городом в древней римской крипте. Впервые за много лет реликвию вывезли из Италии, так что выставка привлекла интерес почитателей со всего мира. Многие католики и историки верили, что это то самое льняное полотно, в которое было завернуто тело Христа после снятия с креста. Плащаница была почитаемым в мире религиозным артефактом. Для многих, включая Джефа Стивенса, красота и безмятежность лика мужчины, запечатленного на выцветшей ткани, значили больше, чем все безумные теории относительно ее происхождения. Был ли это отпечаток с лица Иисуса или нет, очень мало значило для Джефа. Плащаница была предметом необычайной красоты, волшебства, изображением страдания и доброты человеческой, превосходящих религию, науку и даже время. Мысль о возможности увидеть ее наполнила его почти детским возбуждением, как у ребенка, которому предстояло впервые войти в мастерскую Санты.

– Еще нет. Приберегал напоследок.

– Не стоит ждать слишком долго. – Профессор допил вино и налил себе еще. – Ходят слухи, что кто-то намеревается ее похитить.

Джеф громко рассмеялся.

– Это абсурдно!

– Разве? Почему?

– Потому что это невозможно. И бессмысленно, поверьте, я лучше знаю. Зачем кому-то пытаться украсть Туринскую плащаницу? Продать ее невозможно. Это самый узнаваемый артефакт в нашем мире. Все равно что стащить «Мону Лизу».

Доминго пожал плечами:

– Я лишь передаю информацию. Слышал об этом из ряда источников. Кроме того, вы сами не раз говорили мне, что ничего невозможного нет, – добавил он. На тонких губах играла насмешливая улыбка.

– Все верно, каюсь, – рассмеялся Джеф невесело. – Какие это были источники?

Доминго ответил взглядом, ясно говорившим: «Вы же знаете, ответить я не могу».

– Но что именно вы слышали?

– Ничего определенного. Слухи, некоторые из них весьма противоречивы. Говорят, что какой-то иранец-фундаменталист, сказочно богатый, хочет получить плащаницу, чтобы ее уничтожить. Сжечь идола еретиков, что-то в этом роде. Вы знаете людей такого типа.

Джеф содрогнулся. Ему было физически плохо.

– Так или иначе, будущий аятолла нанял какого-то умнейшего американца, который взялся составить план похищения плащаницы, – продолжал Доминго. – Полагаю, ему предложили безумные деньги.

– Насколько безумные?

– Я слышал цифру десять миллионов евро. А что? Собираетесь с ним посостязаться? – пошутил Доминго.

– Я бы не украл плащаницу и за сто миллионов, – отрезал Джеф. – Особенно для того типа, который вознамерился ее сжечь. Омерзительно. Преступление против человечества. Всякого, кто будет в этом участвовать, следует пристрелить.

– Силы небесные! Успокойтесь, я просто шутил.

– Кто-нибудь уведомил власти?

– То есть позвонил в полицию? Конечно, нет. Это слухи, Джеф, ничего более. Вы же знаете, как в преступном мире любят сплетничать. Возможно, все это – мыльный пузырь. Вы же сами сказали, что украсть плащаницу невозможно.

– Именно.

– Тем более успокойтесь. И выпейте еще.

Джеф последовал его совету, но расслабиться не смог. В мозгу застряла ужасная сцена: какой-то бородатый иранский псих в традиционном одеянии поливает керосином священную плащаницу.

Наконец он спросил Доминго:

– Вам известны какие-то имена? От ваших источников? Кто-то знает хоть что-нибудь об этом умнейшем американце?

– Собственно говоря, мне известно его имя. Не то чтобы этот человек что-то значил для меня. – Он заглянул в глаза Джефу и с невинным видом спросил: – Слышали о Дэниеле Купере?

«Ты когда-нибудь слышала о Дэниеле Купере?»

На этот раз вопрос задал Джеф. Он внезапно перенесся на четырнадцать лет назад. Он сидел за другим столом. Но тоже в Испании.

Неужели прошло столько времени?

Мадрид. Джеф и Трейси были в городе, чтобы украсть из Прадо «Порт» Гойи, хотя и таили планы друг от друга. Джеф заказал столик в «Джокее» – элегантном ресторане на Амадор де лос Риос. Трейси согласилась поужинать с ним. Он так живо представил, как она сидит напротив, ослепительно неотразимая. Джеф не мог вспомнить, во что она была одета, зато прекрасно помнил вызов, полыхавший в зеленых глазах. Они состязались друг с другом.