Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна. Страница 38

— Какого чёрта я вообще должна начищать твои ботинки, если ты ими не пользуешься? — из-за двери в гостиную показывается всклокоченная голова Катарины: мелкие кудряшки постоянно норовят выбиться из причёски, так что аккуратной её можно увидеть только в самом начале рабочего дня.

— Затем, что ты — мой денщик. Это входит в твои обязанности.

— Какого чёрта я вообще твой денщик?! Это... это... эксплуатация несовершеннолетних!

— Приличная цыганская девочка таких слов не знает, а если знает, вслух не говорит, — пеняю я сиротке. — Что поделать, не могу же я доверить свои вещи постороннему человеку. А других родственниц во дворце у меня нет.

— Мы не родственницы! Мы свойственницы, у нас нет общей крови!

— До какого колена проверяла?

Девчонка раздувает ноздри, сверкая светлыми зелёными глазами.

— Я у тёти Дины спрошу.

— Спроси. А пока погладь мне форму.

— Ты же её ещё дня два не наденешь!

— Или форма, или бальные танцы.

Катарина с рычанием утягивает голову обратно в гостиную.

— Когда закончишь с формой, принеси нам обед из столовой, — кричу я вслед. В ответ доносится исполненное чувства слово:

— Эксплуатация!

Итак, что у меня есть на руках? Я знаю, как можно на время отвлечь вампира, как ослабить или нейтрализовать его чары. Хм. Пока всё. Хотя чисто теоретически можно попробовать вцепиться в кого-нибудь, чтобы ему немедленно начало не везти. Другой вопрос, что остальные спокойно стоять и глядеть не будут, а если они навалятся на меня все, то и невезения все получат понемногу. Слишком понемногу. Ну, там, рясы порвут или ремешки на сандалиях.

Ещё я могла бы им погадать. На любовь и дальнюю дорогу. И даже на их любимых прусских картах — я их, кажется, наизусть выучила. Сердечная приязнь, например — «Милин». Девушка, подающая юноше ветку цветущей яблони.

Отвлёкшись, я наступаю на пятку и чуть не падаю от боли. Невыносимо; из глаз даже слёзы брызнули, не говоря о том, что я не смогла сдержать крика. Мне кажется, или сотрясения мозга я переношу легче? Хотя бы потому, что чаще.

— Ты умерла, увидев призрака? — вопрошает сиротка.

— Нет, всё в порядке. Всего лишь наступила на ногу, и ничего больше.

— Чертовски жаль.

— Не чертыхайся.

— Давай я по-цыгански забожу тебя тогда, да? Чтоб тебе свою печень без горчицы съе...

— Просто молчи.

— Тогда ты не узнаешь, что тут в дверях стоит тот чеканутый вампир с ребёнком на руках.

Ференц Беренчи! — он сейчас сидит с принцем, подменяя двух его обезноженных нянек разом.

— Так проведи сюда, — я допрыгиваю до кровати, чтобы сесть. — О, Ференц, день добрый... нет, близко не подходите! У меня насморк, сопли с утра были просто до колена. Не хочу заразить малыша. Вы меня пришли проведать?

Рубашка у Беренчи заляпана чем-то вроде манного пудинга со сливой, и улыбка немного встревоженная.

— Я только хотел спросить, а что вы делаете, когда Шаньи не ест? Он пропустил завтрак, обед и полдник, отказывается есть наотрез. Ума не приложу, в чём причина.

Малыш выглядит довольно вялым — прислонился головой к плечу незадачливого няня и рассматривает меня. Может быть, это от голода?

— Вы предлагали ему разную еду? Он что-то просил особенное?

— Да. Нет.

— Температура?

— Нет, я на всякий случай дважды измерял. Русским способом, по-другому мне страшно.

— Вы знаете, что русским способом нормальная температура должна получаться ниже?

— Естественно, у меня там целая стопка книг о детях лежит. Я всё делал, как написано. У него тридцать шесть и восемь русским способом. В книге сказано, что это почти идеально.

— А, э, в горшке всё нормально?

— Ну, я в таком не очень разбираюсь, но оно не жидкое, — Ференц морщит лоб, видимо, пытаясь припомнить ещё какие-нибудь важные признаки. — Оно ведь должно быть коричневым, да? Так оно и есть коричневое.

— Я пока не пойду за обедом, — громогласно заявляет из гостиной сиротка.

— У него целый день рот такой слюнявый?

— Да, вы знаете, просто очень слюнявый. Всё время приходится подтирать, а он ещё и головой мотает, уворачивается от салфетки.

Пожалуй, стоит переключиться и расспросить кого-то более компетентного и наблюдательного. Я перехожу на галицийский:

— Шаньи, малыш, у тебя болит во рту?

— Бо-бо, — подтверждает мальчик, засовывая в рот палец. — Шаньи бо-бо.

Ференц вопросительно смотрит на меня.

— У него наконец моляры пошли резаться. Мы все ждали этого момента, так что можно праздновать. Дай ему погрызть кусок очищенного огурца, прямо из холодильника, прохладного такого. Когда зуб резался прошлый раз, помогало. Если что, можно послать в аптеку за специальным гелем, сейчас выпускают как раз для таких случаев.

— А может быть, ложечку наливки? Я помню, когда у моего младшего брата Рафиша... или у другого, Марци или Дюлы, их было так много, я немного путаюсь... когда у него резался зуб, нянюшка давала ему по ложечке наливки два раза в день, и он просто спокойно проспал весь трудный период.

— Ференц, за последние двести пятьдесят лет методы немного изменились. В частности, травить детей алкоголем перестали. Я уверена, что Ловаш в курсе и потому простит, если вы воздержитесь от рецептов своей молодости.

— Ладно. Спасибо за подсказку. Пойду за огурцом. Выздоравливайте скорее. Шаньи, скажи Лилике пока-пока.

Малыш вяло отмахивается ладошкой, и Ференц, сменив улыбку с тревожной на прощально-добродушную, исчезает. Его место в двери моей спальни почти сразу занимает Катарина:

— Сопли? Я не заметила никаких соплей.

— У меня их и не было. Я просто не хочу ненароком зацепить мальчика, — я осматриваю пятку, чтобы убедиться, что хуже не стало.

— В смысле «зацепить»?

— Ты разве не подслушивала, когда мы с тётей Диной разговаривали?

— Вот ещё. Я слушала музыку с коммуникатора. Через наушники. Я всегда так делаю, когда мне скучно, — сиротка демонстративно вытягивает петлю провода из нагрудного кармана. — Поэтому у меня с собой обязательно есть четыре с половиной часа отменного панк-рока.

— У меня удача закончилась.

Девчонка небезнадёжна: до неё доходит гораздо быстрее, чем до меня.

— Тогда какого чёрта я делаю с тобой в одном помещении?! Я не хочу споткнуться о палас и переломать обе ноги, как Госька!

— Не одна ты очень мстительна. А теперь иди и принеси нам обед. Поосторожнее с горячим супом. Я лично теперь обливаюсь всегда.

Определённо, привычка рычать не красит четырнадцатилетнюю девушку.

Я успеваю разложить пасьянс на прусских картах дважды, пока дверь в коридор не хлопает. Через пару секунд ко мне входит свекровь с довольно большим плетёным коробом в руках:

— Здравствуй! Я поставлю тебе на постель?

— Добрый день! Да, конечно. А что это? О, ты тоже здесь. Поставь столик ко мне поближе.

— Я же не должна прислуживать тебе за обедом? — осведомляется сиротка.

— Вообще-то должна. Так что накрой как следует. Тётя Дина, вы не голодны?

— Эй, вторая порция — моя!

— Если твоя тётушка голодна, то нет. Не клади ложку просто так, под ней должна быть салфетка.

— Я не голодна, только чаю выпью, — к радости Катарины, сообщает свекровь. — Я вчера была на крестинах, ну, знаешь, у Яноша Панченко родился маленький, назвали Данко, и я поговорила со старухами. Мы кое-что придумали для тебя. Угадай, что у меня в коробе?

— Сорок подков? По крайней мере, я слышала, как что-то бренчало, и они приносят удачу, верно?

— Ой, про подкову я не подумала. Стоит прибить тебе одну на дверь. Чтобы отводить опасность.

— Ладислав будет в восторге. Он очень интересуется новыми техниками обеспечения безопасности, знаете?

— Он же не верит в цыганскую магию.

— Ну, я об этом, да.

Свекровь секунды две глядит на меня.

— Почему-то почти никогда не понимаю, когда ты шутишь. И что смешного, тоже.

— Да я просто... нервничаю.

— Понятно. Смотри. Чтобы выменять всё это, мне пришлось разорить свою сокровищницу. Ты же знаешь, нельзя покупать удачу, только дарить или менять. А дарить никто не захотел. Или, скорее, все захотели обновить свои украшения. Вот это, видишь? Зуб Маруси Михай.