Тайна Тюдоров - Гортнер Кристофер Уильям. Страница 40

Дождь барабанил по крыше, да так громко, словно кто-то бросал пригоршни гравия на железную кровлю. От этого звука я очнулся и понял, что чудесным образом остался жив.

В глазах еще полно песка. С трудом приоткрыв веки, я попытался поднять голову. В висках сразу же застучало, к горлу подступила рвота. Лучше пока полежать.

Когда стук в голове утих, я продолжил исследования. Приподняв одеяло, я обнаружил, что как будто цел, хотя и весь в синяках. На мне было чье-то льняное белье. Плечо стягивала повязка. Я попробовал пошевелить левой рукой – плечо прошила острая боль.

Комната была незнакомой. На тростнике возле двери дремала серебристая собака.

– Сторожевой пес, – пробормотал я.

Погружаясь в сон, я успел подумать, что собака очень уж напоминает гончую Елизаветы.

В комнату пробивался робкий солнечный свет. Собака исчезла. Открыв глаза, я с облегчением обнаружил, что, кажется, могу двигаться, хотя и не без усилий. Проделав несколько замысловатых маневров, я наконец уселся и привалился к стене. Пощупав раненое плечо, я убедился, что оно еще болит. Повязка была пропитана какой-то жирной мазью. Неизвестный благодетель выловил меня из реки, уложил в постель и вдобавок врачевал мои раны.

День угасал, спускались сумерки, а я все лежал, глядя то на дверь, то на полуоткрытое окно. В сточном желобе журчала вода. Судя по скошенному потолку, я находился в мансарде. Интересно, когда же появится мой спаситель? Свое приключение в реке я помнил смутно: удар о темную воду, борьба с течением, бесконечное погружение в бездну… После этого провал. Я терялся в догадках, кем был тот, кто спас меня и доставил сюда.

Глаза слипались. Я моргнул. Нельзя спать, нужно дождаться, пока кто-нибудь войдет. После непродолжительной борьбы я сдался и соскользнул в сон. Меня разбудил скрип двери. На пороге комнаты, с подносом в руках, стояла она. Я с усилием сел и посмотрел на нее, не веря своим глазам.

– Как хорошо, что ты пришел в себя.

Подтянув к постели табурет, она водрузила на него поднос. На ней было красно-коричневое домашнее платье со шнуровкой. Я залюбовался локонами, обрамлявшими ее лицо. Поразительно, я лежу тут почти обездвиженный, но в то же время испытываю крайнее возбуждение оттого, что нахожусь с ней рядом.

Она сняла салфетку с подноса, и в ноздри ударил умопомрачительный аромат свежего хлеба и горячего супа. У меня просто слюнки потекли.

– Господи боже, – только и сказал я, – да ведь я умираю с голоду.

– Еще бы. – Кейт наклонилась и повязала мне на шею салфетку. – Лежишь здесь уже четыре дня. Мы боялись, ты вовсе не очнешься.

Четыре дня… Я отвел взгляд. А ведь я ничего не помню…

– И ты все это время была здесь? – робко осведомился я. – Это ты… ты ухаживала за мной?

Она раскрошила хлеб над тарелкой, зачерпнула ложку супа и, заботливо подув на нее, поднесла к моим губам.

– Да, но что здесь особенного? Ты ничем не отличаешься от любого обнаженного мужчины.

Неужели синяки скрыли от ее глаз мое родимое пятно? Или она просто пытается быть тактичной? Кейт держалась как ни в чем не бывало, а я слишком разволновался, чтобы расспрашивать о таких вещах.

– Суп великолепен, – похвалил я.

– Не заговаривай мне, пожалуйста, зубы. – Она прищурилась. – Лучше объясни: что тебя дернуло остаться в той комнате с королем, когда ее высочество и Барнаби ушли? Ты понимаешь, как мы рисковали, ожидая тебя у калитки? Ее высочество отказывалась двинуться с места. Она все твердила, что ты вот-вот объявишься, что тебе нужно поговорить с той женщиной, знахаркой… Мы услышали выстрелы и увидели, как люди герцога выскакивают изо всех дверей, – только тогда она согласилась ехать. И, поверь, она очень переживала. Говорила, что с нашей стороны было предательством вот так бросить тебя.

– Но она сама? Она теперь в безопасности?

Кейт зачерпнула еще ложку супа.

– Настолько, насколько это возможно. Всем было сказано, что она в Хэтфилде. У нее якобы случился приступ лихорадки, и ей необходимо отдохнуть. Болезнь – отличная маскировка на такой случай. И уж конечно, стоит людям герцога объявиться поблизости, принцессу с радостью приютят под крышей любого дома в окрестностях Хэтфилда.

– А ты? Почему же ты не с ней?

– Я осталась здесь с Перегрином. Он настаивал, чтобы мы заботились о тебе.

– Меня нашел Перегрин?

– Да, ты лежал на берегу реки. Перегрин рассказывал, что частенько вылавливал тела из Темзы. – Ее голос чуть дрогнул. – Это он убедил нас, что нужно искать, – рано или поздно все всплывают. Он оказался прав. Тебя утащило приливом вверх по течению и выбросило в излучине Темзы. Ты был весь мокрый, раненый и без сознания. Но дышал.

– И ты вернула меня к жизни.

К моей благодарности примешивалась горечь – я давно привык не доверять собственному везению.

– Но скажи, зачем ты скрывала, что работаешь на Сесила? Тебе, наверное, все равно, жив я или мертв… Ты ведь просто выполняла приказ.

Она положила ложку и аккуратно обтерла мой подбородок и губы салфеткой. Затем заговорила бесстрастным голосом:

– Прости, что не рассказала тебе всю правду сразу. Подвергать тебя такой опасности вовсе не входило в мои намерения. Я всегда хранила верность ее высочеству, но порой она так своевольна. Иногда Елизавету нужно спасать от нее самой, хочет она того или нет. Уолсингем передал мне, что мастер Сесил считает необходимым увезти ее из Гринвича. И я согласилась помочь. Я думала, у тебя свое задание, потому и не сказала ничего. Уолсингем говорил, Сесил тебе платит.

Она помолчала.

– Я не ожидала, что все так выйдет. Но я рада. Ты здесь, и это хорошо.

Кейт говорила, а я смотрел на нее и понимал, что она правда рада видеть меня здесь. Однако мысли о недавних событиях не давали мне спокойно наслаждаться ее словами и присутствием. Боль и гнев сжигали меня изнутри. Я не могу позволить себе полюбить Кейт – это сделает меня уязвимым. Нет, только не сейчас.

– Да, Уолсингем передал мне указания, – отозвался я. – И мне действительно заплатили. Но я сам сумел разобраться. Елизавете нельзя было встречаться с лордом Робертом, это навлекало на нее смертельную опасность. И почему-то меня никто не слушал.

Мои слова прозвучали резковато, и Кейт, возможно, заметила это, но не подала виду.

– А чего ты хотел от нас? Она настаивала на том, что должна расспросить Роберта о своем брате. Думаешь, она послушала бы кого-нибудь? К тому же мы не знали о планах герцога либо самому жениться на Елизавете, либо возвести на престол Джейн Грей.

Это звучало убедительно. Пожалуй, пора оставить подозрения, особенно в отношении Кейт. Уж она-то точно не участвует в заговоре против Елизаветы.

Словно услышав меня, Кейт мягко улыбнулась. Она, похоже, уже изучила мои чувствительные струны – я был лютней в ее искусных руках. Пытаясь скрыть охватившее меня смущение, я ляпнул первое, что пришло в голову:

– И вообще, нечестно допрашивать того, на ком нет одежды.

– Только сейчас об этом подумал? – рассмеялась она. – Мы беседуем битых полчаса.

Я едва не расплакался. Кейт неуловимо напоминала мистрис Элис. Должно быть, в молодости Элис была именно такой – искренней, улыбчивой, розовощекой. И я вспомнил торжество во взгляде мистрис Элис, там, у постели Эдуарда. Она пыталась поведать нечто, чего мне не суждено узнать.

– Я думал, что погибну… – произнес я, посмотрев на Кейт, и запнулся.

Противоречия, раздиравшие меня изнутри, мешали закончить фразу. Я решил сменить тему.

– А где мы? – сдавленно прошептал я.

– В усадьбе неподалеку от Гринвича. А что?

– Чья это усадьба? Кто еще здесь с нами?

Она нахмурилась:

– Усадьба принадлежит ее высочеству, но съемщиком является один надежный друг. Кроме тебя, меня и Перегрина, здесь еще бывает Уолсингем. Он, кстати, заходил недавно, спрашивал, как ты себя чувствуешь… Брендан, ты что? Что случилось?

Услышав имя Уолсингема, я невольно отшатнулся, и Кейт заметила это.