Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна. Страница 29

И он пустился в путь.

КНИГА II

Включения

Глава 1

Нью-Йорк. 1966 год

Среди людей, занимающихся торговлей бриллиантами, ее называли просто Стрит. 47-я улица, между Пятой и Шестой авеню в Нью-Йорке. Один маленький квартал. Однако больше половины всех бриллиантов мира переходит здесь из рук в руки. Это было царство одного бизнеса. Он мерцал. Он сиял. Он сверкал и искрился и горел холодным огнем бриллиантов.

Пит любила Стрит. Ей нравилось в ней все — отполированные окна, сдерживающие брызги света от многочисленных драгоценных камней, конторские девушки, разглядывающие украшения во время ланча, на покупку которых им придется копить лет двадцать, помолвленные парочки в поисках идеального кольца, чтобы скрепить их согласие. Ей нравились бородатые, одетые в черное мужчины, собирающиеся у края тротуара и делающие свой бизнес, передавая товар или просто болтающие на полдюжине языков.

Все на улице знали Пит (никто, кроме матери, не называл ее Пьетрой). Она была таким же старожилом, как Голдмен, оправщик камней, или Брайлоффски, торговый агент. Она приходила сюда после школы рассматривать переполненные подносы с камнями с того самого времени, когда достаточно подросла, чтобы, встав на цыпочки, вглядываться в витрины, а также изучать людей, которые покупали драгоценности, размышляя о том, почему они выбрали именно это украшение.

Сейчас бородатые лица улыбались ей, когда она пробиралась сквозь кучки хасидов, правоверных евреев, у которых была фактическая монополия на Стрит. Кудрявые головы в широкополых черных шляпах кивали, когда она проходила мимо; сдержанные еврейские разговоры прекращались, чтобы радостно сказать ей: «Добрый день».

Одобрительные взоры провожали ее. В четырнадцать лет Пит была нескладная, одни руки да ноги, с резко выступающими костями, волосы цвета воронова крыла с синеватым отливом. Но уже были видны безошибочные признаки. Пьетра Аннеке Д’Анджели обещала стать необычайной красавицей.

У нее были большие глаза, синие, как ляпис-лазурь, глаза бабушки, которую она никогда не знала. Тонко вылепленные черты лица, унаследованные ею от отца, подчеркивались кожей цвета полированной слоновой кости с легким персиковым оттенком. Под школьным джемпером белая блузка, гольфы; в теле только начали проступать намеки на грацию, которая придет на смену ее жеребячьей неуклюжести.

Пит была уже высокой девочкой и, похоже, обещала еще подрасти. Длинные ноги и длинные пальцы на руках. «Руки, созданные, чтобы носить бриллианты», — всегда говорил ее дедушка. Ах, как она надеялась, чтобы он оказался прав!

В этот сырой апрельский день она засунула руки в карманы шерстяного джемпера и решительно шла с одной-единственной целью. В любой другой день она остановилась бы поболтать с мистером Хиршем, купить на углу у Мэнни горячую сосиску или заглянуть в середине квартала в Готэм Бук Март и спросить у пожилой дамы по имени Фрэнсис, что ей следует читать дальше. Но не сегодня. Сегодня она шла по делу — секретному, опасному делу. Если она выполнит его хорошо, тогда оно будет первым среди многих других. Она тайно поклялась. Я не испугаюсь, пообещала она. Самое худшее на свете — бояться.

Пит остановилась перед зданием неопределенного вида и посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, нет ли подозрительных типов, которые могут следить за ней. Никого. На девятом этаже, за дверью с матовым стеклом, на котором золотой краской было написано «Шапиро и сыновья, торговцы бриллиантами», сидел за работой плотный человек в белой рубашке и черной ермолке за рабочим столом, защищенным решеткой и освещаемым резкими флюоресцентными лампами.

— Меня прислал мистер Зееман, — сказала Пит.

Человек поднял глаза, одна бровь скептически изогнулась над лупой ювелира, которую он не вынул из глаза.

— Тебя? Он отправляет ребенка… девочку? — Его тон был резким, словно ему нанесли оскорбление.

— Я не ребенок! — ответила Пит, тряхнув головой, и волна пробежала вниз по гриве длинных волос.

Мистер Шапиро минуту внимательно смотрел на нее. Все еще с лупой на прежнем месте он вызвал у Пит ощущение, что ее разглядывают под микроскопом. Наконец он схватил телефон и набрал номер.

— Ты прислал ее? — сказал он в трубку через минуту. Ответ заставил его нахмуриться. — Ты гарантируешь это? — Затем он пожал плечами и пробормотал: —…на твою голову, — и повесил трубку.

Он повернулся на своем вращающемся табурете, открыл сейф и вынул оттуда один из множества ящиков. Быстро перебрал несколько белых пакетиков — традиционных в торговле бриллиантами, листы белой бумаги, сложенные в пять раз на старинный манер. Пит наблюдала, ее глаза стали даже больше обычного. Два красных пятна от возбуждения заполыхали на ее щеках. Из каждого из четырех пакетиков мистер Шапиро вытряхнул несколько беловатых необработанных камней. Он пересчитал их, аккуратно отделяя длинным ногтем, потом опять смахнул в пакетики и сделал запись в своей книге на столе. Затем толкнул пакетики через решетку к ней.

— Ты знаешь, эти камни стоят больше пятидесяти тыс…

— Я знаю, — не дала она ему договорить. — Не беспокойтесь. — Она опустила их в глубокий карман плиссированной юбки.

— Не беспокойтесь, — пробормотал он. Повернувшись обратно к рабочему столу, он укрепил лупу и вновь склонился над бриллиантом. — Не беспокойтесь, это мне говорит ребенок, — услышала Пит опять его ворчанье, когда закрывала за собой дверь.

Очутившись снова на улице, она внимательно оглядела лица людей вокруг нее, прежде чем решительной походкой отправиться в обратный путь, опустив глаза и с гордой улыбкой на лице.

— Эй, красотка! — окликнул ее голос в середине квартала. Она подняла глаза и увидела незнакомого парня, несколькими годами старше ее, который с интересом на нее глазел. — У тебя есть что-нибудь для меня?

У нее на мгновение расширились глаза, сердце заколотилось, но потом она поняла, что он просто клеится к ней. Это было что-то новое и неожиданное в ее юной жизни. Она быстро пошла прочь, оставив юнца гогочущим над ее смущением. Он не стал бы смеяться, подумала она, если б знал, что у нее в кармане. Она провела пальцами по пакетикам и снова улыбнулась.

Несмотря на ее осторожность и решимость не поддаваться страху, драгоценный груз в ее кармане был в большей безопасности, чем под попечением вооруженной охраны. Хотя возраст и пол делали ее необыкновенным курьером, на Стрит было в порядке вещей доверять небольшое состояние в виде необработанных камней просто карману, не требуя расписки. Бриллиантовый бизнес основывался на доверии, неоговоренных гарантиях, достаточно было просто ударить по рукам. Богатство носили в пакетах из оберточной бумаги, многочисленные сделки совершались неофициально, фиксируясь лишь мысленно, ни один цент не переходил из рук в руки.

Спустя пять минут она толкнула дверь другой мастерской, очень похожей на мастерскую мистера Шапиро. Надпись, сделанная по трафарету на матовом стекле, гласила: «Джозеф Зееман, огранка и полировка камней».

— Итак, Пьетье, — произнес пожилой человек за рабочим столом, как только она вошла. — Боялась?

— Нет, опа [12], — ответила она своему деду, переселившемуся в Америку голландцу с редкими седеющими волосами и круглым розовым лицом, как на полотнах Рембрандта. Невысокий, но крепко скроенный, Джозеф Зееман производил впечатление солидного и заслуживающего доверия человека, как прочная, безо всяких прикрас, голландская мебель. — Если кто и был напуган, — добавила с усмешкой Пит, — так это мистер Шапиро. Держу пари, он позвонит, чтобы убедиться, что я на месте.

— Шапиро старый человек.

— Старый человек с бородой, — сказала она со смехом. Затем вытащила четыре белых пакетика из кармана юбки и протянула их деду, гордость распирала ее.

— Хорошо сработано, schatje, — сказал он, ласково обращаясь к ней на голландском языке, что означало — дорогая малышка. Эта девочка, называемая Пьетрой, была чудом, светом, озарившим жизнь Джозефа Зеемана.