Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна. Страница 39

Как ни старался Стив, он не мог заставить ее понять, что стук в дверь существует только в ее голове, как и призрачный гестаповец, который не может причинить вред ей или ее ребенку.

Стив был очарован своей дочкой. Любознательный ребенок, глазки всегда в движении, оглядывают все кругом, что-то яркое и красочное притягивает их. Когда Пьетра еще только начинала ходить, она разворачивала целые коробки оловянной фольги, чтобы посмотреть на ее блеск, на блики света, отбрасываемые ее зеркальной поверхностью на стены и потолок. Она могла часами заниматься с коробкой ракушек, делая из них различные узоры. Первым ее словом было «красиво».

Постепенно подавленное состояние Беттины прошло. Когда однажды вечером он вернулся домой и застал ее, ожидающую, в их постели с соблазнительной улыбкой — ее золотистые волосы были вымыты и светились вокруг головы, как нимб, кожа теплая и гладкая, — он отважился на новую надежду на нормальную жизнь.

Но придя домой с работы февральским снежным вечером 1956 года, он увидел квартиру, погруженную в полный мрак. Обычно для него оставляли горящей лампочку в маленькой прихожей. Он вспомнил, что Джозеф собирался провести вечер в голландском клубе. Возможно, он тоже пришел домой поздно и погасил свет.

Однако в тишине, которая встретила его, было нечто зловещее. Стив постоял некоторое время в дверях, прислушиваясь и пытаясь определить то неуловимое, что беспокоило его. Ни радио, ни звука чайника на кухне, где Беттина иногда ждала его с готовой чашкой кофе.

Слегка встревоженный, он поспешил в спальню. Кровать была пуста.

Бросившись в детскую, он обнаружил, что маленькая кроватка Пит тоже пуста. Теперь его сердце заколотилось сильнее. Он ходил из комнаты в комнату, нажимая на выключатели и распахивая двери.

— Пит! Тина! — кричал он, не в состоянии представить, что они могли исчезнуть из его жизни. Он выбежал из квартиры в коридор и вновь позвал. Может, они у соседей, может, Пит ушиблась и они поехали в больницу?

— Пап! — крик мгновенно оборвался, заглушенный. Но он раздался у него за спиной, из квартиры. Он повернулся и бросился назад через все комнаты, заглядывая под кровати, вытаскивая ящики комодов, распахивая настежь дверки шкафов, заглядывая за мебель.

— Пит, папа здесь, бамбина! Где ты? — звал он в бешенстве. Он вышвырнул белье из комода. Он зарылся в стенном шкафу, выбрасывая сумки, простыни и коробки с инструментом. Он рывком открыл двойную дверь старомодного гардероба Джозефа и рывком отодвинул в сторону костюмы, пальто и шляпные коробки.

Они были в углу. Стив увидел склоненную над дочерью спину Беттины, которая, дрожа, пыталась защитить ее.

— Шшш, — шептала она в ухо Пит.

Но малышка не могла услышать ее. Чтобы не дать ей закричать и не выдать их, Беттина мертвой хваткой зажала девочке рот. В тот момент, когда Стив нашел их, ребенок перестал дышать.

Стив вытащил их из гардероба, отшвырнул Беттину через всю комнату, чтобы он мог добраться до Пит.

— Mijn Kindje! — кричала она. — Мой ребенок! Не забирай ее! — Она бросилась на него, стараясь вцепиться ногтями. Когда он пытался отогнать ее, она прыгнула ему на спину, тянула за волосы, царапалась, кусалась, стремясь защитить ребенка от предполагаемой смерти от рук нацистских убийц.

У Стива не было выбора. Он должен был помочь Пит. С трудом он оторвал Беттину от себя и, держа перед собой, ударил, отбив у нее охоту к сопротивлению. Потом бросился к дочери. Она по-прежнему была без сознания и не дышала. Слабая голубоватая бледность постепенно покрывала ее кожу.

— О, Боже! — молил Стив. — Помоги мне! — Он недавно читал что-то об оживлении «рот в рот». Он не был уверен, как это делается, но знал, что должен вдохнуть воздух в ее легкие. Встав на колени, он накрыл маленький ротик Пит своим ртом и начал тихонько дуть.

— Дыши! — кричал он. — Дыши, черт побери! — Он продолжал наполнять ее легкие, как воздушный шарик, плача, умоляя.

Через минуту, которая показалась годом, Пит закашляла. Он тряс ее за подбородок, пока она не открыла глаза.

— Папа? — сказала она тихим голосом, выглядя ошеломленной и все еще напуганной.

Он прижал ее к себе, качал на коленях.

— Gragie, — шептал он, и слезы текли по его щекам. — Gragie, Santa Maria.

Стиву пришлось оставить работу, чтобы сидеть с Пьетрой, и денег перестало хватать. Пытаясь вернуть некоторый покой в сознание Беттины и обеспечить безопасность Пит, они прошли обследование у специалистов и сделали многочисленные психиатрические анализы, которые уносили большую часть денег, приносимых Джозефом. В результате было сделано заключение, что депрессия Беттины поддается лечению дома, пока ее будут держать на транквилизаторах.

Даже после такого заверения Стив отказался оставлять Пит одну с Беттиной. Он не мог рисковать. Он не переживет, если с Пит что-то случится. Давая объявления, он время от времени брал переводы — буклеты, объявления, однажды даже небольшую книгу, по случаю писал письма на родину для иммигрантов, у которых не было детей с американским образованием. Все это он мог делать сидя за кухонным столом, когда Пит играла у его ног.

Что до остального, они экономили как могли заработок Джозефа. Через друга из организации перемещенных голландских беженцев Джозеф наконец смог оставить свою ремонтную мастерскую и устроиться на работу в нью-йоркское отделение «Дюфор и Ивер», парижских ювелиров, известных со времен Наполеона. Он занимался рутинной шлифовкой, оправкой камней и наслаждался возможностью вновь иметь дело с драгоценными камнями, которые были его жизнью. Его начальный заработок составлял двести долларов в неделю, состояние в сравнении с семьюдесятью пятью, которые давал ему его маленький бизнес. Потом у него было повышение. Заметив, что один из огранщиков камней чуть было не допустил дорогую ошибку в расколе сапфира средней стоимости, Джозеф дал ему вежливый совет. Человек оказался не слишком гордым и послушался его и передал своему шефу, что у голландца Зеемана хороший глаз. Джозеф вновь стал огранщиком, работая над мелкими обычными камнями, используемыми для дополнения более ценных в изделиях, создаваемых и продаваемых фирмой.

Летом 1957 года в «Дюфор и Ивер» просочился слух. Говорили, что французскому владельцу фирмы доверен необыкновенный необработанный алмаз, величиной с кулачок младенца.

День за днем все больше подробностей передавалось шепотом от одного огранщика другому, когда они работали над своими шлифовальными кругами. Камень, по слухам, принадлежал состоятельному вьетнамцу, который хотел, чтобы престижная фирма занялась огранкой и оправой. Однако владелец боялся посылать драгоценность в Париж. Только несколько лет назад Вьетнам прогнал французских колонизаторов и их армию из страны, нанеся сокрушительное поражение при Дьенбьенфу. Было известно, что недавно избранный премьер Франции, знаменитый генерал Шарль де Голль, тяжело переживал удар, нанесенный гордости Франции, потерю ее колонии в Индокитае. Очень вероятно, что, попав во Францию, алмаз мог быть изъят по приказу правительства в качестве военной репарации. Поэтому был выработан план — Ивер берет камень в Лондоне и доставляет в Нью-Йорк для раскола. По мере того как все больше просачивалось слухов о камне, волнение среди огранщиков нарастало. Упоминался вес в сто двадцать карат. Но самое поразительное из всего, как говорили, было его качество «Ривер».

— Это значит, он самый лучший, — сказал Джозеф Пит однажды вечером, когда она сидела у него на коленях, глядя на любимое лицо деда. Ей было пять лет, и она была внимательной слушательницей всех рассказов Джозефа о камнях и ювелирных украшениях. В последнее время единственное, о чем он мог говорить, был таинственный алмаз.

— Алмаз «Ривер» самый чистый и прозрачный из всех. Термин пришел из глубины веков, когда самые красивые алмазы находили в реке Голконда в далекой Индии. Они были такими блестящими и полными света, что люди, которые выкапывали их, считали их волшебными. А самые чистые камни, подобные тому, который находится у мистера Ивера, могли быть только у правителя Голконды.