Эпопея любви - Зевако Мишель. Страница 14

— Почему же вы, Ваше Величество, не прикажете арестовать вождя гугенотов адмирала Колиньи?

— Поздно, мой милый Моревер, поздно! Кто теперь осмелится поднять руку на адмирала?

— Я! — просто сказал Моревер.

— Вы?

— Почему бы нет? Пусть король подпишет приказ, и сегодня же вечером, в разгар праздника, я арестую Колиньи.

— Нет-нет! Разразится скандал! Это невозможно… Господи! Я, королева, совершенно беспомощна… Если бы Всевышний хоть раз внял моим молитвам! Скажем, Колиньи поразила бы смертельная лихорадка, вот и не было бы никакого скандала… Понимаете? Увы! Нам придется соблюдать законы еретиков и слушать мессу по-французски! [3] Надежды на то, что небо ниспошлет на Колиньи лихорадку и спасет нас, нет никакой. Не стоит и мечтать об этом, мой дорогой Моревер!

Королева замолчала, а Моревер улыбнулся. Он уже все понял, но не хотел действовать без прямого приказа.

— А может, несчастный случай? — спросил он.

— О, конечно! — ответила королева. — Скажем, на голову адмирала вдруг упадет кусок черепицы…

— Да… однако такой кусок черепицы должен быть весьма предан королю…

— А преданность дорого стоит, вы это хотите сказать, Моревер? Говорите, не бойтесь, где мы можем отыскать подобную преданность и сообразительность?

— Право, не знаю, мадам. Но, если не найдется такого куска черепицы, его может заменить меткая аркебуза.

— Это как раз то, что нам нужно!

— В таком случае, не тревожьтесь, Ваше Величество… Я замолвлю словечко одному другу, и он, пожалуй, возьмется за это дело.

— И как же ваш друг все организует?

— Очень просто и без всякого скандала. Он устроится где-нибудь за углом и будет ждать адмирала — ведь Колиньи каждый день, в одно и то же время, возвращается из Лувра домой… Я даже могу предложить место для засады… Ваше Величество знает преподобного Вильмюра?

— Каноника церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа?

— Да, достойный каноник — ревностный служитель церкви, живет при монастыре. Адмирал Колиньи каждый день ходит мимо монастыря в Лувр по улице Бетизи. Каноник Вильмюр занимает небольшой домик, окна первого этажа забраны прочной решеткой, с улицы невозможно заметить, что происходит в доме.

— Хорошо! Просто прекрасно!

— Предположим, мой друг попросит каноника приютить его. Он может расположиться у окна с аркебузой наготове. Выстрел, и пуля настигает адмирала в тот момент, когда он проходит мимо… Полагаю, мадам, такой вариант надежнее, чем лихорадка или кусок черепицы.

— Вы правы, и, если такое случится, ваш друг будет вознагражден по-королевски.

— Для меня лично лучшим вознаграждением будет сознание того, что я оказал услугу королеве.

— Но не все так бескорыстны, как вы.

— Думаю, мой друг, прекрасно владеющий аркебузой, может не проявить достаточной меткости, если я не пообещаю ему разумного вознаграждения. Но вам, Ваше Величество, тревожиться не стоит. У меня есть пятьдесят тысяч ливров, и с такой скромной суммой я, надеюсь, смогу…

Екатерина взглянула на Моревера с отвращением, но быстро взяла себя в руки. На листе бумаги она написала несколько слов.

— Остальное после, — сказала Екатерина, — видите, я не торгуюсь, когда речь идет о том, чтобы вознаградить друзей. Но, надеюсь, мне это зачтется… Предупредите вашего друга, что он мне скоро понадобится.

— О каком деле вы говорите?

— Объясню… Я не имею в виду ни короля, ни церковь. Речь идет о двух проходимцах, которые смертельно оскорбили меня. Если бы не они, ситуация могла повернуться иначе. И не было бы толп еретиков в Лувре, не было бы этой помолвки. Они спасли Жанну д'Альбре и чуть не устроили настоящую катастрофу. Мои планы едва не рухнули… Но и это не все… Один из них связан с человеком, представляющим страшную угрозу для меня. Дважды они обвели меня вокруг пальца. Ненавижу его, и отца тоже. Моревер, признавшись вам в этой ненависти, я оказала неслыханное доверие. Убейте этих подлецов, и я сделаю вас графом… Подберу для вас неплохое графство, да еще получите по сто тысяч ливров за голову каждого из них.

— Важные персоны, мадам?

— Два жалких авантюриста без гроша в кармане! Но учтите, их не сломить! Их считали убитыми — они возродились; думали, они сгорели в огне пожара — а они живы… Да вы же сами там были, Моревер! Помните, пожар в трактире, потом осада на Монмартрской улице… Вы видели, как меня оскорбляли!

— Вы говорите о Пардальянах, мадам?

— Да, они сейчас…

— Во дворце Монморанси, я знаю, мадам! Вы удивитесь, мадам, но за жизнь этих двоих я не прошу ничего: ни денег, ни графства… я готов отдать дьяволу душу, лишь бы оба Пардальяна оказались в моей власти и я смог задушить их собственными руками…

— Вот как! Не очень-то вы их любите…

Моревер показал пальцем на правую щеку, которую перерезал длинный шрам.

— Неплохо! — спокойно заметила королева. — Память на всю жизнь останется.

Моревер скрипнул зубами, но взял себя в руки и почтительно склонился в поклоне:

— Королева позволит мне уйти?

— Идите, сударь. И знайте, те, кто мне верно служат, могут просить у меня все, что угодно.

Моревер удалился.

— «Прекрасно! — подумала королева. — С Колиньи улажено, с Жанной д'Альбре еще надо разбираться».

Екатерина уселась в широкое кресло. Постепенно черты ее лица разгладились. Выражение ненависти сменилось мечтательной меланхолией. Королева посмотрела в зеркальце и осталась довольна своим видом. Она поудобней устроилась в кресле, приняв расслабленную позу, поплотней закуталась в черную вуаль, прикрывавшую голову. Все в ее позе и облике говорило теперь о нежной грусти.

Только потом она позвала служанку и сделала ей знак. Паола прошла в соседнюю комнату, ввела очередного гостя и бесшумно удалилась.

Моревер же вернулся в парадные залы, где собрались десять тысяч приглашенных. Праздник еще не достиг зенита, но первоначальная чопорность уже уступила место всеобщему веселью. Моревер долго искал кого-то в залах.

Ему был нужен герцог Гиз. Наконец Моревер нашел герцога, роскошно одетого, сияющего, счастливого. В компании приближенных Гиз высмеивал гугенотов, потешаясь над их костюмами. Когда мимо герцога прошел Телиньи, зять адмирала Колиньи, лицо Генриха Гиза на мгновение омрачилось. Потом он повернулся к своей свите и заявил:

— Господа, предлагаю устроить гугенотам хорошую комедию!

Но тут герцог увидел Моревера, покинул свою свиту и увлек наемного убийцу к окну, чтобы побеседовать наедине.

— Итак, что от тебя хотела королева? — спросил герцог.

— Пристрелить адмирала!

— Хорошо, но время я тебе укажу сам… Без моего приказа не стреляй! Понял?

— Да, монсеньер.

— И еще… будешь стрелять — постарайся лишь серьезно ранить нашего друга. Не надо убивать его на месте. Понял?

Гиз вернулся к придворным и принялся излагать им свою идею; судя по одобрительным возгласам и смеху, герцог задумал что-то очень забавное.

Моревер же постарался затеряться в толпе, не торопясь прошел через дворцовые залы, выбрался из Лувра и исчез на темных парижских улицах.

VI. Раскаты грома (продолжение)

— Сначала убийцу, а потом того… другого… — как читатели помнят, именно это сказала Екатерина своей верной служанке Паоле.

Мы уже знаем, о чем говорила королева с Моревером. После его ухода флорентийка Паола ввела человека, которого королева назвала «тот… другой…». Вошедший почтительно поклонился королеве и застыл перед ней в напряженном ожидании. Он был очень бледен, и лишь глаза странным образом горели огнем на мертвенно-бледном лице.

Перед Екатериной стоял ее сын — Деодат, граф де Марильяк.

— Вы очень точны, граф, благодарю, — сказала королева.

— Это я должен благодарить Ваше Величество: вы соблаговолили проявить ко мне интерес, изволили многое обещать.

Королева слегка наклонила голову, словно что-то тяготило ее, и на лице Ее Величества появилось выражение тихой грусти. Королева как бы позволила Марильяку догадаться, что в душе ее есть и иные чувства, кто знает, может быть, и глубокая привязанность, которую она, однако, вынуждена скрывать. Удивительная нежность звучала в голосе Екатерины.