Король замка - Холт Виктория. Страница 37

— Какая вы строгая! Вот такая женщина нужна не только картинам, но и всем нам.

Он шагнул ко мне. Заглянул в глаза. Неужели на его лице мелькнуло восхищение? Но я-то знала, как выгляжу. Коричневый халат, который мне никогда не шел, волосы, имевшие привычку выбиваться из пучка, чего я никогда вовремя не замечала, руки испачканы рабочими материалами. Разумеется, его интересовала не моя внешность.

Видимо, волокиты ведут себя так со всеми женщинами. Эта мысль портила мне настроение, и я попыталась ее отогнать.

— Вам нечего опасаться, — сказала я. — Я использую растворимую краску на тот случай, если ее надо будет смыть. Знаете, такие краски, сделанные на основе синтетической смолы.

— Никогда об этом не слышал.

— Но так оно и есть. Понимаете, раньше каждый художник сам смешивал себе краски. Он и только он знал их секрет, потому что у всякого мастера был собственный рецепт приготовления материалов. Именно это делает старых художников неповторимыми. Их очень трудно копировать.

Граф понимающе кивнул.

— Ретушировка — очень кропотливый процесс, — продолжала я. — Реставратор ни в коем случае не должен навязывать оригиналу свою интерпретацию.

Он выглядел довольным. Возможно, понял, что я говорю все это, чтобы скрыть смущение.

— Да, это могло бы обернуться окончательной утратой картины. Все равно, что пытаться переделать человека на свой манер, вместо того, чтобы помочь ему сохранить в себе все доброе… и заглушить злое.

— Я имела в виду только живопись, о которой действительно могу говорить со знанием дела.

— И ваш энтузиазм — тому доказательство. Кстати, а как у моей дочери дела с английским?

— Отлично.

— Преподавание и реставрация… Не много ли для вас одной?

Я улыбнулась.

— И то, и другое доставляет мне удовольствие.

— Рад, что вы не скучаете. Я думал, что вам может не понравиться наша сельская жизнь.

— Ну что вы! К тому же, у меня есть ваше любезное разрешение пользоваться конюшней.

— И верховую езду вы тоже любите?

— Очень.

— Увы, жизнь в замке уже не бурлит, как раньше.

Он посмотрел поверх моей головы и холодно добавил:

— После смерти жены мы перестали принимать гостей. Старые дни так и не вернулись. Возможно, теперь все пойдет по-другому. Кузен женится, и хозяйкой замка будет его молодая супруга.

— Пока вы сами не женитесь, — вырвалось у меня.

— Что заставляет вас считать, что я когда-нибудь женюсь?

Уверена, в его вопросе прозвучала горечь.

Осознав, что допустила бестактность, я пробормотала:

— Это вполне естественно… что вы женитесь… со временем.

— Я думал, вам известны обстоятельства смерти моей жены, мадемуазель Лосон.

— Я… слышала об этом.

Я чувствовала себя человеком, одной ногой угодившим в трясину и обязанным ее немедленно выдернуть, чтобы не завязнуть целиком.

— А-а, — протянул он, — слышали! Некоторые люди не сомневаются в том, что я убил свою жену.

— Вас, конечно, не интересует такая чепуха, как чужие…

— Вы смутились? — Теперь он злорадно улыбался. — Значит, по-вашему, это не такая уж чепуха. Признайтесь, вы считаете, что я способен на самые гнусные поступки.

У меня часто заколотилось сердце.

— Вы шутите, — сказала я.

— Что еще можно ожидать от англичан! Это неприятно, так что не будет об этом говорить. — Его глаза вдруг стали злыми. — Нет, не будем! Лучше продолжать верить в жертву преступления.

Мне стало не по себе.

— Вы не правы, — возразила я.

Он вдруг успокоился так же внезапно, как вышел из себя.

— Мадемуазель Лосон, вы очаровательны. И конечно, понимаете, что при таких обстоятельствах мне больше не следует жениться. Вы удивлены, что я обсуждаю с вами свои взгляды на брак?

— По правде говоря, да.

— Просто вы благодарный слушатель. Я не имею в виду благодарный» в обычном сентиментальном смысле этого слова. В вас столько здравого смысла, вы такая невозмутимая и в то же время искренняя! Эти качества и подтолкнули меня к обсуждению личных проблем.

— Не знаю, благодарить ли вас за комплимент или просить прощения за то, что вызвала на откровенность.

— Вы всегда говорите то, что думаете. Поэтому я хочу задать вам один вопрос. Обещаете ответить?

— Постараюсь.

— Вот мой вопрос: вы считаете, что я убил жену?

Я вздрогнула. Он прикрыл глаза тяжелыми веками, но я знала, что он внимательно на меня смотрит. Несколько секунд я медлила с ответом.

— Спасибо, — сказал он.

— Я еще не ответила.

— Нет, ответили. Вам нужно было время, чтобы выразиться потактичнее. Мне не нужна ваша тактичность. Я хотел правды.

— Дайте мне сказать, раз спросили мое мнение.

— Говорите.

— Я не верю, что вы отравили жену, но…

— Но…

— Возможно, вы… разочаровали ее… не дали счастья, которого она ждала. Я хочу сказать, что, может быть, с вами она чувствовала себя несчастной и решила лучше умереть, чем так жить.

Он смотрел на меня, натянуто улыбаясь. Я вдруг подумала, что он глубоко несчастен, и мне захотелось сделать его счастливым. Нелепо, но именно этого я и хотела. Я поверила в то, что за маской надменности и безразличия увидела живого человека.

Граф как будто прочитал мои мысли. Его лицо стало жестким, и он сказал:

— Теперь вы понимаете, мадемуазель Лосон, почему я не хочу жениться. Вы полагаете, что я косвенно виновен в смерти жены, и вы — умная молодая женщина — без сомнения правы.

— Вы считаете меня глупой, бестактной, нечуткой… такой, каких вы не любите.

— Вы… как живая вода, мадемуазель Лосон. И сами об этом знаете. Кажется у англичан есть пословица: «Дай псу дурную кличку и можешь его повесить». Правильно? — Я кивнула. — Перед вами пес с дурной кличкой. Увы, нет ничего проще, чем оправдать дурную репутацию. Вот! За урок реставрации вы получили урок семейной истории. Кстати, я намеревался вам сообщить, что после Пасхи мы с кузеном уедем в Париж. Откладывать свадьбу Филиппа нет причины. В доме невесты устроят ужин в честь подписания брачного контракта, потом состоятся свадебные торжества, и наступит медовый месяц. Когда все мы вернемся в замок, то сможем чаще принимать гостей.

Как он может так спокойно говорить об их свадьбе? Вспомнив о его роли в этом деле, я разозлилась. На него — за то, что он так поступает, и на себя — за то, что легко забываю о его грехах и с готовностью принимаю графа таким, каким он хочет выглядеть — а показывался он мне каждый раз в новом облике.

— Сразу после их возвращения мы дадим бал, — продолжал он. — Новая госпожа де ла Таль вправе на это рассчитывать. Еще через два дня мы устроим бал для всей округи… для виноградарей, слуг. Это старая традиция. Бал по случаю женитьбы наследника замка. Надеюсь, вы будете присутствовать на обоих праздниках.

— С удовольствием приду на бал для работников, но не уверена, что госпожа де ла Таль захочет увидеть меня на своем балу.

— Я этого хочу, и раз я вас приглашаю, она встретит вас как желанную гостью. Вы сомневаетесь? Дорогая мисс Лосон, я хозяин этого дома. И это изменится только с моей смертью.

— Да, конечно, — ответила я. — Но я приехала сюда работать, и присутствие на большом торжестве для меня неожиданность.

— Уверен, вы не растеряетесь в любой ситуации. Не смею вас больше задерживать. Вижу, вам не терпится вернуться к работе.

Он ушел — расстроенный, взволнованный. Я почувствовала себя утопающим в зыбучих песках, выбраться из которых становится все труднее. Знал ли он об этом? Были ли его слова предупреждением?

Граф с Филиппом уехали в страстную субботу, а в понедельник я забрела к Бастидам. В саду играли Ив и Марго. С громкими криками они позвали меня взглянуть на пасхальные яйца, которые в субботу нашли в доме и на улице. Столько же, сколько в прошлом году.

— Может, вы и не знаете, мисс, — сказала Марго, — но на Пасху все отправляются за благословением в Рим и по дороге разбрасывают яйца, которые находят дети.