Загадка старого имения - Арсеньева Елена. Страница 19

– Простите, – пробормотал Полунин, отводя глаза, – но платье ваше нужно было почистить и кое-где зашить, и я велел девушкам вас переодеть, а Феклуше – вас обиходить.

Итак, он давал понять, что не сам раздевал Александру и приводил ее в сознание. И все же ее жгло смущение.

– Вы меня спасли, наверное, – прошептала Александра, – мне было с лошадью не справиться… это вы свистели?

– Конечно, я, – кивнул Полунин. – Смекнул, что если вы в стог упадете, то не расшибетесь. Ну и пуганул Зорьку.

– Сама не пойму, как все приключилось, – произнесла Александра. – Мы ездили на прогулку, все было хорошо до остановки на поляне. Потом Устин снова подсадил меня в седло… и Зорька как взбесилась! Неужели правда то, что вы говорите, про репьи с солью?!

– Истинная правда, – вздохнул Полунин, – сам их по одному вынимал из Зорькиного крупа. Да вот они.

Он вынул из кармана платок, развернул его и показал Александре горсточку окровавленных репешков.

– Чьих же это рук дело? – воскликнула она. – Ни Липушка, ни господин Ский, конечно, не решились бы… им бы и в голову не пришло!

– А почему вы думаете, что Ский не мог? – невесело глянул на нее Полунин. – Например, ему хотелось остаться с Липушкой наедине, а вы мешали.

– Да ведь и Липушка твоя медовая могла, – забормотала Феклуша себе под нос. – Видать, она в барышне соперницу углядела, чего тут зазря гадать-то, понятно, чай, что красавица, спору нет, чисто розан из господской теплицы, а Липушка что? Цветик придорожный, касатик неприметный, таких сколь угодно вокруг, да все на одно лицо.

Александра уставилась на Феклушу, изумленная до такой степени, что и слова сказать не могла.

Зато Полунин не смолчал:

– Да я тебя за такие слова… Да как ты смеешь, нянька?!

– А ты будто в первый раз услыхал, – бесстрашно отмахнулась от него Феклуша. – Сто раз говорено, чтоб ты деревце по себе рубил, но деревце живое, а не чахлую сухостоину!

Полунин так и замер.

«Еще одна нянька, которая имеет полную власть над своим воспитанником, так же как Зосимовна над Липушкой!» – промелькнуло в голове у Александры, и ей стало жаль Полунина.

– Да полноте вам, Липушка мне навредить никак не могла, ни она, ни господин Ский. Они все время у меня на глазах были, а вот Устин, кучер, которого с нами Зосимовна послала, он вроде как около лошадей крутился, только на него внимания никто не обращал. Но зачем ему?.. Я могла до смерти убиться, а ведь с ним и слова-то не сказала, не то чтобы что-то худое сделать! За что меня такой опасности подвергать?

– Ну вы, барышня, как вчера на свет народились, ей-богу, – фыркнула Феклуша. – Знамо дело, ни один крепостной своей головой не думает, ежели на то барская голова есть.

Александра с Полуниным переглянулись и разом прыснули, словно напроказившие дети.

– Вот уж про тебя, нянюшка, такого никак не скажешь! – еле выговорил Полунин, с трудом сдерживая смех. – Это ты нами всеми заправляешь, как первый министр! Что господами, что дворней, что крестьянами.

– Вот так же, как я, – ничуть не смутясь, с серьезным видом продолжала Феклуша, – и Зосимовна в Протасовке всем заправляет. Да что там! Куда больше, чем я! Мне и не снилась та власть, которую она имеет, да и сниться не будет никогда. А ведь третий-то уголек, который и потонул, был на женщину наговорен. Устин-то под ее дудку пляшет. А замыслила это, конечно, Зосимовна. И где вы ей только ужо дорогу перешли, милая барышня, за два-то дня, пока гостевали в Протасовке?!

Александра подумала: «Спроси лучше, где не перешла!» – и вздохнула. На душе стало тяжко. Если Зосимовна задумала сжить ретивую гостейку со свету, то непременно сделает. Или науськает Липушку, чтобы та выгнала ее из Протасовки. А куда податься Александре? Некуда! Все ее мечты, все планы связаны именно с Протасовкой. Что же делать?.. А ничего другого, как поговорить с Липушкой начистоту. И как можно скорей! Пока Зосимовна не вбила воспитаннице в голову самые ужасные подозрения насчет замыслов гостьи, пока не отвратила от Александры доверчивое, доброе, приветливое сердце!

– Мне пора возвращаться. – Она решительно села в постели. – Позвольте мне поблагодарить от души и попросить подать мою одежду.

– Вы не можете… – возразил было Полунин. – Вам сперва надобно отдохнуть, правда, нянюшка? Скажи ей!

– Вот давай-ко лучше ты-то сам и сказывай, – отчего-то усмехнулась Феклуша, и Полунин, враз осердясь, выбежал вон.

– Ох, дитя малое, неразумное, мечется, не знает, чего хочет, – посетовала Феклуша и, повернувшись к Александре, уставила на нее такой требовательный взгляд, что стало понятно: сейчас начнутся расспросы. Расспросы, на которые и ответов нет, и отвечать не хочется. А потому девушка решила опередить ее:

– А ты, Феклуша, знахарка? Шептунья или травы знаешь? Лечишь или только заговариваешь?

– Да всего помаленьку, – ласково улыбнулась та. – И умение мое невелико. Чего брат успел передать, пока знахарством-то ведал, чего запомнилось с его слов – то в дело и пошло. Да только давно это было, многое ужо подзабылось.

– В Протасовке мальчишка один есть, сын кузнеца, Федоткой кличут, так вот он говорил, что брат твой Феклист камердинером у господина Протасова числился, тот самый… – У нее чуть было не сорвалось: «Тот самый, кто заверял его завещание», – но, к счастью, удалось вовремя прикусить язычок. – Который ему всю жизнь верой и правдой служил?

– Ох и приметливая ты! – одобрительно глянула Феклуша. – Люблю таких. Феклист наш барину Андрею Андреичу всю жизнь отдал за то, что тот его от верной смерти спас.

– Вот как? Что же такого могло приключиться?

– Да все из талана его, из-за дара-то чудесного. Колдуном его в деревне у нас считали, ну и однажды в сухой год порешил его мир в Теше утопить. Мол, сведем со свету бесовского лиходея – небушко и расщедрится на дождь. Связали по рукам и ногам, сердешного, да и скинули в омут с обрыва. А тут случись, мимо барин протасовский верхом проезжал. Дак прямо на коне-то в реку и влетел, аж вплавь пустился – ну и спас Феклиста. За то брат мой и жизнь отдал, и талан… и глаза благодетелю своему закрыл, когда Андрей Андреич преставился.

Она тяжело вздохнула. Александра встрепенулась. Так вот оно что! Вот, наверное, именно на это и намекал отец, когда объяснял Сашеньке, что приключилось с богатым приволжским барином господином Протасовым!

Надо бы только сперва разузнать все подробности.

– Вот ты, Феклуша, все говоришь – талан, талан… Это ты про колдовской дар? – спросила она осторожно.

– Само собой, – кивнула старая нянька, – а еще скажу вот что, Феклист-то наш был знатным рисовальщиком. И за этот талан, за дар его божий сам старый барин, отец Андрея Андреича, с собой брали в Италию рисовальным премудростям научать. И строения разные он горазд был придумывать. Что в Протасовке, что в Полунине в садах беседки стоят одна к одной – все красоты неописанной. Феклист сам-то и придумал, и выстроил. Раньше барский дом в Протасовке весь изнутри изукрашен был, и Феклист там кажную стену, кажную притолоку, и лавку, и сундук расписал чудными травами, цветами и райскими птицами. Кое-где, Николаша сказывал, картины его висят еще в кабинете…

– Я видела! – воскликнула Александра. – Они чудесные. Особенно та, где скатерть-самобранка!

– Ну, хоть картины остались, – кивнула Феклуша. – На том спасибо. А стены все барин Андрей Андреич велел забелить и штофом обить.

– Почему? Потому что штофом – модно теперь?

– Да в отместку Феклисту, – горестно вздохнула Феклуша. – Тот ему не захотел нарисовать и заговорить вторую… – тут старуха испуганно осеклась и даже перекрестила рот.

– Ну что же ты замолкла? – почти вскрикнула Александра. – Рассказывай дальше!

– Упаси господь, – отрицательно покачала головой Феклуша. – Я брату на кресте поклялась, что никому про то не обмолвлюсь. Но ты, барышня, востра да приметлива, сама все и вызнаешь.

– Я видала в кабинете старинные книги, в которые вложены записки с заговорами. Это Феклист писал?