Очаг и орел - Сетон Эни. Страница 6

— Вы с одного из наших кораблей, мисс?

Фиб улыбнулась в ответ и присела в легком реверансе.

— Да, миледи, с «Алмаза».

— Вы знаете меня? — спросила дама, слегка удивленно.

— Я догадалась, — тихо ответила Фиб. — Я слышала, что леди Арбелла — высокая, золотоволосая и красивая, как майский цветок.

Арбелла была слегка шокирована. Эти слова заставляли вспомнить многих льстецов. Но глаза девушки были честными и ясными, и Арбелла снова улыбнулась:

— Садитесь, мисс, расскажите о себе, раз мы оказались попутчицами в этом путешествии.

Фиб колебалась:

— Мне не хотелось бы быть назойливой. Я совсем недавно поняла, что очень приятно бывает побыть одной.

Арбелла кивнула со вздохом, но быстро справилась с собой.

— Наш милостивый Бог может преподать нам и более тяжелые уроки, но с его помощью мы выдержим.

Она тоже тоскует по дому, с симпатией подумала Фиб и искренне сказала:

— Ваше присутствие много значит для нас, миледи, оно придает нам мужества.

— Ах, дитя, только Бог может дать его. — Но Фиб видела, что слова ее были приятны собеседнице. Арбелла взяла ее за руку и усадила на камень рядом с собой.

— Вы замужем, милая? Я вижу, вы не принадлежите к нашей пуританской конгрегации, раз носите обручальное кольцо?

— Нет, — ответила Фиб, посмотрев на свое кольцо, затем — на палец леди. — Простите, но я не вижу тут ничего плохого.

— Я тоже, — тихо ответила Арбелла. — Но все же это папистский символ, а мы должны держать в чистоте нашу церковь. Мой любимый муж так считает, — добавила она, больше сама для себя, вспоминая Исаака и его одержимость религией. Он даже сейчас не пошел погулять на берегу, а заперся с губернатором, строя планы на будущее и молясь за успех их колонии в Новом Свете. Арбелла повернулась к Фиб. — Но расскажите о себе.

Знатную леди заинтересовала эта девушка, принадлежавшая к классу, который она очень мало знала. Фиб, хорошо воспитанная, охотно отвечала на вопросы Арбеллы. Выслушав рассказ девушки о Марке, Арбелла живо представила себе красивого, мужественного, решительного молодого человека, умеющего заслужить любовь женщины.

— Но если он эмигрирует не ради свободы совести, то что он хочет найти в Новой Англии? — спросила она наконец, и Фиб, сама не раз задававшая себе этот вопрос, быстро нашла ответ:

— Свободу, миледи, и... — она вдруг улыбнулась, — и, я думаю, рыбный промысел.

— Рыбный? Он что, потомственный рыбак?

— Нет, миледи, он портной. Но он ненавидит это занятие. На него сильно повлиял проповедник, господин Уайт из Дорчестера, который верит, что рыбная ловля в Новой Англии имеет большое будущее. А Марка тянет к морю, он всегда любил порты и суда.

— Но вы, мисс, — нахмурилась Арбелла. — Вы слишком тонко воспитаны, чтобы быть женой рыбака.

Фиб не решилась говорить определенно о будущем.

— Думаю, миледи, что для нас для всех не предвидится легких путей в наших скитаниях.

Глаза леди Арбеллы потемнели; она поднялась, и Фиб увидела, что рука, которой она запахнула плащ, дрогнула, но ответ леди был твердым:

— Вы правы. Я молюсь, чтобы у меня нашлись силы.

И тут они услышали далекий пушечный выстрел.

— Это сигнал, — вздохнула Арбелла. — Пора возвращаться на корабли. Если Бог даст, мы снова увидимся в Номкиге. Храни вас Бог!

— И вас, миледи, — ответила Фиб. Она провожала взглядом удалявшуюся высокую фигуру женщины и чувствовала гордость. Леди Арбелла Джонсон была дочерью высокородного графа Линкольна. Если многие из недовольных здесь ненавидят титулы, если проповедники твердят, что перед Богом все равны, то разве не требовалось особое мужество от такой женщины, как леди Арбелла, для участия в таком предприятии? Это первая знатная дама, которая решилась отправиться в Новую Англию. Арбелла сказала, что едет ради свободы совести? Да, конечно. Но внутренний голос подсказывал Фиб, что также и ради любви к мужу, как и сама Фиб.

И тут она увидела своего Марка, бегущего ей навстречу и машущего шапкой.

— Фиб, Фиб, — кричал он, — торопись! Сейчас отплываем, а ты куда-то пропала.

Чувство теплоты и радости охватило Фиб, она протянула к Марку руки, и он обнял ее и поцеловал в губы.

— Прекрасная встреча. Поторопись, дорогая.

Фиб послушно побежала по берегу вместе с мужем. Их уже ждали на шлюпке, пассажиры радостно смеялись, видя их, взволнованных, раскрасневшихся, в ореоле их любви.

Миссис Бэгби, акушерка из Лондона, неохотно давая Фиб место на скамье, хмыкнула:

— Вы развлекались в Ярмуте? Не в пивной ли?

Фиб пожала плечами, в эту минуту душевного подъема равнодушная к насмешливой гримасе на толстом лице соседки.

— Нет, я просто гуляла, дошла до устья Яра и там встретила Леди Арбеллу.

Бэгби удивленно уставилась на нее, затем замаскировала зависть новой усмешкой:

— И это произвело на вас такое сильное впечатление? Я слышала, что она — жеманная и вздорная особа.

— Она очень милая и смелая, — ответила Фиб, отворачиваясь. Она смотрела, как сидящий у левого борта Марк работает веслом. Он перехватил взгляд жены и улыбнулся.

Теплота и надежность отношений поддерживала ее вечером, когда они, прижавшись друг к другу, лежали на койке, и Фиб попыталась рассказать Марку о своей встрече с леди Арбеллой. Но он не слушал ее, говоря, что она была дурой, поверив в добрую волю графской дочки. Тогда Фиб вспомнила, что у Марка были причины ненавидеть дворянское сословие. Однажды, будучи мальчиком лет восьми, он ловил кролика на земле, графа Дорсета. Марка поймали и по приказу графа жестоко избили и отрезали левое ухо. Марк говорил об этом только однажды, а его густые волосы закрывали изуродованное ухо, так что Фиб забыла об этом.

Фиб успокоила мужа ласками и нежными словами, но размолвка их на этом не закончилась. Марку тоже было о чем рассказать, и Фиб очень огорчилась, узнав, что он истратил часть их небольшого запаса серебра на странную покупку. Пошарив в темноте, он достал свое приобретение из-под соломы, лежащей у них в ногах, и вложил ей в руки какие-то странные предметы.

— Что это? — прошептала Фиб, хотя шум моря и скрип корабля делали таинственность ее ненужной.

— Лимоны, — торжествующе объявил Марк.

— Но зачем? — удивилась Фиб.

— Я встретил знакомого моряка в Ярмуте, он уже пятьдесят лет на море. Он говорит, что если сосать дольку лимона каждый день, то не будет морской болезни. Он продал их мне за одиннадцать шиллингов.

— О, Марк, и ты поверил ему! Он просто надул тебя, чтобы нажиться.

Марк вытащил руку из-под ее спины.

— Их привезли из Испании, — сказал он сердясь, — лимоны были всегда дороги. Ты не должна оспаривать моих решений, Фиб.

— Не буду, Марк, — сказала Фиб через минуту, огорченная тем, что он отвернулся. — Прости.

Она постаралась отогнать от себя мысли о безрассудстве и беспечности Марка.

Но когда они наконец распрощались с Англией и путешествие превратилось в сплошной кошмар из-за штормов и болезней, они с Марком, казалось, справлялись с этим лучше многих. Повсюду на корабле люди жаловались на резкую боль в суставах, на распухшие губы и язык, на то, что их десны стали слишком слабыми, чтобы жевать твердую корабельную солонину. Они же с Марком не страдали от всего этого, а когда организм Фиб приспособился к постоянной качке, прошла и морская болезнь.

На Майский праздник, в штормовой и промозглый день, Фиб помогала одной из женщин в общей каюте лечить ее девочку и, вытирая распухшие синие губы ребенка, вдруг вспомнила о лимонах.

— Не знаю, — неуверенно сказала она, — полезны ли они, но Марк так думает, а у нас до сих пор дела идут неплохо.

Миссис Бэгби, также помогавшая лечить девочку, презрительно сказала:

— Этого еще не хватало! Или вы считаете, что бедный ребенок недостаточно настрадался, нужно еще и обжигать ему рот? Дайте ей пива, госпожа Карсон, пива и отвар полыни, это поможет ей.

И женщина послушалась акушерку, которая считалась знающей; к тому же миссис Карсон была беременна и имела основания думать, что воспользуется услугами этой повитухи.