Очаг и орел - Сетон Эни. Страница 7

Фиб ничего не сказала. Она сама не знала, помогают ли лимоны ее здоровью, но каждое утро, прежде чем встать со скользкой и влажной койки, Марк разрезал кислые плоды, и они сосали сок и ели горькую мякоть.

Потянулись новые недели пути, так что и память о доме уже потускнела, превратилась в нечто туманное, как гадания о будущем. Действительностью стала для всех только жизнь на корабле. Скудная пища, дурная погода, скверные запахи, собачий холод Мало что вносило разнообразие в это существование. Проводились воскресные службы, в хорошую погоду — на палубе, а в плохую, что было гораздо чаще, в общей каюте, в кухонном чаду, среди зловония, исходившего от пятидесяти немытых тел. На «Алмазе» не было пастора, а только младший духовный служитель, некто мастер Венн из Норвича, читавший Библию и даже проповедовавший. Марк обычно избегал этих служб, предпочитая беседовать с моряками об их ремесле, но Фиб присоединялась к их участникам — ей не хватало благолепия церковной службы. Непринужденная манера мастера Венна обращаться к Богу несколько шокировала Фиб, но все это она держала при себе.

Когда их судно находилось на середине Атлантического океана, умер какой-то моряк, вечно пьяный и богохульствующий, и многие были удовлетворены, считая это возмездием нечестивцу.

Было несколько спокойнее от того, что в поле их зрения находились еще два корабля — «Арбелла» и «Амброзия» («Тальбота» они давно не видели). Фиб, иногда выглядывая в иллюминаторы общей каюты, отыскивала глазами «Арбеллу» и думала о прекрасной леди, находящейся на борту этого судна: как-то ей там живется? Казалось, корабли не двигаются, штормы следовали один за другим, пассажиры, не выходившие из-за этого на палубу, пребывали в скверном настроении; часть их стала агрессивными, другая — апатичными.

Двадцать седьмое мая был особенно тревожным днем. Всю ночь бушевала буря. Маленький «Алмаз» швыряли вниз и вверх огромные волны. Фиб крепко прижималась к Марку на их койке, а утром они оба, в синяках, с больной головой, побрели в общую каюту на завтрак. Люди были мрачными: наступила новая беда — кончилось пиво. Пить было нечего, кроме подозрительной на вид и вкус воды.

— Надо попросить у капитана Хэрстона спиртное, — сказал Марк. — Только так можно сделать воду безопасной.

Мнения пассажиров были разными. У моряков было пиво, но и его запасы были скудными, а лишить их какой-то части значило бы вызвать мятеж. Шторм все продолжался, а теперь к нему добавился еще проливной дождь. К полудню стало холодно, как зимой, люди дрожали, многие кашляли от дыма, выползавшего из кухни, который не мог уйти из-за закрытых окон. На обед была водянистая овсянка, в которой плавали куски солонины. У большинства пассажиров не было аппетита, Фиб отдала свою порцию какому-то мальчику.

Потом Марк, после смерти моряка кое в чем его подменявший на пару с другим пассажиром, принес радостную весть. С «Арбеллы» прислали шлюпку, которая каким-то чудом доплыла до них, чтобы занять бочку провизии, а в обмен прислали бренди. Это вызвало некоторое оживление и радость у измученных людей.

Тут, однако, случилась новая беда. У миссис Карсон начались схватки. Повитуха Бэгби энергично взялась за дело, но роды были не из легких. Вопли роженицы достигали общей каюты после того, как Фиб, ужаснувшаяся, что несчастной женщине придется рожать на людях, помогла перенести роженицу в их каюту на их койку. Еще две женщины в тесной холодной каюте пытались оказать ей помощь. Они чувствовали свою беспомощность, видя, как несчастная мучается не только от страшной боли, но и от сильной качки. Роженица между схватками, плача, спросила:

— Разве нельзя на минутку остановить это? Тогда я бы могла...

Но тут новая волна швырнула корабль, и она упала на койку, издав дикий вопль.

Фиб, оттесненная повитухой, добрела до общей каюты, дошла до помойного ведра, и ее вырвало. Надо обязательно выйти наружу, подумала она. Фиб поднялась по лестнице и толкнула изо всех сил крышку, пытаясь открыть ее, но из этого ничего не вышло. Она стала колотить что было мочи, но крышка не поддавалась. Тогда Фиб села на верхней ступеньке, держась за перила. Страшные крики становились все слабее. Ей не выдержать, подумала Фиб. А в общей каюте слышалось монотонное бормотание. Мастер Венн читал из Библии.

Перебивая шум волн, скрип корабля и стоны из их каюты, гнусавый голос декламировал:

«...И умножатся твои скорби, и в муках будешь рожать детей твоих, зачатых от мужа...»

«Это не поможет ей», — подумала Фиб, внезапно разозлившись. Она сбежала вниз и крикнула, обращаясь к кучке слушателей:

— Разве вы не можете ей помочь ничем, кроме молитв?

Люди удивленно уставились на нее: Фиб была известна своей уравновешенностью и рассудительностью. Мастер Венн положил тяжелую Библию на колени и задумчиво посмотрел на женщину. Взгляд его был неожиданно добрым. Он не обругал ее за то, что она прервала слово Божье, хотя и считал Ханивудов маловерными англиканцами.

— А чем мы можем ей помочь, кроме молитв? — спросил он тихо.

Гнев оставил Фиб, она опустила голову.

— Я не знаю. Простите, — прошептала она. Фиб закуталась в плащ и села на край лавки.

Мастер Венн, щурясь в свете тусклого фонаря, снова вернулся к Библии. Фиб пыталась слушать, но не могла. Из их каюты доносились теперь приглушенные стоны. Фиб почувствовала страх. Кроме страха за глупую, нодобродушную Карсон, был и другой, в котором она не решалась признаться себе. «Я, — думала она, — может быть, тоже, в феврале, как эта Карсон...» Нет, не может быть. Не может быть, чтобы она зачала на этой койке, в грязи, среди вшей, когда все происходит украдкой, и в самые интимные моменты приходится оглядываться на Брентов.

Вечером ветер ослаб, корабль продолжал, борясь со стихией, продвигаться вперед, наверху, на палубе, слышались тяжелые шаги и отрывистые команды. Слушатели по-прежнему сидели вокруг мастера Венна. Фиб вдруг взглянула на свое обручальное кольцо и со смущением вспомнила леди Арбеллу. Та не стала бы, наверное, так поддаваться внутреннему страху и ожидать, чтобы ее муж понял это и убежал от мужской работы утешать ее. Леди Арбелла сильная, и ее не сломишь.

Фиб встала с лавки и подошла к очагу. Никто не думал о поддержании огня, и он уже догорал. Но ведь надо же готовить еду детям.

Фиб осторожно сгребла золу и стала аккуратно укладывать поленья. Когда она закончила эту работу и пламя в очаге весело вспыхнуло, из каюты донесся новый звук. Это был крик новорожденного.

Мастер Венн перестал читать, и все бросились к двери. Их встретила торжествующая миссис Бэгби. Ее передник был измазан кровью, полное лицо выглядело измученным. Она держала младенца, завернутого в пеленки.

— Девочка! Никогда еще мне так не требовался мой опыт.

— А мать? — вскрикнула Фиб, глядя на неподвижное тело, лежащее на койке.

— Выживет, — пожала плечами миссис Бэгби, кладя младенца в изножье койки. — Скольких сил мне это стоило! Есть ли что-нибудь крепкое?

Все вздохнули с облегчением. Момент единства прошел, люди опять разбились на группы. Мастер Венн с двумя стариками пошел за бренди. Дети устроили возню у лестницы. Большинство женщин жадно расспрашивали повитуху о родах. Фиб не имела желания пить спиртное, но когда доставили бренди, вместе с другими помогала смешивать его с водой из Ярмута и затем вместе с другими жадно пила из ковша. А потом, когда пришел Марк, принеся с собой свежесть морского воздуха, все ее страхи прошли.

Марк поделился новостями. Шлюпка «Арбеллы» чудом прошла опасный путь между двумя кораблями благодаря тому, что ветер вовремя переменился. На борту «Амброзии» люди держатся хорошо, хотя многие были при смерти.

— А как сама леди Арбелла? — спросила Фиб к неудовольствию Марка. Но он был в хорошем настроении.

— Могу сказать, что держится не хуже других. А та женщина с ребенком все на нашей койке?

Фиб кивнула:

— Сегодня мы не можем ее прогнать.

— Ну, придется принести для нас с тобой еще по кружке, чтобы смягчить нашу постель.