Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 113

Жалок народ, который хвастается перед сражением и ведет себя недостойно после неудачи.

Чтобы память о великой победе не стерлась, я велела выбить две медали. На одной была изображена испанская Армада, бегущая от моих кораблей. Внизу надпись: «Venit, Vidit, Fugit». Юлий Цезарь сказал: «Пришел, увидел, победил». Надпись на медали означала «Пришел, увидел, убежал».

На второй медали я велела высечь: «Dux Foemina Facti». Многие мужчины выражают сомнение о том, что женщина способна править государством. Французы даже ввели позорный закон, запрещающий женщине наследовать престол. Слава Богу, у нас в Англии подобные нелепости не существуют. Я хотела, чтобы весь мир знал: женщина может править не хуже, чем мужчина, а возможно, и лучше.

При этом я вовсе не стремилась сказать, что одержала победу над испанцами лишь благодаря собственным заслугам. Викторию обеспечили мои министры и мои доблестные моряки. Но управляла страной я, олицетворяя собой Англию. Я — королева, ради которой сражаются и погибают люди. Вот почему львиная доля славы по праву принадлежала мне.

Празднества продолжались, но душа моя пребывала в скорби. Никогда больше не увидеть мне моего любимого Робина. Он ушел навсегда.

ВОЗВЫШЕНИЕ ЭССЕКСА

Оглядываясь назад, я и сама толком не пойму, чем приворожил меня Эссекс. Очевидно, я просто искала замену для Роберта. Дело это было заведомо безнадежное, ибо никто не смог бы занять в моем сердце освободившееся место, да и потом, мне ведь было уже не двадцать пять лет. Лишь в молодости можно влюбиться так сильно, чтобы всерьез помышлять о разделении монаршей власти с любимым.

Во-первых, Эссекс был красив; во-вторых, его тоже звали Роберт; в-третьих, он разительно отличался от прочих молодых придворных — взять хоть его мрачный, вечно как бы недовольный вид. Правда, я сама не понимаю, почему это казалось мне привлекательным. Не исключаю, что где-то в глубине души я хотела взять в очередной раз верх над Леттис Ноуллз, завоевав любовь ее сына.

Так или иначе, Эссекс вскоре стал моим признанным любимцем, отодвинув на вторые роли несносного и блистательного Рэли.

Эссекс никогда и ни в чем не шел на компромиссы. Я помню его еще ребенком, когда, вскоре после моей поездки в замок Чартли, мальчика впервые привезли ко двору. Он был прехорошенький, и мне захотелось его поцеловать, но он не пожелал удостоиться королевского лобзания. Тогда это меня повеселило, но впоследствии я не раз вспоминала строптивость маленького Эссекса как предзнаменование грядущих напастей. Мальчишка не захотел снимать шляпу в моем присутствии, и мать должна была сдернуть ее против его воли.

Еще тогда мне следовало понять, что за характер у маленького графа.

Держался он просто вызывающе. Эссекс с самого начала был уверен, что моя благосклонность досталась ему по праву, и у меня не раз возникало искушение отослать этого нахала из столицы, дабы преподать ему урок хороших манер. Если бы Лестер был жив, я бы непременно так и поступила, но сейчас мне нужно было как можно быстрее забыть о своей утрате, а увлекательные беседы с Эссексом, даже сама его непочтительность к королевскому сану отвлекали и забавляли.

Он во всем должен был непременно поступать по-своему, подчинялся минутным порывам, был начисто лишен расчетливости. Это-то и отличало его от прочих придворных. Я знала, что с моей стороны неразумно давать волю чувствам, но всякий раз, видя его слегка сутуловатую фигуру, заглядывая в светящиеся искренним обожанием глаза, чувствовала, как у меня сжимается сердце, и впервые после смерти Лестера ощущала нечто похожее на радость.

Вот типичный образчик его поведения. Я нанесла визит графу Уорику, проживавшему в замке Норт-холл. У Уорика гостила сестра Эссекса Пенелопа Рич, которая не пользовалась моей благосклонностью. При живом муже она вступила в скандальную связь с Чарльзом Блантом, который недавно после смерти своего старшего брата получил титул лорда Маунтджоя. Этот молодой человек был талантлив и красив, и я с особым неудовольствием отнеслась к его интрижке с Пенелопой. Ладно бы еще они хранили свои отношения в тайне, но Пенелопа вела себя поистине вызывающе: она бросила мужа и переехала жить к Маунтджою.

Когда мне рассказали об этом, я сухо заметила:

— Яблоко от яблони недалеко падает.

Когда в сопровождении свиты я прибыла в Норт-холл, встречать меня вышел Эссекс. Вскоре стало ясно, зачем он сюда явился — хотел упросить, чтобы я приняла его сестру.

Поняв, что Эссекс приехал в Норт-холл не ради меня, а ради своей сестрицы, я разозлилась и весьма холодно ответила ему, что не намерена встречаться с леди Рич — пусть не выходит из своих комнат, пока королева в замке.

Эссекс вспыхнул и потребовал, чтобы я объяснила, почему принимаю Маунтджоя, но не принимаю Пенелопу.

Я ответила, что не намерена с ним препираться, и отвернулась. Однако Эссекс не угомонился. Он выкрикнул, что я несправедлива к его семейству. Почему, например, я отлучила от двора его мать, которая не сделала мне ничего плохого?

Не могла же я сказать ему, что Леттис отняла у меня Роберта и даже не удосужилась хранить ему верность! Вместо ответа я подала знак одному из придворных, чтобы он занял подле меня место Эссекса. Юный граф разъярился не на шутку, а я еще и нарочно объявила громогласно, что не желаю видеть Пенелопу Рич и предписываю ей не покидать своих покоев, пока я в замке.

Но и это не остановило упрямца. За ужином Эссекс вновь завел со мной разговор на ту же тему. Почему я не соглашаюсь принять его сестру? Почему я так несправедлива? Почему я не отказываюсь иметь дело с Маунтджоем? Или, может быть, я испытываю предубеждение к собственному полу?

— Ваше величество, умоляю вас, примите мою сестру. Ради меня! — твердил он.

Я знала, что все вокруг внимательно наблюдают за этим разговором. Люди и так уже начали поговаривать, что королева любит Эссекса не меньше, чем в своем время Лестера. Однако мой Роберт никогда не вел себя так глупо.

— Вы ошибаетесь, милорд, если полагаете, что вам удастся меня переубедить, — отрезала я. — Никто не посмеет сказать, что ради вашего удовольствия королева пошла против своих убеждений.

— Еще бы! — запальчиво выкрикнул Эссекс. — Я знаю, почему вы не хотите ее принимать! Это подлец Рэли вас подговорил! Вы души не чаете в подлом пирате! Какой-то деревенщина вертит вами как хочет! А вы из-за этого унижаете и мою сестру, и меня!

— Замолчите, молодой болван! — приказала я. — Я запрещаю продолжать разговор на эту тему.

Эссекс опять не послушался. Теперь он переключился на Рэли и принялся осыпать его бранью. Эти двое бешено ревновали меня друг к другу. Такого накала ненависти при моем дворе еще не бывало, хотя я повидала достаточно ревнивцев на своем веку. Безобразное поведение Эссекса разозлило меня, но в то же время и встревожило, поскольку Рэли тоже находился в замке. В настоящий момент поблизости его не было, но ему наверняка донесут о случившемся, и тогда может произойти кровопролитие.

У меня лопнуло терпение, и я дала волю гневу. Должна признаться, что с возрастом вспышки ярости у меня стали происходить гораздо чаще, чем в молодые годы.

— Не сметь кричать! — воскликнула я. — Прекратите нести хулу на моих приближенных! Ни слова больше, иначе я изгоню вас от двора! Что же касается вашей сестры, то она той же породы, что и ваша матушка! Все вы одного поля ягоды! Надо запретить всей семейке появляться при дворе!

— Что ж, путь будет так! — перебил меня Эссекс. — Я не желаю служить королеве, которая привечает дешевых авантюристов! Это Рэли хочет, чтобы меня здесь не было. Ну и пожалуйста! Оставайтесь тут со своими любимчиками! Я же ухожу, и моя сестра вместе со мной!

Никто и никогда не вел себя столь дерзко в моем присутствии.

Позволь себе такое кто-то другой, я немедленно вызвала бы стражу, но юный Эссекс, охваченный гневом, был так хорош, что я отвернулась, лишь обронив: