Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 78

— Встаньте и дайте мне ключи. Охотно принимаю их у вас. Вашего господина можно поздравить, не у всякого есть такой замечательный слуга, готовый защищать собственность хозяина до последней капли крови.

Детина встал и протянул мне ключи. Исполнив свой маленький спектакль, он явно испытывал неимоверное облегчение.

Ворота распахнулись, и шесть трубачей, одетых в белые шелковые мантии, затрубили в серебряные фанфары. Под эти торжественные звуки я въехала во внутренний двор замка Кенилворт.

Однако впереди показалась еще одна стена и еще одни ворота. Снова затрубили фанфары, и я увидела еще один двор, где на глади небольшого пруда в мою честь была устроена живая картина: Леди Озеро плавала на лодке, а водные нимфы держали в вытянутых руках пылающие факелы. Я остановилась полюбоваться этим зрелищем, а Леди Озеро начала декламировать поэму, еще более цветистую, чем предыдущая. Все было так красиво, так оригинально, и я знала, что это еще только начало.

Через пруд был перекинут довольно широкий мост. Роберт сказал, что длина его семьдесят футов, а построено это сооружение специально в честь моего приезда. Я спешилась, и мы с Робертом вышли на середину моста, где нас встретила целая депутация античных богов, каждый из которых нес мне дары. Сильван, бог лесов, вручил мне клетку с лесными птахами, от Цереры я получила пшеничные колосья, от Вакха вино, от Нептуна рыбу, от Аполлона лиру. Эта аллегория мне очень понравилась.

Но и этот двор оказался еще не последним. Мы миновали еще одни ворота и, наконец, оказались перед самой Башней Цезаря. Роберт обратил мое внимание на чудесные башенные часы с синим циферблатом и золотыми стрелками.

— Но, милорд! — воскликнула я. — Часы стоят.

— Я велел, чтобы в ту минуту, когда ваше величество приблизится к Кенилворту, в замке остановили все часы, — сказал Роберт. — Пока ваше величество пребывает в замке, время должно остановиться.

Он взглянул на меня с обожанием, а я подумала: может быть, все-таки решиться? Однако будет ли Роберт таким же нежным и заботливым после свадьбы? Одно дело — супруга, даже если она королева, другое дело — предмет воздыханий.

Супружеская жизнь приедается, ухаживание никогда.

Даже в этот счастливый миг, в Кенилворте, я знала, что не могу уступить своему любимому.

То были восхитительные дни!

Всякий раз, когда я отправлялась в очередное путешествие по стране, подданные устраивали пиры и спектакли в мою честь, но в жизни не видела ничего подобного тому, что организовал в Кенилворте Роберт.

— Я хочу, чтобы королева запомнила эти дни навсегда, — говорил он. — Да не омрачат их ни дурное настроение, ни грусть, ни мельчайшее раздражение. Вы в гостях у своего шталмейстера, главная цель и главная радость жизни которого — служить вам. Я постарался приготовить все, что вы любите. Каждый миг пребывания в Кенилворте должен быть для вас радостным.

— Ах, Роберт, только ты умеешь устраивать такие восхитительные празднества! Ныне же ты превзошел сам себя.

Роберт знал, как я люблю охоту, и мы почти ежедневно предавались этой благородной забаве. Затем начинались турниры и состязания, а по вечерам гости веселились на роскошных пирах, перед ними выступали жонглеры, певцы и музыканты. Ночью небо над Кенилвортом расцвечивалось фейерверками, а балы продолжались до самого рассвета. Я тан- цевала почти всегда только с Робертом. Иногда, уступая настойчивым домогательствам, выбирала и других партнеров, но кружиться с Робертом было приятнее всего, хотя Хенидж и Хаттон умели выписывать куда более сложные па, чем мой шталмейстер.

Но иногда, наблюдая, как Роберт ведет себя с другими женщинами, я не могла сдержать злости. Помню, как-то раз он танцевал с Леттис Ноуллз, а Дугласс Шеффилд, сидевшая у стены, следила за ним тоскующим, страстным взором. Не знаю, на кого я разгневалась больше — на кокетку Леттис или на воздыхающую Дугласс.

Вечером, когда меня укладывали в постель, я заметила среди фрейлин Леттис и подозвала ее к себе.

— Что-то давно не видно вашего мужа, — сказала я. — Пора бы господину Девере вернуться из Ирландии. Или знаете что, отправляйтесь-ка лучше вы к нему.

— Ах, ваше величество, вряд ли он обрадуется моему приезду, — быстро сказала Леттис. — Мой муж всецело погружен в государственные дела, которые вы ему поручили.

— Жена должна быть рядом с мужем. Надолго разлучать супругов жестоко.

Леттис ничего не ответила, но я видела, что она вся кипит. Когда она стала расшнуровывать мой корсет, я больно ущипнула ее за руку и выбранила за неловкость. Мстительным тоном я заметила, что вполне понимаю ее рассеянность — должно быть, она все время думает о супруге.

Мне показалось, что Леттис не приняла мои слова всерьез. Очевидно, надеялась, что всегда сумеет меня переубедить — ведь мы кузины.

Эта нахальная особа меня раздражала. Да и с Робертом у нее сложились подозрительно теплые отношения. Нужно следить за ними повнимательнее, решила я. Нельзя поощрять при дворе распущенность. Леттис — замужняя дама, и если она порой об этом забывает, то королева ей напомнит.

Когда фрейлины удалились, я перестала думать о неприятном. Лежа в постели, я радостно предвкушала сюрпризы и удовольствия, которые приготовил Роберт на следующий день.

Июль выдался необычайно жарким, поэтому на охоту приходилось ездить в послеполуденное время, а возвращались мы уже в сумерках. Всякий раз меня ожидал новый спектакль или живая картина, дни превратились в череду блестящих праздников, устраиваемых с такой выдумкой, что ощущения однообразия не возникало. Я никогда не знала, что последует дальше, какой новый сюрприз мне приготовлен. Кто-то сказал, что Роберт тратит по тысяче фунтов стерлингов в день, и я ахнула, пораженная такой расточительностью. Когда я упрекнула Роберта за безрассудство, он взглянул на меня с недоумением и ответил, что не считает денег, когда речь идет об удовольствии ее величества.

Праздник все продолжался и продолжался, но по жизненному опыту я знала, что чересчур долго наслаждаться безоблачной радостью невозможно. Со временем я начала приглядываться к жизни в замке повнимательней, уверенная, что в этой бочке меда наверняка имеется и своя ложка дегтя. Мой подозрительный рассудок без конца возвращался все к тем же двум фрейлинам — Дугласс Шеффилд и Леттис Ноуллз. Первая из них занимала меня меньше: мягкая, податливая, нежная, томящаяся по любви. Скоропостижная смерть ее мужа, лорда Шеффилда, бросила тень на ее репутацию. Вполне возможно, что преступление действительно совершил Роберт, опасаясь, как бы весть о его любовных безумствах не дошла до королевы. Неужели он способен на убийство ради моей благосклонности? В памяти пробуждались тягостные воспоминания…

Главное же беспокойство вызывала Леттис. В этой женщине чувствовался характер, ощущался изрядный запас коварства и хитрости. Мне не нравилось то, что они с Робертом никогда не смотрят друг на друга. Такая сдержанность выглядела противоестественно. Остальные мужчины вовсю пялились на красотку Леттис, и подчеркнутое безразличие Роберта выглядело подозрительно.

Таким образом, в раю, который устроил для меня граф Лестер, имелись не только розы, но и тернии. Время от времени я забывали о них, всецело отдаваясь развлечениям, но затем черные мысли возвращались.

Самое большое удовольствие доставляли мне те спектакли, в которых происходил какой-нибудь незапланированный срыв. Никогда не забуду водную феерию, которую устроили в мою честь однажды после охоты. Дело было вечером на озере, расположенном возле внешней стены замка. На берегу горели факелы, и водная гладь была похожа на какую-то волшебную страну. Меня встретили русалка и Орион в маске, восседавший на гигантском дельфине.

Когда я приблизилась к берегу, Орион начал читать стихи, посвященные все той же вечной теме: я — величайшая королева всего мира, сам Господь послал меня править Англией, страна благоденствует при моем правлении, а Кенилворт осчастливлен моим присутствием. Все бы ничего, но этому Ориону слова заученного стихотворения давались с явным трудом. Вряд ли простолюдин, игравший эту роль, умел читать. Уже на первых строчках Орион начал запинаться, потом сбился и вынужден был начать сызнова. Я видела, что Роберт нервничает, но не могла сдержать улыбки — уж слишком старался несчастный.