Я буду любить тебя... - Джонстон Мэри. Страница 75

Душа моя скорбела по Дикону, но я мог рассказать об этом горе ей, и она будет горевать вместе со мною. Страшно и мучительно было сознавать, что как раз сейчас, в это ясное весеннее утро, кровь, пролитая в сотне домов, стекает в блистающую равнодушную реку, но была весна, и Джослин ждала меня. Я так торопился к лестнице, что когда я задал вопрос шедшему рядом со мною мастеру Пори, тот слишком запыхался, чтобы ответить на него. Наполовину спустившись, я задал свой вопрос опять и опять не получил на него ответа, кроме: «Ох, вы идете слишком быстро для моего возраста и комплекции. Идите помедленнее, Рэйф Перси: времени у нас предостаточно… Предостаточно!»

Мне не понравился тон, которым он сказал эти слова, потому что в нем мне послышалось что-то похожее на жалость. Я было посмотрел на него, сдвинув брови, но мы уже спустились в приемную, и через открытую дверь залы я мельком увидел женскую юбку. В приемной было людно, но все, кто там был — слуги и гонцы, — расступились перед нами. При этом они глазели на меня и шушукались. Я знал, что одежда моя изорвана и испачкана грязью и кровью; и когда мы на мгновение остановились перед растворенной дверью, мне вдруг явственно припомнился тот день на лугу, где поселенцы сговаривались с девушками, когда я попытался кинжалом соскрести болотную грязь с моих сапог. Я посмеялся тому, что мне не безразлично, как я сейчас выгляжу, а еще тому, что я подумал было, будто и ей не безразлично, что я неподобающе одет для визита в жилище благородной дамы. В следующий миг мы уже были в зале.

Ее там не было. Шелковая юбка, которую я вскользь увидал и — поскольку на целом свете для меня не было других женщин — принял за часть ее одежды, принадлежала леди Уайетт; бледная и испуганная, она сидела, сцепив руки, молча следуя взглядом за движениями своего мужа, который ходил взад и вперед по зале. Уэст только что вошел с улицы и о чем-то докладывал. Вокруг стола сидели двое или трое членов Совета колонии; у окна стоял мастер Сэндис, а подле стула леди Уайетт — Ролф.

Комната была полна солнечного света, и птичка в клетке все пела, пела. Это пение было единственным звуком в зале, когда они увидели, что я вошел и нахожусь среди них.

После того как я поклонился леди Уайетт и губернатору и пожал руку Ролфу, мне начало казаться, что в этом молчании, как и в давешней говорливости мастера Пори, есть нечто странное. Они смотрели на меня со смущением и тревогой; я заметил, как казначей колонии бросил быстрый вопрошающий взгляд на мастера Пори, и тот отрицательно покачал головой. Ролф был бледен как мел, губы его были плотно сжаты; Уэст дергал себя за ус, уставясь в пол.

— Мы всем сердцем приветствуем ваше возвращение к жизни и к службе Виргинии, капитан Перси, — проговорил губернатор, когда молчание сделалось неловким.

По зале пронесся ропот одобрения.

Я поклонился.

— Я сердечно благодарю вас, сэр, и всех этих джентльменов. Теперь вам остается только отдать мне приказ. Сегодня мне как никогда хочется драться. Полагаю, ваша честь не считает необходимым отправить меня обратно в тюрьму?

— У Виргинии нет тюрьмы для капитана Перси, — важно сказал губернатор. — Есть только горячая благодарность и глубочайшее сочувствие.

Я вопросительно взглянул на него.

— Тогда, сэр, я буду в полном вашем распоряжении, после того как повидаюсь с женой и поговорю с ней.

Он посмотрел себе под ноги, и все они как один замолчали.

— Сударыня, — обратился я к леди Уайетт. — Я сейчас наблюдал за выражением вашего лица. Скажите мне, почему оно так полно жалости и отчего в глазах у вас слезы?

Она с тихим вскриком вжалась в спинку своего стула. Ролф сделал было шаг в мою сторону, но тут же остановился и отвернулся.

— Я не могу! — вскричал он. — Ведь я знаю…

Я выпрямился, чтобы достойно встретить удар, каким бы он ни был.

— Я требую, чтобы вы отвели меня к моей жене, сэр Фрэнсис Уайетт, — сказал я. — Если у вас для меня дурные вести, будьте добры сообщить их не мешкая. Если она больна, или ее отправили в Англию…

Губернатор хотел было что-то сказать мне, потом резко повернулся и протянул руки к своей жене.

— Это женское дело, Маргарет! — воскликнул он. — Скажи ему!

Более милосердная, чем присутствующие в зале мужчины, она сразу же встала, быстро подошла ко мне и положила дрожащую руку мне на рукав; по щекам ее текли слезы.

— Она была смелой женщиной, капитан Перси, — проговорила леди Уайетт. — Претерпите это с твердостью, как хотела бы она.

— Я уже терплю, сударыня, — ответил я после недолгого молчания. — «Она была смелой женщиной». Не соблаговолите ли вы продолжить?

— Я все расскажу вам, капитан Перси, все без утайки… Она так и не поверила, что вы погибли. Она на коленях просила сэра Фрэнсиса разрешить ей отправиться на поиски вместе с мастером Ролфом. Но это было невозможно: у моего мужа есть долг перед Компанией, и он не мог ее отпустить. Мастер Ролф ушел, а она села ждать вот у этого окна. И сидела так день за днем, глядя на улицу в надежде увидеть его вместе с вами. Когда отправлялись другие поисковые партии, она подходила к мужчинам, которые в них участвовали, и просила во имя их жен, которых они любят, искать так, как если бы в плену и опасности были их любимые, а когда они устанут и упадут духом, представить себе ее лицо в окне… День проходил за днем, а она все сидела, ожидая их возвращения. Когда они вернулись без вас, она стала смотреть на реку, надеясь увидеть лодки мастера Ролфа. Потом до нас дошла весть о том, что он так ничего о вас и не узнал, что вы исчезли без следа, что он возвращается в Джеймстаун и тоже считает вас погибшим… После этого мы стали за ней следить день и ночь, опасаясь сами не зная чего, потому что в ее глазах горел такой огонь, такая решимость… Но две ночи назад женщина, которая неотлучно находилась в ее комнате, заснула. Когда перед рассветом она проснулась, то увидела, что Джослин больше с нами нет.

— Больше с нами нет? — переспросил я в отупении. — Она была мертва?

Леди Уайетт с силой переплела пальцы, и слезы еще быстрее заструились по ее щекам.

— О, если бы так, капитан Перси, если бы так! Тогда она лежала бы здесь, чтоб вы могли с нею проститься, спокойная, белая, не тронутая злыми людьми, красивая… Мы убрали бы ее гроб весенними цветами… Она не верила, что вы погибли; она обезумела от горя и напрасного ожидания; и она подумала, что там, где потерпела неудачу дружба, может преуспеть любовь. Она отправилась в лес, чтобы искать вас. Те, кого мы послали для ее розыска и возвращения, так и не пришли назад.

— В лес! — вскричал я. — Джослин, Джослин, Джослин, вернись!

Кто-то усадил меня на стул, и я почувствовал на губах терпкий вкус вина. Едва комната перед моими глаза перестала ходить ходуном, я вскочил и двинулся к двери, но путь мне преградил Ролф.

— Ты не пойдешь в лес, Рэйф, — вскричал он. — Я тебя не пущу. Да посмотри же сам!

Он подвел меня к окну. Мастер Сэндз молча уступил нам место. Из окна был виден перешеек и за ним — стена леса, и из этого леса и вверх и вниз по реке насколько хватало глаз, там и сям подымались тонкие струйки дыма. Пока мы смотрели, над лесом внезапно, словно гигантские цветы, распустились клубы порохового дыма, три или четыре, и раздался треск мушкетных выстрелов.

Хозяева мушкетов палили из них из чистой бравады, а едва стрельба стихла, как раздался боевой клич дикарей. Вопль был долгим и мощным, ибо их было великое множество.

Я смотрел, слушал и понимал, что не смогу пойти, во всяком случае, не сейчас.

— Она была не одна, Рэйф, — промолвил Ролф, обнимая меня за плечи. — В то утро, когда она исчезла, из города пропал и Джереми Спэрроу. Их следы ясно отпечатались на песке до самого леса, но там след потерялся. Должно быть, пастор тоже наблюдал за ней и, увидев, что она вышла из дома, пошел следом. Никто не знает, как они миновали ворота. Мы в последнее время стали так беспечны, так самоуверенны — да простит нас за это Бог! — что ворота могли оставаться открытыми всю ночь. Но он был с нею, Рэйф, так что ей не пришлось смотреть в лицо смерти одной…