Я буду любить тебя... - Джонстон Мэри. Страница 73

Наконец солнце встало, и я смог ускорить шаг. Два дня и две ночи я не спал; один день и одну ночь у меня во рту не было ни крошки. И когда солнце поднялось над невидимым горизонтом, мои усталые глаза видели его уже сквозь пелену из тысячи танцующих черных точек, похожих на полчище комаров. Лес одно за другим возводил препятствия на моем пути и гнал меня назад или заставлял обходить преграду то с одной стороны, то с другой, меж тем как мне хотелось, чтобы путь мой был прям, как полет стрелы. Когда местность позволяла, я бежал, когда мне приходилось продираться сквозь подлесок, такой густой и упрямый, что он казался мне какой-то заколдованной чащей, я проламывался через эти заросли, вооружась всем своим терпением. Когда надо было свернуть в сторону перед той или иной помехой, я шел в обход, хотя сердце мое возмущалось этой необходимостью. Один раз у меня возникло подозрение, что один индеец или более идут по моему следу, и я потерял немало времени, стараясь их перехитрить; в другой раз мне пришлось сделать крюк в милю, чтобы обойти стороной индейскую деревню.

День тянулся бесконечно, и я уже брел как во сне. Мне казалось, будто я иду по исполинскому лесу из какой-то фантастической сказки. В упавших деревьях мне чудились специально наваленные преграды, которые едва ли можно преодолеть; заросли, через которые я проламывался, оказывали такое сопротивление, словно они были из железа; ручейки представлялись реками, болота все не кончались, а верхушки деревьев, казалось, возвышались над землей на несколько миль. Я спотыкался о любой мелкий бугорок, об узловатые корни, о свисающие лианы, о старые гнилые обломки деревьев. В лицо мне дул ветер, который не стихал с начала времен, и весь лес вокруг как будто полнился ревом моря.

Миновал полдень, и тени начали удлиняться: полосы черной краски, разлитой в тысячах мест, все быстрее, вес увереннее захватывали землю у солнечных лучей. Оборванный, исцарапанный, окровавленный и с трудом переводящий дух, я все спешил и спешил вперед, ибо на подходе была ночь, а между тем я должен был достичь Джеймстауна уже несколько часов назад. Голова моя болела, и мне казалось, что впереди меня меж деревьями неслышно ходят мужчины и женщины, которых я знал: Покахонтас с волосами, заплетенными в косы, смотрела на меня печальными глазами, поднеся палец к губам; Нантокуас; суровый сэр Томас Дэйл и Аргалл со свирепым лицом и бессовестным взглядом; мой кузен Джордж Перси и моя мать с вышиванием в руках. Я знал, что все они лишь фантомы, порожденные моим сознанием, но все равно их присутствие смущало и мучило меня.

Все тени слились воедино, и солнечный свет более не освещал лес. Я, спотыкаясь, шел вперед, и вдруг сквозь редеющие деревья увидел что-то красное, блестящее и длинное, и подумал было, что это кровь, но вскоре осознал, что это река, багровая от отражающегося в ней заката. Еще минута — и я стоял на берегу могучего потока между багряным блеском небес и таким же багряным блеском воды. В небе висел серебряный месяц, над ним — одна-единственная белая звезда, а прямо перед моими глазами, вниз по течению Джеймса, в надвигающихся сумерках виднелись огни города — английского города, который мы построили и назвали в честь нашего короля [137] и который отстояли наперекор Испании и наперекор первобытной природе и всем ее ужасам. До него было меньше мили; еще немного — и я смогу наконец отдохнуть, после того как расскажу губернатору и остальным свои вести.

На землю уже пала ночная тьма, когда я достиг перешейка. В хижине, куда меня заманили много ночей назад, было темно и жутко, ее распахнутая дверь раскачивалась и скрипела от ветра. Я пробежал мимо нее по перешейку и, подбежав к палисаду, застучал по воротам кулаками и крикнул стражнику, чтобы открывал. Когда я сообщил ему мое имя и вести, которые я принес, он немедля отворил ворота с дрожащими коленками и выпученными глазами. Предупредив его, чтобы он не подымал шума и городе, я поспешил мимо него к дому губернатора Виргинии. Нынче я найду там не Ирдли, а сэра Фрэнсиса Уайетта.

Кругом горели факелы, но почти все жители сидели по домам, потому что ночь выдалась холодная. Один или два человека, которых я встретил по пути, не узнали меня и окликнули, пытаясь остановить, но я проскользнул мимо них и поспешил дальше. Я поднял голову, только когда проходил мимо постоялого двора и увидал, что главные апартаменты все еще заняты.

Дверь в дом губернатора была открыта, и в прихожей туда и сюда сновали слуги. Когда я вошел, все они вскрикнули, как будто увидели привидение, а один уронил серебряное блюдо, которое нес, и оно с грохотом упало на пол.

Пока они дрожали и пятились, я молча прошел мимо них к двери самой большой комнаты. Она была чуть приоткрыта, я отворил ее шире и с минуту стоял на пороге, так что находящиеся внутри люди меня не видели.

После темноты улицы горящие в комнате огни ослепили меня; сначала мне показалось, что она полна народу, но когда я пересчитал находившихся в ней людей, оказалось, что их не так уж много. На столе был сервирован ужин, но никто не ел. Перед камином, задумчиво склонив голову и барабаня пальцами по подлокотнику кресла, сидел губернатор; напротив него, с лицом столь же серьезным, стоял казначей колонии. Уэст стоял, прислонясь к каминной полке, дергая себя за длинный ус и тихо бранясь. Еще в комнате находились Клэйборн, Пирси и еще один или двое. Еще там был Ролф; осунувшийся, с покрасневшим лицом он нервно ходил взад и вперед. Его кожаные штаны и камзол были порваны и покрыты пятнами, а ботфорты заляпаны грязью.

Губернатор перестал барабанить пальцами по подлокотнику своего кресла и поднял голову.

— Он погиб, мастер Ролф, — проговорил он. — Других вариантов нет. Колония потеряла смелого человека, вы — друга. Мы скорбим вместе с вами, сэр.

— Мы тоже пытались разыскать его, Джек, — перебил губернатора Уэст. — Мы не сидели сложа руки, хотя почти все здесь уверены, что той ночью индейцы, у которых, как мы все знаем, был на него зуб, убили его и его слугу, бросили их тела в реку, а сами скрылись, так что нам их не поймать. Но мы вопреки всему надеялись, что, когда твоя поисковая партия возвратится, он будет среди вас.

— Что же до этой нашей последней пропажи, — продолжил губернатор, — то не прошло и часа с момента ее обнаружения нынче утром, как были высланы поисковые партии, да что там говорить, если б я только разрешил, в лес отправился бы весь город. Те, кто ушли на поиски, еще не вернулись, и нас это серьезно беспокоит, однако мы не отчаиваемся. Эти следы читаются легко, к тому же индейцы настроены дружественно. Некоторые из них провели ночь в Джеймстауне и утром вызвались пойти вместе с поисковыми партиями в качестве проводников. Можно не сомневаться, что этот камень скоро будет снят с наших душ.

— Да услышит вас Бог! — со стоном произнес Ролф. — Я только выпью кубок вина, сэр, а потом отправлюсь на новые поиски.

Он приблизился к столу.

— Вы вконец измотаны вашими бесплодными розысками, сэр, — с сочувствием в голосе сказал губернатор. — Даю вам слово чести: все, что только можно сделать, уже делается. Подождите по крайней мере до утра, и, возможно, оно принесет нам благие вести.

Но Ролф только покачал головой.

— Я пойду сейчас. Иначе как я буду глядеть в глаза моему другу, когда… Боже святый!

Губернатор вскочил со своего места, казначей колонии с шумом втянул в себя воздух, смуглое лицо Уэста покрылось пепельной бледностью. Я подошел к столу и всем телом оперся на него, ибо в ушах у меня шумело штормовое море, а в глазах плясали горящие в комнате огни.

— Кто ты, человек или дух? — вскричал Ролф, выговаривая слова побелевшими губами. — Ты Рэйф Перси?

— Да, я Перси, — вымолвил я. — Я не очень-то понимаю, на какие новые поиски ты хочешь отправиться, Джон Ролф, но нынче тебе нельзя идти в лес. И все те люди в поисковых партиях, которые ушли утром с проводниками-индейцами… думаю, вы больше никогда их не увидите.