Греческие каникулы - Чалова Елена. Страница 24

– Что случилось?

– С горки упали, – буркнула та.

– Настя! – Рык получился таким грозным, что Лиза поперхнулась водой, а Настя вжала голову в плечи. Никогда прежде Марк не повышал на нее голос. – Я спрашиваю: случилось ли что-нибудь серьезное и нужен ли тебе врач?

– Нет! – На глазах Насти вскипели злые слезы. – Меня не били и не насиловали, так что можешь не переживать! А коленки заживут! И не ори на меня!

Несколько секунд Марк вглядывался в серые заплаканные глаза. Если бы Настя обмякла, начала жалобно всхлипывать и демонстрировать хрупкость и слабость, он бы неизбежно стал ее жалеть. Но в девице вдруг взыграл бес: она выпрямилась, как будто позвоночник затвердел стальным прутом, вытерла грязной лапкой нос, сжала зубы и злобно уставилась на отчима. Марк пожал плечами и пошел за лекарствами. Он промыл и намазал йодом ссадины и царапины. Процедура получилась затяжная, учитывая большое количество мелких повреждений, да плюс еще Лизка, и Настя начала опять жалобно всхлипывать, но Марк словно окаменел. Руки его двигались ловко и быстро, причиняя минимально возможную боль, но на лице не отражалось ровным счетом никакого сочувствия. Уставшая и замученная Настя пожелала было, чтобы мама оказалась рядом. Уж она бы пожалела, приласкала… а потом допросила бы с пристрастием, и вот тогда… тогда мало ей бы не показалось. М-да… пожалуй, даже лучше, что мамы здесь нет. Марк мужчина, а как ни мал был жизненный опыт Анастасии, она уже понимала, что договориться с мужчиной куда проще. Помнится, слез он не выносит. Надо бы заплакать жалобно, но вот поди ж ты, слезы высохли и никак не получалось заплакать.

Тем временем Марк приложил лед к локтю, обработал ступни, подумал, оглядывая комнату. Тазика в бунгало не нашлось, тогда он вывалил на стол фрукты из стеклянной вазы, налил в прозрачную емкость холодной воды и принес Насте, чтобы она опустила туда разбитые ножки.

Делал он все молча, и девочки вдруг как-то затихли, встревоженно поглядывая на его сосредоточенно-спокойное лицо.

Когда Марк очередной раз пошел менять воду в импровизированном тазике, Лиза отправилась за ним, остановилась в дверях ванной и почему-то шепотом сказала:

– Марк, вы не волнуйтесь… С нами и правда ничего страшного не случилось. Сглупили немножко, и пришлось Настьке босиком пробежаться… Но ноги заживут быстро, а так мы целы и невредимы. Клянусь здоровьем братика!

Но ничто в лице мужчины не дрогнуло. Лиза и не думала, что он может быть таким… каменным. Она знала Марка уже несколько лет, со слов Насти считала его немного сентиментальным, мягким и вполне пригодным к манипулированию. Но сейчас на нее смотрел какой-то другой Марк, жесткий и непреклонный. И он очень ровным голосом спросил:

– Где Настины кроссовки?

Лиза молчала. Говорить правду нельзя, а придумать какую-нибудь проходную ложь они как-то не сообразили, должно быть, от испуга и усталости. Теперь вот приходилось расплачиваться за собственную глупость.

Так и не дождавшись ответа, Марк прошел мимо Лизы в комнату.

Само собой, ужинать Настя не пошла, и официант – молодой улыбающийся грек с влажными вишневыми глазами – принес ей вкусный салат с креветками и фрукты. За приветливым официантом следовал мрачный Марк, который дождался, пока Лиза присоединилась к подруге, и, глядя мимо них, заявил:

– Завтра после завтрака я поеду в аэропорт за билетами.

– Ой, вот не надо пугать, ладно? – вскинулась Настя, как будто ее кольнули чем-то острым. – Подумаешь, воспитатель! С нами ничего же не случилось, так что ты завелся-то?

– Пока, может, и не случилось, – ровным голосом отозвался Марк. – Но я не стану ждать следующего раза. Не знаю, кто из нас оказался большим дураком: я, старый, что поверил вам и не уследил, или вы, дурочки безмозглые, ищущие приключений на свои головы… По-любому мы все отправляемся домой.

С этими словами он повернулся и ушел.

Некоторое время девочки в растерянности смотрели друг на друга, а потом Настя принялась уныло перебирать все ругательные слова, которые знала, так и этак прикладывая их к Марку, англичанину и собственному невезению. Лизка молча таращилась в стену и напряженно о чем-то думала.

– Вряд ли ему удастся поменять билеты прямо на завтра, – в конце концов высказалась Ли-завета. Правда, особой уверенности в ее голосе Настя не почувствовала. – Думаю, пара дней у нас еще есть. Слушай, а где фотик?

– В сумке.

Лиза сорвалась с места, притащила на Настину кровать ноутбук, подсоединила к нему фотоаппарат, и девочки принялись рассматривать добытые с таким трудом кадры. Радости этот сеанс им не принес: самый главный объект их интереса – карта – получилась из рук вон плохо.

– Черт! – Настя готова была разрыдаться от досады. – Почему же не видно ни фига?

– Потому что с солнца снимала, в темноту. Режим надо было поменять или хотя бы вспышку включить. Да еще и фокус куда-то сместился. Надо было навести на центр и вот так слегка прижать кнопку, прежде чем делать снимок…

– Надо было! Надо было! – зло передразнила Настя. – Что ж ты сама не полезла на окно снимать, если такая умная?

– Не ори, я тебе не Марк! – не осталась в долгу Лиза. – Сто раз объясняла, как с фотоаппаратом обращаться, но ведь ты никогда не слушаешь!

Настя взвилась было, собираясь дать достойный отпор, но почему-то передумала. Плечи ее поникли, и, не зная, чем себя занять, она потянула в рот кусок арбуза. Лиза взялась за виноград. Некоторое время девочки ели в молчании, нарушаемом лишь чмоканьем и чавканьем. Управившись с фруктами, Настя обратилась к подруге гораздо более душевно:

– Что делать-то будем, Лизок?

– Давай попробуем последнее средство, – нехотя предложила подруга.

– А какое у нас средство последнее? – с любопытством и некоторой опаской спросила Настя. Бросила взгляд на остатки фруктов и предположила: – Голодовку объявим?

– Ты дура? Твой Марк не президент, а мы не на Васильевском спуске. Не-е-ет. Тут нужен научный подход. Все предки, видишь ли, повернуты на ответственности и доверии.

– Да? – с сомнением переспросила Настя.

– Сто пудов. Вот слушай. У тетки моей сынулька такой оторвистый, никак она с ним справиться не может. Его уже из трех школ выгнали, а малец всего в шестом классе, прикинь? Так вот, мы у них в гостях когда были, они нас, детей, после ужина из гостиной выперли, охламон этот в комп уткнулся, а мне было скучно. Ну, дай, думаю, книжку почитаю. И нашла там у тетки пару книжулек… Ржачка жуткая, ты не поверишь. Это вроде как пособие для родителей, как обращаться с детьми. Короче, после того как я эту лабудень прочла, мне стало ясно несколько вещей. Во-первых, что писали их полные дураки. Во-вторых, что тетка подход к сыну не найдет никогда.

– Есть еще и в-третьих? – спросила Настя, когда подружка остановилась, чтобы перевести дыхание.

– Да, и для нас это самый важный момент. Из этих книжек понятно было, чего именно ждут от детей предки, училки и прочие старики, понимаешь? Они больше всего прутся, когда дети ведут себя ответственно, а если уж наворотили чего – так обязательно чтобы признали свои ошибки, откровенно рассказали, в чем были не правы, тем самым демонстрируя свое доверие к предкам.

– То есть мы просто должны все ему рассказать? – Насте идея показалась тухловатой.

Тогда Лизка обиделась и предложила: пусть сама придумает план получше. Крыть Насте было нечем, и она согласилась на научный подход.

Марк сидел на веранде, пил пиво и злился. На себя и на девчонок. Особенно на Анастасию. Или он был несправедлив к ней? Слишком строг? Невнимателен? Так ведь нет! Настя занимала в его жизни отнюдь не последнее место. Еще до того момента, как они с Ланой поженились, он привязался к девочке, думал о ней, сумел завоевать ее доверие. Порой именно к нему, а не к матери она шла со своими проблемами, и Марк очень сим фактом гордился. И вот пожалуйста – как мордой об стенку! Ни слова не сказать и ввязаться во что-то, закончившееся травмами! А он-то, дурак, был так спокоен! Расслабился! Нет-нет, нужно вспомнить то, чему его научил многолетний опыт отношений с самыми разными женщинами: никому из них нельзя доверять. И совершенно не важно, сколько этой женщине лет – четырнадцать или тридцать четыре. И та и другая соврут и постараются использовать мужчину в своих целях, не испытывая ни малейших угрызений совести…