Триумф Клементины - Локк Уильям. Страница 44

— С наслаждением, — заявила Фонтэн. — Я бы очень хотела поближе узнать мисс Клементину Винг.

Квистус не заметил никакой задней мысли в ее словах.

В означенное время в дверях залы появились Клементина и Шейла в сопровождении Томми и Этты. Квистус вскочил им навстречу. Схватил подбежавшую Шейлу на руки и поцеловал ее.

— Вы этих детей не приглашали к завтраку, но я захватила их.

— Очень рад им, — улыбнулся Квистус.

Сияющий радостью Томми пожимал ему руку.

— Я вам говорил, что мы увидимся в «Континентале». Клянусь Юпитером, я очень рад видеть вас! Я был страшным ослом. Я думал…

— Ш-ш-ш, — остановил его Квистус, — очень рад вас видеть, дорогая мисс Конканнон.

— Она больше известна под именем Этты, — с гордостью произнес Томми.

Клементина указала на них своим большим пальцем.

— Помолвлены. Молодые идиоты!

— Дорогая мисс Этта, — беря руку покрасневшей девушки, сказал Квистус, — мой друг Томми — необыкновенно счастливый парень! Вы уже подружились? — кивнул он на Шейлу.

— Она — дорогуша! — восторженно воскликнула Этта.

— Вы плут, Клементина, — объявил Томми, — зачем вы нас выдали?

— Вы сами себя, дурачки, выдали. Вся публика улыбается с тех пор, как вы здесь.

Ее взгляд упал на троих друзей Квистуса.

— Боже, опять эти люди.

— Это мои очень хорошие друзья, — сказал Квистус. — Я хотел, чтобы вы встретились с ними в более нормальных условиях.

Он умоляюще посмотрел на нее; губы Клементины скривились в улыбку.

— Все нормально, — заявила она. — Не бойтесь. Я буду вежлива.

Таким образом произошло, что обе женщины снова встретились. Лена Фонтэн — само изящество — в изысканном отделанном мехом костюме и большой черной со страусовыми перьями шляпе, красиво оттенявшей нежные очертания лица; Клементина, грубоватая, неопрятная в своей скверно сшитой коричневой юбке и жакете и тяжелых ботинках; снова как две рапиры скрестились их взгляды. И как только они отвернулись друг от друга — Клементина повернулась к леди Луизе, — она почувствовала, что взгляд другой скользит по ней с ног до головы. Иногда ревность дает женщине глаза на спине. Она быстро обернулась и подметила тень подозреваемой улыбки. Впервые она почувствовала себя неказистой. Она колебалась, но немедленно мысленно умыла себе руки. Что ей до этой женщины и этой женщине до нее?

Когда представления были закончены, Квистус повел все общество к ресторану.

— Клементина, — сказал он, — могу я просить вас уступить почетное место моей нежданной, но тем не менее желанной и приветствуемой гостье?

Он указал на краснеющую Этту, которой Томми объяснял в это время на ухо, что его дядя имеет привычку говорить книжным языком.

— Дорогой друг, — возразила Клементина, — суньте меня куда хотите, но только рядом с ребенком, чтобы никто не накормил ее анчоусами и устрицами.

Она великолепно поняла в чем дело. Второе почетное место было предоставлено Лене Фонтэн. Она смущала г-жу Фонтэн. Ну и что?

Они заняли круглый стол. Справа от Квистуса поместилась Этта, слева Лена Фонтэн, затем Шейла с Пинкой для придания себе мужества; затем Клементина с Хьюкаби с левой стороны; дальше леди Луиза и Томми рядом с Эттой. Клементина сдержала свое слово и была очень вежлива со всеми. Томми, к величайшему облегчению Хьюкаби, занимал леди Луизу, что дало ему возможность завязать с ней горячую беседу по поводу выставленной ею в Салоне и возбудившей всеобщее внимание картины. Он не сказал ей, что для возобновления памяти он сегодня же утром побывал в «Гранд-паласе». Он хвалил технику. У нее та Веласкесовская манера, которой тщетно добиваются многие художники. Это ей понравилось. Веласкес был для нее богом. Одним из лучших воспоминаний ее молодости было ее восхищение Веласкесом в Мадриде.

— Я также пытался над ним работать, — сказал Хьюкаби, — я писал для одной фирмы монографии, — просто компиляции великих художников.

Этого было достаточно, чтобы расположить Клементину в его пользу. Она узнала, что он был когда-то членом Колледжа Тела Христова в Кембридже. Найдя в ней не злоязычную бой-бабу, против которой он уже был предубежден, а откровенную интеллигентную женщину, он забыл свое намерение во что бы то ни стало понравиться и говорил естественно, как образованный человек.

В результате он заслужил полное одобрение, о чем она и сообщила Квистусу на следующий день.

По отношению к м-с Фонтэн ей было труднее сдержать свое обещание. Во время завтрака ее неудовольствие возрастало. Она ничего не имела против и было вполне естественно, что Квистус оказывал Этте, как невесте Томми, маленькие знаки внимания, но было совершенно недопустимым, что он относился точно так же к Фонтэн, да еще с легким оттенком интимности. Клементина подметила в ней замашки собственника с торжествующим сознанием могущества своего очарования. Она постоянно отвлекала внимание Квистуса на себя, как только он обращался к Клементине с каким-нибудь замечанием. Ее обхождение давало понять Клементине, что хотя художник-портретист и играет большую, главную роль в студии, но в свете он должен уступить пальму первенства обаятельной женщине. Между тем Клементина была женщиной, характер которой не отличался уступчивостью. Она с трудом заставляла себя быть вежливой с м-с Фонтэн. Все же не обошлось без извержения вулкана.

Клементина потребовала у метрдотеля подушку, потому что Шейле было слишком низко сидеть. Затем, увлекшись разговором с Хьюкаби, она не заметила, как лакей принес подушку; когда она обернулась, то м-с Фонтэн уже поднимала Шейлу со стула. Не выдержав, грубым движением она вырвала из рук соперницы ребенка и сама усадила его на подушку. Ей было безразлично, что Квистус и остальные подумали о ней. Она не дозволит этой чужой женщине касаться ее ребенка. Она не могла помешать ее флирту с Квистусом, но ни одна женщина не позволит кому-нибудь стать между ней и ее приемышем.

Инцидент прошел почти незамеченным. Завтрак окончился благополучно. Кроме двух женщин, все остальные были довольны вновь приобретенным знакомством. Этта нашла Квистуса самым лучшим человеком, после своего отца. Клементина в знак особой милости разрешила Хьюкаби вход в свою студию. На Шейлу ее новые друзья произвели огромное впечатление. Квистус потирал себе руки при мысли об удачном завтраке. Казавшиеся непримиримыми, видимо, примирились, все затруднения были устранены, все опять рисовалось ему в розовом свете.

Но Томми заметил историю с Шейлой.

— Этта, — сказал он, — я был близко знаком с Клементиной много лет и, оказывается, я ее все-таки недостаточно хорошо знал.

— В чем дело? — спросила девушка.

— Сегодня я впервые сделал открытие, — сказал он, — что милая старушка ревнива, как кошка.

ГЛАВА XX

— Мои дорогие дети, я вам говорю, что мы поедем поездом, — заявила, топнув ногой, Клементина. — Я вовсе не намерена ради удобства шофера трястись столько времени обратно в Лондон.

Она уже достаточно насладилась удобствами тридцатипятисильного мотора и горела желанием скорее доставить Шейлу в Ромнэй-Плейс.

— Что касается вас, — добавила она, — то вы и так чересчур долго наслаждались обществом друг друга…

Единственное, что ее удерживало в Париже — это желание узнать, как далеко зашла дружба между Квистусом и ненравившейся ей леди. Разговор с недалекой леди Луизой скоро дал ей понять, что это было из новых симпатий. Клементина тщетно искала разгадки такой поражающей интимности. Она считала, что Квистус, как бы находящийся под ее покровительством, не сможет долго ей противостоять. Леди могла быть в высшей степени обаятельна, вращаться в высших кругах, но Клементина не доверяла ей; она была лукава и неискренна. Ее беседа выдавала скорее хорошую память, чем ум; у нее была еле заметная вульгарность, тщательно скрываемая хорошим воспитанием; она была недопустимым компаньоном для чувствительного и высокообразованного Квистуса. В ней было еще что-то, что сбивало Клементину с толку и в высшей степени возбуждало ее любопытство.