Узник моего сердца - Брэнтли Пейдж. Страница 25

– О какой свободе вы говорите?

– Я могу представить вас, как служанку королевской пленницы, – его голос был ровен и спокоен.

Николетт на секунду потеряла дар речи.

– Служанку? – повторила она, не в силах скрыть недоумение. А сможет ли она? Она ведь понятия не имеет, что и как должна делать служанка.

– Это намного лучше, чем жить в темнице. Возможно, вы хотите подумать? Хорошо.

Николетт глотнула вина. Кажется, в горле застрял кусочек хлеба. Она откашлялась. Затем сказала:

– Никто не поверит. Слуги знают, что с вами приехала только одна женщина.

– Откуда им знать? Когда мы приехали, было темно. Они видели только всадников в плащах. А что касается Лашоме, его жены, сержанта и его солдат – они все уехали из замка.

– Но слуги узнают, что в темнице никого нет…

– Ключ у меня, – де Фонтен вытащил длинный ржавый ключ, положил на стол перед Николетт. – И только вы будете приносить «пленнице» еду.

– А если король пришлет кого-нибудь? А помните, тот человек в аббатстве? Я уверена, его послал Луи.

Она выглядела такой юной и напуганной. Де Фонтен смотрел на ее дрожащие губы. Как они нежны и соблазнительны! Он вдруг понял, что изучает ее: чуть вздернутый нос, бледные щеки, которые иногда заливает румянец. Темные брови, когда-то выщипанные в тонкие дужки по последней дворцовой моде, сейчас стали прямее, гуще. Де Фонтен неожиданно улыбнулся.

– В том случае, если король пришлет курьера, я задержу его, а вы займете место в темнице. Что касается подосланного убийцы, если это было так, то он не найдет вас здесь.

– Если он из дворца, то знает меня в лицо!

– Но если на вас будет одежда служанки, он и не посмотрит на вас.

Николетт поежилась. Лэр сидел прямо напротив нее, вытянув ноги. Когда она опустила глаза, глянув под стол, то взгляд невольно упал на его бедра, затянутые в кожаные бриджи, мускулистые ноги. Николетт подняла глаза:

– Почему вам не безразлична моя судьба? Он небрежно пожал плечами, улыбнулся:

– Поскольку мы обречены провести вместе вечность, то не должны быть врагами. Вы согласны?

По его взгляду Николетт догадалась, что он хотел сказать нечто иное. Девушка отвернулась, ощущая тепло, смущение, тревогу…

– Да, – прошептала она, к своему глубокому стыду понимая, что согласится со всем, что он скажет.

Николетт поднесла чашку к губам. Вино начало кружить голову. Она чувствовала изучающий взгляд Лэра, от которого быстрее бежала кровь.

Затем они поднялись по извилистой лестнице и вошли в небольшую комнату в одной из башен цитадели. Если Николетт согласится играть роль служанки, то здесь будет ее приют.

Собака не последовала за ними, а осталась у подножия лестницы, глядя вслед людям умными преданными глазами.

Комната выглядела весьма уныло. Старая, потертая обивка кое-где отвалилась от стен. В углу ютилась постель с соломенным матрацем. Черная железная жаровня. Но вид из окна заставил Николетт затаить дыхание: вдалеке внизу – огромный зеленый остров купается в сверкающих водах Сены.

– У меня должно быть имя. Как меня будут звать? – Николетт не отводила глаз от зеленых, подернутых дымкой холмов.

– Одетта, – ответил Лэр с некоторой долей колебания. – Вам это подходит.

Николетт с любопытством посмотрела на него. Де Фонтен подошел и встал позади нее, облокотившись о стену.

– Вы похожи на нее. Улыбка. Черные глаза.

Николетт посмотрела вниз, на реку, пестревшую солнечными бликами. Он задел ее любопытство.

– Кем она была? Вашей возлюбленной?

– Какое-то время.

– У вас есть жена?

– Нет, у меня нет жены.

– Но у вас была любовница?

– Да.

Он улыбался. И в этом было что-то раздражающее. Улыбка превосходства. Именно так улыбался отец Николетт, когда она говорила какую-нибудь глупость.

– Она была вашей единственной любовницей?

– Одетта? Нет.

– Их было много?

– Не очень, – его синие глаза заговорщически подмигнули.

Неожиданно Николетт рассердилась. Ей показалось, что он хочет ее обмануть.

– А сколько? Лэр расхохотался.

– Никогда не считал. А у вас? Сколько у вас было любовников?

Любовь? Она даже не знает, что это такое. С Луи ее связывала только ненависть. До сих пор она содрогалась при воспоминании о той ужасной ночи, которую они провели вместе. Воспоминании о его цепких пальцах и той части тела, которая, подобно волосатому червячку, пыталась вползти в ее лоно. Луи обвинил ее в своей неудаче: «Мне ты сразу не понравилась!» Он кричал на нее, бил по лицу…

Нет, у нее не было любовника.

– Ни одного, – ответила Николетт. Солнечный свет резал глаза, она посмотрела на Лэра из-под ладони: – Вы мне не верите?

– Не знаю.

– Но вы же признались, что у вас были любовницы?

– Да. А почему нет? У мужчин все не так, как у женщин.

«Как они все надменны!» – подумала Николетт.

– А у Готье и Пьера? У них были любовницы?

– Да, конечно.

– Вы как-то сказали, что у Готье была любовница из королевской семьи. Вы считали, что это я?

– Да.

В ее глазах светилось любопытство.

– Но почему?

– Потому что вы – женщина, которую я бы выбрал сам, – он улыбнулся и, оторвавшись от стены, пошел к двери. – Пойдемте. Пора познакомиться со слугами.

Они вернулись в зал в сопровождении белой собаки. Лэр приказал созвать слуг. Николетт смущенно держалась за его спиной. Все таланты, которые так и выплескивались на сцене в садах отеля Несле, вдруг куда-то исчезли. По телу пробежал холодок, когда Лэр взял ее за руку и вывел вперед.

– Это Одетта, личная служанка узницы, – в его голосе прозвенели дразнящие нотки. – Она приехала из королевского дворца и поэтому крайне мало знает о том, что и как нужно делать. Вам придется помочь ей. И многому научить.

Николетт бросила на него гневный взгляд. Ее щеки горели, когда раздался смех. Старуха, похожая на сморщенную обезьяну, и две молодые служанки тут же подошли к Николетт. Лысый повар с лицом, красным от постоянного пребывания у жаровни, глупо рассмеялся, когда щебечущие женщины потащили девушку в кухню. Она же была в такой ярости, что даже не нашлась, как дать выход гневу. Уши словно ватой заложило, лицо горело от возмущения.

Как и предполагал Лэр де Фонтен, слуги ничего не заподозрили. Но когда она осталась наедине с женщинами, все они, включая престарелую Мюетту, засыпали ее вопросами о парижском дворе. Поначалу Николетт не хотела отвечать, она слишком боялась выдать себя. Но их настойчивость раззадорила ее, ведь она всегда любила поболтать, любила развлекать людей. Женщин настолько захватил рассказ Николетт, что они даже забыли о необходимости показать ей, как ощипывать птицу, помешивать кашу, солить мясо.

В следующие дни Николетт быстро освоила, как нужно сбивать масло, узнала, как поднимается хлеб на дрожжах. Обо всех этих вещах она раньше никогда не задумывалась. А также о том, как подметать пол, соскребать грязь с горшков и даже выводить блох из простыней и наволочек. Поначалу ее энтузиазм трудно было измерить, но постепенно чувство новизны прошло. Невзирая на доброжелательность, повар часто бывал не в духе, а две девушки – Жозина и Дора – ленивы, как гусыни. Престарелая Мюетта любила хлебнуть лишнего, как только ей представлялась такая возможность. Каждое утро Николетт тащила вязанку хвороста к жаровне, потом помогала готовить еду. Вечером она относила «пленнице» еду, которая доставалась собакам. Те стали исключительно преданы Николетт. Затем девушка поднималась из подвала, зажигала плиту с помощью кремня и вновь – приготовление пищи. К ночи она падала от усталости на матрац в своей комнате.

Каждый день Николетт ожидала, что де Фонтен начнет проявлять к ней повышенное внимание. Поначалу эта мысль казалась ей отвратительной, но постепенно она начала недоумевать, где он и что делает.

А дел было немало. Замок запущен, почти вся мебель из комнат вывезена. Де Фонтен начал поиски столов и стульев в кладовых. Вместе с оставшимися в замке людьми он не погнушался таскать ящики и деревянные кровати из подвалов на верхние этажи. Мебель в основном была прошлого века, громоздкая, тяжелая, а лестницы – узкие и крутые…