Узник моего сердца - Брэнтли Пейдж. Страница 26

Пока проклятия, треск и грохот неслись с нижних этажей, Николетт, Жозина и Дора, чихая от вековой пыли, выбивали древние ковры, занавеси, покрывала.

Лэра де Фонтена Николетт видела только во время еды. Он сидел за длинным столом вместе с верным Альбером, духовником Эймером и бывшим сержантом Этьеном Жюдо. Говорили, Лашоме лишил сержанта звания за дерзость – Николетт вполне понимала хозяина замка. Невысокий, смуглый Этьен был полон самодовольства. Дора по секрету поведала Николетт, что понижение в звании имело еще одну причину – некоторые разногласия по поводу мадам Лашоме.

Постепенно Николетт становилась частью жизни Гайяра – слушала беседы о ренте, долгах, о том, что крестьяне не всегда трудолюбивы, и о том, что стены Гайяра требуют ремонта.

Иногда де Фонтен бросал на нее взгляд, но выражение его лица было непроницаемо. Потом он отворачивался и возвращался к общей беседе за столом.

Оставаясь одна, Николетт нередко размышляла о своей загубленной жизни. Нет, она невинна перед Богом, пусть церковь и отвернулась от нее. Всевышний не оставит ее! Но молитвы не приносили успокоения.

Желание сбежать сменилось осознанием, что избежать судьбы ей не удастся, даже, если она покинет стены Гайяра. Перед Богом она жена старшего сына короля, и только смерть освободит ее. Николетт запрещала себе думать о том, что друзья отца захотят освободить ее вопреки приказу короля Франции. А как долго будет длиться ее пребывание в роли служанки? А если король узнает, как содержит узницу де Фонтен? Тогда Лэр умрет, как умерли его друзья. И эта мысль не давала ей покоя.

День за днем Николетт старалась приспособиться к новой жизни. Она почувствовала, что принадлежит этому замку. Иногда, работая бок о бок со слугами, забывала о своем прошлом. Может быть, именно о прошлом она и хотела забыть?

Служанки носили чепцы, под которыми прятались волосы. Ленты завязывались под подбородком. Николетт так и не смогла привыкнуть к этому головному убору. Иногда ей казалось, что грубая ткань жжет нежную кожу, будто раскаленное железо. Оставаясь одна, она сдергивала грубый чепец с головы, пальцами расчесывала спутанные волосы. И каждый раз болезненно ощущала, как изменилась. У нее не было ни зеркала, ни куска полированного металла, в котором можно было бы увидеть себя. Однажды в кухне она увидела свое отражение в металлическом боку кастрюли: бледное лицо, темные густые брови, напряженное выражение глаз. На какое-то мгновение Николетт показалось, что перед ней лицо незнакомки.

Каждый день Лэр, Альбер и разжалованный сержант Жюдо выезжали из замка. Пожухлые листья шуршали под копытами лошадей. Ночью был мороз, и когда взошло солнце, луга казались одеялом из коричневых и белых лоскутов.

Лэр и его спутники печально созерцали следы разорения. Разбойники побывали во многих хозяйствах. Беседуя с крестьянами, Лэр терпеливо выслушивал жалобы, обещал положить конец беззаконию. Он заходил в крестьянские дома, гладил головы детей, смеялся добрым шуткам. Де Фонтен также обещал сократить налоги. Тем, у кого были лошадь и меч, он предлагал два денье [11] за неделю солдатской службы. Урожай в этом году выдался небольшой, а зима на подходе. Крестьяне слушали нового сеньора со смешанным чувством – хозяин Гайяра приехал к ним с обещаниями, а не с угрозами. Он молод и красив, в нем есть обаяние человека, который может быть лидером.

– Вы завоевали их сердца, – Жюдо хитро улыбнулся. Они ехали трусцой, чтобы посетить очередное хозяйство. – Но только Господь Бог знает, как вы будете платить.

– Все очень просто, – отозвался Лэр. – Единственное, что мы должны сделать, это уменьшить те налоги с крестьянских хозяйств, которые идут в государственную казну. Нужно решить этот вопрос с лордом-префектом.

– Нелегкая задача! Он будет, словно барсук, стеречь добро в своей норе.

Когда они вернулись в Гайяр, небо потемнело, надвигались грозовые тучи, сосновый лес превратился в темную массу, а отдельные холмы, казалось, приблизились, хмурясь от непогоды. В зале, приятно встретившем путников теплом и уютом, Лэра ждали несколько торговцев.

Самый старший, продавец москательных [12] товаров, тут же приступил к делу.

– Мы, жители городка, преданные подданные короля Филиппа. Мы честно платим налоги. И не наша вина, что деньги не попали в казну короля.

Лэр с интересом слушал.

– В этом виноват наш префект, Понс Верне, – резко сказал торговец шерстью, одетый в коричневый костюм.

– Это так, – согласился третий, сапожник с мозолями на руках. – Он собирает с нас налоги, но оставляет, если не все, то большую часть, себе и своим лордам.

Лэр внимательно выслушал посыльных и пообещал встретиться с мэром Андлу в самое ближайшее время. После ухода торговцев, Жюдо подошел к буфету и налил себе и Лэру по бокалу вина.

– Если вы избавите их от Верне, то они будут вашими сторонниками. Лашоме и пальцем не пошевелил. Даже смерть бывшего префекта не выманила его из Гайяра. Многие знают, что бывший префект был убит Понсом Верне. Большинство горожан были тому свидетелями, хотя никто не стал заявлять об убийстве. Понса все боятся. Если дело дойдет до суда, вряд ли кто-нибудь выступит против префекта.

– Я думаю, мы сможем найти шесть или семь человек, – Лэр назвал несколько имен людей, с кем они встречались в деревне и у кого есть лошади. – К тому же нужно считать и нас самих.

Жюдо задумчиво отхлебнул вина.

– Вряд ли стоит встречаться с Понсом лицом к лицу.

– У меня и нет подобного намерения, – отозвался Лэр.

На рассвете Альбер принес хозяину воды. Солнце было настолько робким, что комнату освещали свечи. Лэр наточил лезвие бритвы и аккуратно стал соскребать трехдневную щетину.

– Два денье – неплохая плата, – Эймер сидел в кресле напротив Лэра, завернув худые ноги в плед, поскольку из окна тянуло утренним холодом. – Но, к сожалению, в казне Гайяра нет не только денье, но даже ни одного обола.

– Ты хочешь сказать, что я нищий?

– Именно так, милорд.

Лэр помедлил, держа бритву в руке.

– Значит, пора многое менять, у нас будут доходы, – заверил он Эймера. – Какую цифру вы назвали, кажется, 5500 ливров?

Альбер заглянул в дверь, увидел, что хозяин все еще бреется, и нырнул обратно в коридор.

– Да, милорд, – ответил Эймер. – И хотя я знаю, что ваше требование справедливо, но также знаю, что префект Андлу – жестокий человек. Из него не так-то просто будет выкачать золото. Если же вы постараетесь добиться замены префекта, это приведет к открытому столкновению. Торговцы были бы вам признательны, если бы вы избавили их от Понса Верне, но проливать свою кровь ради этого им явно не хочется.

– Если мы поведем себя разумно, то наша тоже не прольется.

– И вы собираетесь отправиться в Андлу сегодня?

– Не будьте таким мрачным, Эймер. Мы скоро должны разбогатеть.

Священник уронил руки и призвал на помощь покорность.

– Как скажете, милорд.

Лэр поел хлеба, выпил бокал вина, который принесла Дора, самая полная из девушек.

– Где Одетта?

Круглое, пухлое, как у херувима, лицо девушки и маленькие губки бантиком отразили оживление.

– Она собирает яйца, сир.

– Она всегда это делает? – продолжил Лэр. Альбер, обмакивавший хлеб в вино, напустил на себя сонное выражение.

– О да, сир, – кивнула Дора. – Она любит давать курам смешные имена и вообще… – девушка неожиданно засмеялась, словно сказала что-то не к месту, и заторопилась из комнаты.

Тут из кухни появился Жюдо, уже в плаще, и, проходя мимо девушки, шлепнул ее по заду.

– Пора седлать лошадей? – спросил он.

Альбер быстро умял остатки хлеба, перебрался через лавку, чтобы подать хозяину меч и плащ.

– Нам нужны четыре лошади, – ответил Лэр. Недостаток лошадей становился проблемой. Де Фонтен дожевал кусок хлеба, который оставил во рту странный привкус, будто Лэр съел солому. Глотком вина де Фонтен постарался приглушить неприятный вкус. Жюдо поднял брови.