Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя - Езерская Елена. Страница 24

Таким он и предстал перед графом Киселевым, красочно расписав минувшие события. Писарев был уверен: его авантюра удалась. Он хотел терпеливо дождаться завершения проверки, но тут появилась госпожа баронесса. И Писарев загорелся — реванш напрашивался сам собой. Вообще-то, если он и думал сначала о продолжении связи с вдовой Корфа, то только как о мимолетности. Хотелось просто покуражиться: пусть барон с Небес посмотрит, как Писарев развлекается с его красавицей женушкой в его же доме на супружеской постели. Но потом Анна высказала идею, запавшую Писареву в душу, и он серьезно задумался о ее словах.

Уехать в Америку с деньгами и с красоткой актрисой, к тому же еще официально — баронессой, и начать там новую жизнь! Писарев понимал, что, оправдавшись перед Киселевым и сделав Корфа ответственным за пропажу денег, он не снимет с себя всей ответственности, скорее — просто отдалит миг более серьезного разбирательства. Но свидетелей его проступку нет, деньги «пропали», поэтому вряд ли он будет наказан, однако вполне возможен вариант его возвращения в Россию. А этого Писарев уже не хотел.

Ему удалось обелить свое имя в глазах Киселева, пора было подумать и о себе. И предложение Анны пришлось как нельзя более кстати. Писарев решился — ночь, проведенная в объятиях баронессы, показалась ему чем-то фантастическим. Он не ручался в точности за все детали, но его воспоминания были полны необыкновенных ощущений и казались невероятно порочными.

«А почему бы и нет?» — сказал себе Писарев. Совсем неплохо иметь рядом с собой столь пылкую любовницу, которая может скрасить его быт и станет помощницей во всех делах. Писарев был уверен, что отчаявшаяся женщина способна на все ради спасения своей жизни. Тем более что она по рождению наполовину из простых, а в них чувство самосохранения всегда преобладало. К тому же актриса, которой не привыкать к переменам покровителя.

И поэтому, оставив дом Корфов, Писарев летел как на крыльях. В его жизни появилась цель, которая поможет ему подняться из вечной зависимости от настроения начальства или виражей внутренней и внешней политики. Отныне он станет самостоятельным и свободным — с деньгами и прекрасной спутницей. Он начнет новую жизнь в Америке — стране необыкновенных возможностей, куда съезжалось все отребье Европы, с легкостью распрощавшееся со своей прежней жизнью на континенте и ставшее процветающим.

Над саквояжем его взяли. Два дюжих молодца, служившие у графа в кучерах, внезапно заломили Писареву руки, и тот взвыл вдруг тонко и отчаянно от бессилия и злобы. Продала, стерва, продала! Гренадеры быстренько всунули Писареву в рот кляп и поволокли за собой в стоявшую поодаль карету без опознавательных знаков и больше напоминавшую полицейский «сундук», в котором возили арестованных. «Отличный камуфляж!» — успел подумать Писарев. В лучшем случае случайные прохожие решат, что здесь проводится очередная проверка с участием полиции, а значит, рассчитывать на сочувствие горожан ему не приходилось. Квартал этот считался небедным, и здесь жили те, кто пострадал от бунтовщиков во время февральских событий.

Между тем гренадеры тащили его под руки, делая вид, что подобрали пьяного, а Писарев все норовил упереться ногами в землю, зацепиться за выступы разрушенного дома и деревянные балки перекрытий. Но силачи не давали ему ни малейшей возможности удержать равновесие и упрямо влекли к черной пасти кареты, раскрытой в зверском оскале и жаждущей сожрать и его самого, и его мечты о светлом будущем.

И тут ему опять повезло. Выворачиваясь под рукой одного из своих охранников, Писарев успел заметить мальчишку-гамена, которых было много в те дни на улицах Парижа. Беспризорники и дети нищих кварталов продавали газеты по одному су, просили милостыню и подбирали остатки после разгромов, учиненных старшими. Писарев понял: силачи проследили за его взглядом и на мгновение отвлеклись от своего подопечного. И тогда он собрался, поднатужился и одним ловким движением ужом выскользнул из державших его рук.

На минуту силачи растерялись, первым делом обеспокоившись за судьбу заветного саквояжа, и упустили время. А его Писареву вполне хватило, чтобы добежать прыжками до угла, из-за которого выглядывал мальчишка-гамен. И когда тот вырвал у беглеца кляп изо рта, Писарев прошептал ему:

— Помогите, меня преследует полиция!

— Ты сражался на баррикадах, брат? — спросил мальчик, помогая ему встать.

Добежав до спасительного угла, Писарев споткнулся о край стены и упал, больно ударив левое колено. Писарев кивнул, не вдаваясь в подробности.

Гамен крепко пожал ему руку и затем свистнул в два пальца, пронзительно и резко. На призыв через мгновение отозвались какие-то тени, которые стали появляться буквально ниоткуда. И когда посланцы Киселева опомнились и бросились вслед за Писаревым, они вдруг оказались в опасном окружении. И потому, обменявшись взглядами, силачи решили отступить. В конце концов, они получили главное — деньги, а этот подлец пусть пропадает. И, семимильными шагами добежав до кареты, силачи прыгнули в нее и умчались восвояси.

Об этом конфузе своих подчиненных Киселев Анне не рассказал. Зачем волновать и без того настрадавшуюся баронессу? Ведь они добились того, чего хотели, — пропажа нашлась, и появилось объяснение исчезновению барона. Киселев уже немало разузнал о прошлом, связывающем Корфов и Писарева, и становилось очевидным, что вся эта история была капитаном подстроена. Поэтому Киселев явился в дом Анны с чувством выполненного долга перед нею.

— То, что вы сделали, баронесса, — с поклоном сказал он, входя в гостиную и целуя хозяйке руку, — воистину не поддается измерению в любых единицах вознаграждения.

— А я и не ждала благодарности в привычном понимании этого слова, — уставшим голосом откликнулась Анна. — Моя главная боль и забота — честь моей семьи и репутация моего супруга.

— Смею вас заверить — теперь ей ничто не угрожает, — кивнул Киселев. — Ваш муж оправдан по всем статьям. Благодаря вашему содействию нам удалось проследить капитана Писарева до тайника, где он прятал похищенный им саквояж с деньгами. И теперь преступник будет препровожден в Россию для того, чтобы предстать перед судом.

— Надеюсь, он не избежит наказания? — в голосе Анны послышалась озабоченность. — До сих пор этому человеку чудовищно везло и удавалось скрывать свою подлинную сущность и оставаться безнаказанным.

— Поверьте, у нас есть достаточно верные пути возвращения на родину, отступить от которых ему будет невероятно трудно, — заверил ее Киселев.

— Хотелось бы услышать от вас — «невозможно», — грустно улыбнулась Анна.

— Думаю, вы прекрасно меня понимаете, а говорить всегда лучше приблизительно и в общем, — усмехнулся граф.

Анна вздохнула. Все последнее время она с усердием уничтожала следы пребывания Писарева в своем доме. Сначала Варвара по просьбе Анны сожгла в печке на кухне постельное белье и рубашку, которой касался Писарев, а потом накипятила побольше воды для ванны — Анна хотела немедленно принять ее.

Позже пришли супруги Боннэ, а следом Санников привез от Жозефины детей, и Анна бросилась к ним с такой радостью, как будто не видела сто лет. Она обнимала и целовала детей, и слезы градом текли из ее глаз. Анна почему-то была уверена, что это — слезы радости. Она ни минуты не сомневалась, что больше Писарев не вернется в ее дом. Согласно плану, который они обсудили вчера с Киселевым, капитан, едва выйдя из ее дома, становился добычей, а охотники на живца, по словам графа, были у него отменные.

И вот Писарев разоблачен, в доме воцарилась привычная атмосфера. Не было только Владимира — где же он, где?! Анна отказывалась верить в его гибель, и была полна решимости продолжать поиски мужа.

— Однако мы еще не завершили то, ради чего затевали эту интригу, — напомнил Анне Киселев. — Вы должны связаться с месье Шервалем, передать ему деньги и получить от него обещанные документы.

Анна вновь вздохнула — она чувствовала себя такой разбитой, такой беспомощной. И только присутствие детей придавало ей силы и уверенности в себе. Но граф был прав: осталось еще одно дело, возможно, самое важное. И Анна понимала, что его нельзя отложить.