Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя - Езерская Елена. Страница 25

Согласно договоренности с Шервалем, настоятельно просившим ее стать посредником между ним и заинтересованными персонами на русской стороне, как это делал барон Корф, она под видом цветочницы снова навестила трактир на улице Каменщиков и оставила букет фиалок на окне, выходящем на улицу, что означало: готовьтесь к встрече, наши условия выполнены. Потом Анна отправила месье Боннэ с запиской на русском языке к Киселеву и вечером, преобразившись в служанку, направилась по уже известному ей маршруту через рынок, где ее подобрал скромно одетый господин в простой карете, больше похожей на полицейский «сундук» и не вызывавшей ни малейшего любопытства у парижан.

Подавая Анне руку и помогая подняться в карету, граф с обычной любезностью перекинулся с ней парой малозначительных фраз, но потом всю дорогу до места встречи они молчали. Напряжение в карете напоминало прохладный ветерок, предвещающий грозу: электрические разряды уже пронизали его, но до грома и молний было еще очень далеко. Анна сидела рядом с Киселевым, а сопровождавший их усач устроился напротив. Он оказался такой огромный, что вынужденно расположился на сиденье боком, иначе его ноги придавили бы колени и ступни его более хрупких визави. Чуть ранее назначенного часа карета остановилась за квартал до улицы Каменщиков в тихом и безлюдном переулке. Анна в знакомом камуфляже вышла из кареты с корзиной в руках — ни дать ни взять старуха-служанка — и заковыляла к трактиру. Шерваль уже ждал ее в комнате, нетерпеливо бродя из угла в угол. Он буквально бросился ей навстречу, и его глаза при виде корзины загорелись. Но Анна жестом остановила его порыв и предложила ему сначала показать обещанные документы.

— Но у меня их с собою нет, — развел руками Шерваль.

— Что это значит, месье? — гневно воскликнула Анна. — Вы затеяли какой-то обман?

— Ни в коем случае! — поспешил успокоить ее Шерваль. — Документы я оставил у одной знакомой, которая за определенную плату хранит их в своем сейфе.

— И вы полагаете, что теперь мы все вместе поедем к ней, чтобы забрать бумаги? — сухо спросила Анна.

— Нет, — покачал головой Шерваль. — Я хотел дать вам к ней записку, и вы сами сможете получить все.

— В таком случае, — холодно сказала Анна, — мы поступим следующим образом. Вы немедленно дадите мне эту записку, и один из моих спутников проследует по указанному вами адресу и привезет документы сюда. И лишь когда мы убедимся, что там все, что вы обещали нам, вы получите свои деньги, и мы расстанемся.

— Однако я полагал… — начал Шерваль, но Анна прервала его:

— Вы полагали, что я настолько наивна и позволю одурачить себя? Не выйдет, месье Шерваль! Вы останетесь здесь со мной до тех пор, пока я не получу подтверждения, что обещанные вами документы получены, и они те самые, которые мы ожидаем. А чтобы вы не придумали ничего другого или не решили напасть на меня, мы сделаем следующее…

Сказав это, Анна постучала по двери, и в комнату тотчас вошел громадный усач. Шермаль побледнел, от одного вида гренадера как-то сморщился и растерял весь свой светский лоск и самоуверенность. Потом он нехотя достал из-за обшлага сюртука сложенный вчетверо листок бумаги и подал его Анне, которая, едва заметив это движение француза, откинула полу плаща и подняла руку, сжимавшую пистолет.

— Имейте в виду: пистолет заряжен, а стрелять меня учил муж, один из лучших дуэлянтов в моей стране, — предупредила его Анна.

— Но вы совсем не поняли меня, мадам, — пролепетал Шерваль. — У меня и в мыслях не было обманывать вас и тех, кто стоит за вами. Просто я хотел, чтобы все побыстрее закончилось…

— Хотели побыстрее схватить деньги и убежать? — усмехнулась Анна. Конечно, она понимала: Шервалем движет жадность, но не могла позволить ему завладеть деньгами прежде, чем придет подтверждение от Киселева, что документы получены. — Не выйдет, вы слишком много наобещали! А мы, русские, хотя и доверчивы, но очень не любим, когда пользуются нашей добротой слишком беззастенчиво.

— Нет-нет, — заторопился Шерваль. — Пусть ваши люди проверят, бумаги на месте. Передайте это письмо мадам Коринне, что держит заведение на Пляс-Пигаль. Она мой давний друг и дама честная.

Усач гренадер не выдержал и хмыкнул, а Анна осуждающе взглянула на него. Не все падшие женщины продажны, по крайней мере, душою. Силач проглотил усмешку и, взяв из дрожащей руки Шерваля листок, скрылся за дверью.

— Напрасно вы не доверяете мне, — прошептал Шерваль после затянувшегося молчания. — Я действительно хотел взять деньги и немедленно уехать, но вы скоро убедитесь, что свое слово я держу. А чтобы вы окончательно успокоились, готов передать вам сейчас же заявление, в котором свидетельствую обо всех событиях того дня, когда пропал ваш муж.

Шерваль сунул руку за вырез жилета, и Анна предупредительно подняла пистолет на уровень его груди. Но Шерваль и в самом деле достал из внутреннего кармана конверт, развернул его и, подойдя ближе к лампе, стоявшей на подоконнике, прочитал текст. И, слушая его чтение, Анна едва не разрыдалась.

Она чересчур ярко и явственно представила себе этот день, который должен был стать торжеством исполненного Корфом поручения, а превратился в кошмар, отнявший у нее любимого мужа, разрушивший ее семейное счастье и едва не растоптавший честь их фамилии. Слезы застилали ей глаза, и рука, державшая пистолет, задрожала.

В этот момент Шерваль бросился на нее, выбил пистолет и стал вырывать корзинку с деньгами. Счастье, что в комнату как раз в эту минуту ворвался посланник Киселева и с силой ударил Шерваля ручищей по голове. Француз сразу обмяк и медленно мешком свалился на пол.

— Что? Что?! — Анна с замирающим сердцем воззрилась на усача.

— Все в порядке, госпожа баронесса, — откозырял тот от картуза, лихо изогнутого на его голове. — Его сиятельство велел передать, что все бумаги получены и соответствуют обещанию этого господина. Так что мы можем возвращаться.

— А как же он?

— А чего он? — пожал плечами силач. — Полежит немного, придет в себя и тоже отправится восвояси. Он уже сделал все, что от него ожидали. Пусть забирает свои деньги и катится куда подальше! Идемте, я провожу вас.

Анна кивнула и, подняв с пола упавший документ — свидетельское признание Шерваля, вышла вслед за усачом из комнаты.

А Киселев тем временем во весь опор мчался в предместье Сент-Оноре, где на улице Сен-Флорантен жила княгиня Ливен.

Дарья Христофоровна была женщиной во всех отношениях замечательной. Сестра шефа жандармов (по рождению Доротея Христофоровна Бенкендорф), она пятнадцати лет от роду вышла замуж за двадцатитрехлетнего военного министра графа Ливена, получившего в 1826-м княжеский титул, и стала фрейлиной великой княгини, а затем императрицы Марии Федоровны. Впоследствии вместе с мужем, переведенным в ранг посла, она жила то в Берлине, то в Лондоне, фактически выполняя за него дипломатическую миссию, которую на Ливена возлагали его государи — сначала Павел I, потом Александр I и, наконец, Николай Павлович, с коим состояла в (личной — по статусу, и служебной — по назначению) переписке.

Княгиня Ливен не отличалась красотой, но была невероятно умна и излучала столь энергетическое обаяние, что под его властью легко оказывались очень многие сильные личности мира сего. Ее обществом наслаждались великий Талейран и князь Меттерних, в числе ее поклонников был министр иностранных дел Англии Каннинг, а ее последним приобретением оказался премьер-министр Франции при правительстве Луи-Филиппа Франсуа Гизо.

Но Дарья Христофоровна не только соблазняла знаменитых и влиятельных политиков. Она самым активным образом участвовала в решении многих вопросов внешнего курса России. Княгиня превратилась в одну из ключевых фигур создания «Священного союза» монархических государств Европы, задуманного Александром I. Ее оценкам ситуации в мире и характеристикам, даваемым ею тем или иным политическим деятелям, доверяли не только Нессельроде и ее брат, шеф III Отделения, но, прежде всего, сами государи и их приближенные из числа придворных.