Эхо во тьме - Риверс Франсин. Страница 95

— Я постараюсь не забыть этого.

— Не старайся. Повторяй эти слова снова и снова, пока они не будут записаны в твоем сердце. И помни еще. — Она процитировала Прометею псалом о пастыре. — Повторяй за мной. — Она повторяла эти слова до тех пор, пока он их не запомнил. — Повторяй утром, днем и вечером, и пусть эти слова станут главными в твоих мыслях.

Хадасса открыла дверь и вышла. Прометей поддерживал ее, когда она спускалась по ступенькам. Когда они дошли до ворот, он открыл их перед ней. Она остановилась и взглянула на него.

— А ты не знаешь, почему господин Марк так возненавидел свою сестру?

— Нет, — ответил Прометей. — Я слишком был занят своей бедой, поэтому не замечал беды других людей. К тому же, очень скоро, после того как тебя отправили на арену, я бежал из этого дома.

Хадасса вздохнула.

— Хотела бы я знать, что между ними произошло. — Наверное, все дело в тебе.

Она удивленно посмотрела на него.

— Почему ты так считаешь?

— Он ведь любил тебя, разве не так?

Эти слова Прометея глубоко опечалили ее, потому что пробудили в ней нелегкие воспоминания. Действительно ли Марк любил ее?

— Наверное, я чем-то отличалась от тех женщин, которых он знал. Была не похожа на них. Но я не думаю, что он по-настоящему любил меня. — Если бы он ее любил, разве бы он не прислушался к ее словам о Господе?

Она вспомнила, как Марк говорил ей о любви в покоях Юлии. Она вспомнила его гнев, когда она отказалась выходить за него замуж. У него была уязвлена гордость, но не сердце. И поэтому он проклял ее и ушел. Прошло много времени, и она встретила его только в тот день, когда они столкнулись возле общественных бань. После той встречи она уже не чаяла его встретить, и вот теперь ей вновь предстоит жить с ним под одной крышей. Ее охватил трепет — и необъяснимый восторг. Марк, возможно, никогда и не любил ее по-настоящему, зато она по-прежнему его любила.

— Прим думал, что Марк Валериан любит тебя, — сказал Прометей. — Он то и дело с издевкой говорил об этом Юлии. Как-то он сказал ей, что господин Марк приходит сюда, чтобы повидать не собственную сестру, а рабыню.

— Это неправда. Он всегда был предан Юлии. Марк всегда любил свою сестру. Он боготворил ее.

— Но он больше не любит ее.

Хадасса замолчала, недоумевая.

— Хочу верить, что он снова полюбит ее. — Она протянула к Прометею руку и дотронулась до его плеча. — Я каждый день буду молиться за тебя. Будь крепок в Господе.

— Я приложу к этому все силы.

— Он защитит тебя, — хрипло сказала она, не в силах больше говорить ни слова. Ее глаза уже были влажными.

Хадасса отошла от Прометея и вышла за ворота. Он закрыл за ней ворота и прислонился к ним лбом. «Боже, защити ее. Господи, не оставляй ее». Повернувшись, он поднялся по ступеням на опустевшую виллу, повторяя те слова, которые она ему только что сказала.

«Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…»

41

Марк выходил вместе с Юлием из триклиния, когда один из слуг пропустил в переднюю женщину с закрытым лицом.

— Рафа! — радостно вздохнул Юлий и направился к ней, оставив Марка одного.

Женщина стояла, опершись на свою палку, но протянула ему руку в знак приветствия.

— Юлий, хорошо выглядишь. Как госпожа Феба?

— С тех пор как ты последний раз была у нее, — без изменений. Мы и не ждали тебя сегодня вечером. Госпожа Феба отдыхает.

— Я служу госпоже Юлии.

— Так это ты? Госпожа Юлия сказала, что ожидает служанку, но я не думал…

— Это и понятно.

— Как же так получилось?

— Господь свел нас вместе. Где она?

— Когда она сюда прибыла, у нее сдали нервы. Господин Марк приказал принести ей в покои вина. Я присмотрел сейчас за ней. Она спит.

Марк подошел ближе, глядя на них с сардонической улыбкой.

— Как ты, наверное, догадался, она изрядно выпила и забылась крепким сном.

Сердце Хадассы забилось чаще, когда она услышала знакомый голос. Она взглянула на Марка, когда он остановился перед ней.

— Добрый вечер, мой господин.

Он смотрел на нее холодным взглядом.

— Я тебя не ждал.

— Но я же говорила тебе, что приду.

— Да… я помню. — Он нахмурился, чувствуя некоторую неловкость. — Только думал, что ты придешь завтра, или послезавтра.

— С твоего позволения, я поднимусь к ней.

— Как тебе будет угодно.

Она захромала к ступеням. Было видно, что она устала и страдала от боли.

— Рафа, подожди, — сказал Юлий, направившись к ней. Они тихо поговорили, о чем — Марк не слышал. Она положила руку ему на плечо. Юлий покачал головой и поддержал ее под руку. Марк наблюдал, как он помогает ей подниматься по лестнице.

Раздраженный прибытием этой странной женщины, Марк вошел в перистиль. Сев в том небольшом алькове, в котором ему часто доводилось сидеть с Хадассой, он прислонился спиной к стене. Закрыв глаза, он слушал шум фонтана. Эта женщина с закрытым лицом явно озадачивала его. От ее присутствия ему почему-то становилось не по себе.

Услышав звук шагов на лестнице, он открыл глаза и наклонился вперед.

— Юлий, я бы хотел поговорить с тобой.

Юлий прошел к нему через перистиль.

— Она пришла сюда пешком, — сказал он, подойдя к Марку. В его тоне слышалась нотка упрека.

Марк помрачнел.

— Я бы послал за ней паланкин завтра.

— Я слышал, что она ушла от Александра Демоцеда Амандина, но даже не представлял себе, что она служит госпоже Юлии. Удивительно!

— Зачем? Кто она такая, если всякий мог бы трудиться там, где она, и делать ту работу, которую делает она?

— Она Рафа, — нахмурившись, Юлий жестом подозвал одну из служанок и сказал, чтобы та отнесла поднос в покои Юлии.

— О! Рафа здесь? — воскликнула девушка с радостным удивлением.

Марк взглянул на нее. Неужели все в доме знают, что это за женщина?

— Да, — ответил ей Юлий, — и она останется здесь с госпожой Юлией. Внесите в ее покои еще один диван и проследи, чтобы там было достаточно теплого постельного белья. Рафа не просила теплого компресса, но я думаю, ей сейчас тяжело после такого перехода от виллы госпожи Юлии.

Марку снова стало досадно при повторном упоминании о том, что Рафа пришла сюда пешком.

— Скажи ей, что она может пользоваться нашими ваннами, — холодным голосом сказал он.

— Спасибо, мой господин, я думаю, она будет тебе очень признательна, — сказал Юлий.

Марк сердито посмотрел на него.

— И еще, Лавиния, — сказал Юлий служанке. — Рафа просила, чтобы никто из посторонних не знал о том, что она здесь. Скажи об этом остальным в доме. Рафа хочет, чтобы ничто не мешало ей заботиться о госпоже Юлии.

— Хорошо, я всем скажу. — Девушка поспешила из перистиля, и Марк не мог не заметить, какое у нее было радостное настроение.

— Можно подумать, что к нам в дом пришел сам проконсул, а не какая-то искалеченная рабыня, чье лицо никто толком даже рассмотреть не может, — с сухой насмешкой сказал Марк.

Юлий пораженно смотрел на него.

— Неужели ты ничего не слышал о ней?

— Меня здесь долго не было. Ты забыл? Поэтому у меня есть много вопросов. И один из них: Кто она?

— Она целительница. Я узнал о ней на рынке вскоре после того, как твою мать хватил удар. Мне сказали, что Рафа может исцелить одним прикосновением руки. И тогда мы обратились к ней за помощью.

— Видно, что она вовсе не та, за кого ее принимают, иначе мама давно бы уже встала, могла бы говорить и ходить.

— Сама Рафа тоже так говорит, мой господин, — быстро сказал Юлий, — но именно она смогла убедить нас в том, что твоя мать понимает все, что происходит вокруг. Другой врач, приходивший сюда, сказал, что лучше всего будет покончить с ее страданиями одной дозой цикуты.

Марк похолодел.

— Продолжай…

— Тот врач, который пришел с Рафой, тоже предложил умертвить твою мать как безнадежную. Рафа запротестовала. Она настаивала на том, что твоя мать в сознании, что ее ум, в отличие от тела, работает. И мы тогда оказались перед трудным выбором, мой господин. Что было лучше для твоей матери? Можешь себе представить, каково ей пребывать в таком состоянии? Я видел в ее глазах столько страха и отчаяния, но не знал, понимает ли она то, что вокруг нее происходит. Рафа настаивала на том, что она все понимает и должна жить. Рафа попросила нас оставить ее наедине с госпожой Фебой, и когда она потом разрешила нам снова войти в покои, мы увидели, что твоя мать пребывает в том состоянии, в котором она находится и сейчас. Что бы там Рафа ни сказала ей, или ни сделала, но это вселило в твою мать надежду. И еще важно то, что Рафа придала ее жизни смысл.