Королева Марго. Искушение страсти - Павлищева Наталья Павловна. Страница 57
Король распорядился позвать любовницу.
— Оставьте нас…
Когда все покинули комнату, Генрих протянул руки к Габриэль:
— Подите сюда, я хочу кое о чем спросить вас…
Фаворитка с трудом скрывала ужас при виде исхудавшего, замученного болью и страхом короля. Но даже такой он был ее единственной защитой, Габриэль совершенно искренне молилась, чтобы Генрих справился с болезнью, иначе ей самой тоже не жить, ненависть к королевской шлюхе слишком у многих была велика.
— Мадам, без операции мне не выжить, как я ни оттягивал, делать ее придется…
Красавица разрыдалась, уверяя короля, что все пройдет благополучно! Тот поморщился.
— Я хотел бы спросить вас вот о чем… Будете ли вы любить меня по-прежнему, если я в результате останусь… не смогу больше быть мужчиной?
— О да, конечно!
Этот дурно пахнущий идиот думает, что его любят за мужские способности! И это при том, что не способен удовлетворить полностью ни одну любовницу!
— Я понимаю, что вам нужен мужчина, а потому в таком случае закрою глаза на ваши измены, но только с одним-единственным человеком…
Женщина замерла, вот уж чего, а таких речей она от любовника не ожидала.
— …я знаю, что вы не прекращали связи с Бельгардом, пусть он и останется при вас. Но для двора это должно быть тайной. Впрочем, вы достаточно ловки, ведь удавалось скрывать до сих пор…
Теперь красотка рыдала не на шутку.
— Ну, полноте. Надеюсь, только я обратил внимание на то, что Бельгард не был вполне одет, когда встретил нас в Монсо. Скажите ему, чтобы был осторожен…
Короля скрутил новый приступ боли, потому он махнул рукой любовнице:
— Идите и молитесь, чтобы я остался жив, иначе Бельгард не сможет защитить вас и детей.
Генрих выжил, причем не просто выжил, а остался мужчиной и даже сохранил способность к зачатию детей, позже супруга родила ему пятерых и еще нескольких добавили фаворитки.
Но после операции несколько месяцев действительно вынужден был воздерживаться. Бельгард постоянно крутился рядом, но теперь Генриху было все равно. Пока однажды он не заметил некоторую странность.
Врачи запрещали ему даже касаться любовницы, а уж спать с ней тем более, сама же Габриэль, напротив, словно сошла с ума, она пыталась буквально затащить Генриха в постель. Тот смеялся:
— Ах, мадам, как вы нетерпеливы! Ну подождите хоть немного, потерпите месяц, врачи обещают, что я совсем скоро снова стану мужчиной…
И вдруг… что за странный жест, Габриэль словно оберегала свой живот! Генрих уловил его невольно, да и сама фаворитка сделала этот жест непроизвольно. Так охраняют плод беременные женщины. Но когда ему делали операцию, беременна она не была! Значит… неужели Габриэль носит ребенка от другого, а в постель его тащит, чтобы выдать за его?
— Вы беременны, мадам?
Она почти испуганно вздрогнула:
— Нет, что вы, откуда?
— Вот и я думаю: откуда?
Генрих свел все к шутке, но самому было не до шуток, он больше не верил Габриэль. Если она способна обманывать сейчас, то где гарантия, что не делала этого прежде? Его предупреждали, что у мадам прежний любовник — Бельгард, что они не расстались. Может ли быть, что и дети не от самого короля?
Габриэль женщина чуткая, почувствовав изменение в настроении Генриха, она удвоила усилия, и на некоторое время тяжелые мысли покинули голову бедного короля. Потом закрутили дела, которых набралось за время болезни немало, но он не забыл своих сомнений. Любовница сделала все, чтобы он не понял истинных сроков беременности, но теперь король уже знал все: Бельгард спал с той, которую он хотел назвать королевой, всегда оказывался в нужное время и в нужном месте словно случайно, он был третьим в их постели, и сознавать это невыносимо больно.
Генрих любил по-настоящему, а его столько лет обманывали, дурачили, наверное, и насмехались…
Она хотела быть королевой? Но стоит надеть на палец обручальное кольцо, а на чудесную головку корону, как он станет и вовсе не нужен…
— Почему же нет согласия на развод, ведь столько времени прошло? Может, ваша супруга в действительности против?
Его супруга, конечно, была против, но знать об этом Габриэль не полагалось.
Пока король болел, был создан целый регентский совет, готовый помешать восшествию на престол бастарда — сына Габриэль д'Эстре, — несмотря на то что король признал его своим сыном. И никого не было за этого мальчика, кроме самой Габриэль. Франция явно давала понять, что признает самого Генриха, позволяет ему иметь сколько угодно любовниц и даже прощает траты, но вот пустить на трон детей его шлюх не готова.
Ничего не говоря фаворитке, Генрих поручил вести переговоры с семейством Медичи о Марии. Племянница Тосканского герцога, по слухам, была красивой, хотя и весьма дородной особой. Зато Франции могли простить огромные долги, да еще и дать приданое…
Габриэль родила уже четвертого ребенка, хотя теперь Генрих вовсе не был уверен, что это его дитя. Когда крестили этого малыша, названного Александром, Сюлли заметил по поводу расходов на крестины «Сына Франции»:
— Не существует никаких Детей Франции…
Габриэль возмутилась и потребовала отставки министра. Вот тогда она впервые услышала, как король может разговаривать с ней другим тоном. Генрих сухо заметил:
— Если бы мне пришлось выбирать, то я скорее отказался от десятка таких любовниц, как вы, чем от одного такого преданного помощника, как он!
Фаворитке понадобились немалые усилия, чтобы вернуть расположение короля. Больше она что-то говорить против кого-либо не рисковала. Теперь главной задачей стал развод Генриха и Маргариты и королевская корона на собственной голове. Ради этого Габриэль готова стать милостивой к Маргарите, почти бывшей королеве выделены средства для уплаты долгов, а также задержанное содержание…
— Ничего, я пока тебя потерплю, но как только стану королевой, ты у меня не то что в Юсоне, даже в Бастилии жить не сможешь! Я не прощу стольких лет ожидания!
Дзаметта был великолепным мастером, его умение шить обувь такую, чтобы не жала, не терла и не была похожа ни на чью другую, всегда приводило в восторг королевскую семью. Маргарита тоже заказывала свои туфельки у Дзаметты… И дом у него стоял очень удобно — за высоким забором, скрытый от чужих глаз…
К чему это? А к тому, что Дзаметта быстро перешел от шитья обуви к другим услугам и доходы его неизмеримо выросли. Мастер давал деньги в долг, проценты добавляли достаток, пока он шил туфельки, деньги делали деньги. Многие итальянцы умели делать деньги в Париже. Дзаметта стал банкиром.
Давал он деньги когда-то Маргарите де Валуа, ссужал средствами и нынешнюю фаворитку Габриэль д'Эстре герцогиню де Бофор. Ссужал короля, когда тот оказывался гол как сокол после подарков любовнице. Король бывал в доме Дзаметты… без своей Габриэль, потому что даже самые горячие любовницы приедаются, особенно если они сами не слишком верны.
У мастера сохранились мерки королевы Наварры Маргариты де Валуа, потому присланные им в Юсон туфельки оказались впору, несмотря на то что сама она весьма поправилась. Переписка между мастером и опальной королевой стала интенсивной… Ищейкам фаворитки и в голову не приходило, что именно через мастера передаются те послания королю, о которых она сама не должна знать, как не должны знать и многие другие.
Король знал все, что творится в далекой Оверни, вовсе не из донесений официальных лиц, а из посланий Маргариты Дзаметте. Но бывшему обувщику приходили письма из Рима. Почему такая честь? Значит, было за что…
Однажды Маргарита прислала необычное предложение, Дзаметта даже не сразу решился передать его Генриху IV. К удивлению банкира, король согласился:
— На Пасху… Если выживет, значит, она чиста, сделаю ее королевой.
В следующий приход к Дзаметте Генрих увидел большой черный крест, висящий в изголовье кровати.
— Этот?
— Да.