Винтервуд - Иден Дороти. Страница 29

— Это была всего лишь невинная шалость, тетя Тэймсон. Такие вещи проделывают все маленькие мальчики.

— Выходит, даже если бы я лежала тут мертвой, вы все равно бы нашли для него оправдания.

— Но вы же не лежите мертвой, и, конечно же, я намерена поговорить с Тедди. Он не имел в виду ничего дурного. Он вас очень любит.

— Любит! Меня любит только один человек на свете — мой собственный сын.

— Тетя Тэймсон! — голос у Шарлотты был встревоженный. — Я собираюсь послать за доктором Манроу.

Голос тети Тэймсон стал громче:

— Тьфу! Мне не хуже, чем всегда. Я умру, когда придет мой час. Но не раньше! Не рассчитывайте на это!

Шарлотта вышла из комнаты медленно; лицо у нее было встревоженное. Она осторожно закрыла за собой Дверь, увидела прислушивающихся к происходящему Женщин и сказала:

— Она говорит так, как если бы Том, бедный маленький Том, не был мертв.

— Старые люди иной раз заговариваются, мэм, — сказала Элиза. — Я думаю, это результат шока. Обычно она в совершенно здравом уме. Я пойду к ней.

— Да, пожалуйста. А ты, Тедди, пойдем со мной. Мама хочет очень серьезно с тобой поговорить.

Глава десятая

Со стороны Эдварда это была всего лишь ребяческая проказа, и в каком-то смысле она оказалась полезной, ибо Эдвард явно сам перепугался и поведение его изменилось. Юный мистер Буш немного повеселел. Иногда он сопровождал Флору и Лавинию во время их прогулок, проявляя к Флоре почтение, доставлявшее девочке удовольствие. Короткие каникулы Саймона кончились. Облачившись в свою форменную школьную одежду, он вежливо со всеми попрощался. После его отъезда наступило время Шарлотте и Дэниелу готовиться к поездке в Виндзор.

Неделя была посвящена проблемам нарядов. Шарлотте шили новое бальное платье, и два новых туалета к вечернему чаю, каждый из которых был щедро украшен кружевными рюшами. Элиза, которая со свойственной ей медлительностью и осторожностью начала проникаться симпатией и доверием к Лавинии, предложила сшить платье и ей, если она сможет купить материал.

— Я хорошая портниха, мисс Херст. Моя мать шила манто и меня научила.

— А где я буду щеголять в своем платье, Элиза? — не без горечи спросила Лавиния.

— Не горюйте, мисс Херст. Найдется множество поводов появиться в нем. Приближается Рождество, здесь будут балы, приемы. Вы уж простите, но я должна сказать, что ваше синее платье не слишком вам идет. Вы поймите, я не предлагаю какой-нибудь сверхмодный наряд, а просто что-нибудь, что будет больше вам к лицу.

Со стороны Элизы это было очень милое предложение, и Лавиния приняла его с благодарностью. В то утро ей впервые заплатили жалованье, и она решила со свойственным ей безрассудством потратить все деньги на отрез хорошего шелка. Она повезет Флору на день в Дувр, и там можно будет также купить обещанный флоре муслин с розочками. Об этом еще предстояло договориться с Шарлоттой, но та, как видно, была настолько возбуждена и обрадована перспективой ближайшего уик-энда, что легко на все согласилась.

— Да ради Бога, мисс Херст. Займитесь как следует гардеробом Флоры. Покупайте любые красивые вещи, которые ей, бедняжке, понравятся. Идите к Билэккетсу, пусть все запишет на мой счет. Закажите карету и захватите с собой Джозефа. Не позволяйте Флоре переутомляться, хотя не сомневаюсь, что в этом отношении могу целиком положиться на ваш здравый смысл.

Войдя в комнату, Дэниел услышал о предстоящей поездке Флоры и Лавинии и специально зашел в желтую гостиную выразить свое удовлетворение по этому поводу.

— Итак, мисс Херст настраивает тебя на легкомысленный лад, — сказал он, обращаясь к Флоре.

— О нет, папа, она говорит только, что я стану более привлекательной, когда мне можно будет сделать высокую прическу. Когда это можно будет сделать?

— Я думаю, лет этак через пять.

— Но это же целая вечность! А что — до тех пор я должна одеваться, как маленькая девочка?

— Это тебе надо спросить у мисс Херст.

Пять лет. Уж не воображает ли он, что она проведет здесь столько лет. Ей будет к тому времени двадцать семь. И не замужем...

Ровным голосом Лавиния произнесла:

— Я собираюсь также купить Флоре туфли, мистер Мерион.

— Туфли? Но...

— Со времени несчастного случая прошел целый год, и, естественно, ножки у девочки выросли. У нее совершенно нет подходящей по размеру обуви, а вечно носить шлепанцы она не может. Я имела в виду пару лайковых башмачков на пуговицах и пару туфель, подходящих для торжественных случаев и танцев.

Дэниел оправился от удивления, и глаза его смотрели спокойно.

— Конечно. Отличная идея. Купите все, что вы считаете необходимым, мисс Херст. Жаль, что я не могу поехать с вами.

— Не глупи, папа. Ты будешь целовать ручку королеве. Это куда более торжественная церемония.

— Но не столь приятная.

— Папа! Тебя казнят за измену!

Дэниел смотрел на Лавинию. На лице у него было задумчивое выражение, смысл которого никогда не был ей до конца понятен, но которое — в этом она была почти уверена — означало одобрение. А может, и восхищение. Лавиния не понимала, как он может ею восхищаться, когда она вынуждена до такой степени смирять свойственные ей от природы жизнерадостность и веселый нрав и постоянно разыгрывать роль покорной прислуги. Рядом с эффектной, тревожащей душу красотой Шарлотты ее внешность должна казаться совсем бесцветной. Она была совершенно убеждена, что верно истолковала интерес, светившийся в его взгляде в тот вечер в венецианской опере. Но с тех пор она неизменно появлялась в своих «служебных» скучных одеждах, и тот образ неизбежно должен был стереться в его памяти. Она испытывала неукротимое желание во что бы то ни стало возродить его.

— Вам меня жаль, мисс Херст?

— Жаль?

— Ну вот Флора ведь считает, что меня следует расстрелять.

Флора захихикала, но Лавиния не проронила ни слова, продолжая смотреть на него.

— У вас был грустный вид. Это ведь была всего лишь шутка.

— Мисс Херст таких шуток не любит, папа. Однажды, когда я заговорила о виселицах, она прямо-таки побелела. Ведь правда, мисс Херст?

— Это потому, без сомнения, что она отзывчивее, чем ты. Ну ладно, мне надо идти, — Дэниел снова заговорил быстрым, небрежным тоном, прежняя задумчивая интонация исчезла. Взяв Лавинию за руку, он сказал: — До свидания, мисс Херст. Я перед вами а долгу. До свидания, озорница. — Он поцеловал Флору в лоб, и лоб Лавинии при этом тоже как-то странно защекотало, словно бы он прикоснулся к нему губами. — Будьте осторожны. Не допускайте, чтобы с вами что-либо случилось в мое отсутствие.

Флора все еще пребывала в состоянии эйфории.

— Дорогой папа! Да что может с нами случиться?! Вы и уезжаете всего на четыре дня!

— Я думаю, за четыре дня очень многое может случиться, — саркастически заметила Лавиния. Виселица, грозившая Робину... Пристальный взгляд Дэниела... Этот поцелуй, словно бы предназначавшийся ей. Она чувствовала себя взвинченной, напряженной и, по какой-то непонятной причине, преисполненной опасений. С отъездом хозяина и хозяйки дом будет казаться странно пустым и незащищенным.

Но все было в порядке. Поездка в Дувр и утреннее хождение по магазинам оказались очень удачными. В магазинах с Флорой всячески носились. Для нее поставили специальную кушетку, на которой она могла расположиться полулежа, весь товар ей подносили, чтобы она могла его тщательно осмотреть и выбрать то, что ей понравится. Тут были ткани, ленты, бальные туфельки, перевязанные атласными ленточками, и восхитительная соломенная шляпка, отделанная розовыми бутончиками. Лавиния видела, что Флора чувствует себя важной дамой. Она махала рукой, требовала подать ей что-то «вон оттуда», а потом, перехватив взгляд Лавинии, забавлявшейся ее поведением, вдруг смутилась и в знак протеста стала еще более надменной.

Однако ясно было одно: когда она чувствовала себя счастливой, как например в данный момент, в ее внешности появлялась какая-то неуловимая, готовая в любой миг ускользнуть, мимолетная прелесть. Возможно, даже, став взрослой, она превратится если не в истинную красавицу, то в очаровательную и привлекающую к себе внимание женщину. И Лавиния вдруг почувствовала, что ей хочется увидеть, как это произойдет, и она поняла, что позволяет временной ситуации, в которой она очутилась, перерасти в нечто гораздо более постоянное. Проведя вдали от Винтервуда всего несколько часов, она ясно сознавала, что всей душой стремится вернуться туда и вновь увидеть издали большой суровый дом на холме. За столь короткий срок она позволила не только обитателям этого дома, но и самому дому завладеть ее сердцем. Он надолго останется в ее снах.